исправлять, то до самого вечера не управились бы.
Кит прислонил лестницу к первому дому, достал из кармана кисть и открыл краску. От едкого запаха у ребят даже закружилась голова.
— Давай ты писать будешь. У тебя почерк девичий, красивый.
Унка залезла по ступенькам к табличке «Малая улица», взяла у Кита кисть и аккуратно вывела:
УЛИЦА ДЕДУШКИ БАРРИ
— По-моему, звучит! — сказал Кит, — и краска яркая, то, что надо!
Облачная сова от удивления выпучила свои и до того огромные глаза.
— Нравится? — спросила Унка.
— Угу, — отвечала сова. — Угу!
За час справились со всеми домами, как раз до завершения ярмарки.
— Никит, солнце почти на девяносто градусов. Нужно встретить у леса Платона и Ташу, — вспомнила Унка.
Но одноклассники пришли к лесу намного раньше. Когда тебе говорят, что в лесу ждет тайная миссия, ты готов прийти хоть ночью. Четверо ребят, двое из них в синюю крапинку, направились за лопатой в штаб. Гришка сразу сказал, что подкоп надо увеличивать. Он сам еле залез, а Платон в три раза больше будет.
— Ребята, я не пойду, — сказала Таша у дерева со штабом, — я высоты боюсь.
— И я! — крикнуло маленькое облако в форме воробья.
Ребята рассмеялись. Над облаком, не над Ташей. Они знали, что бояться — это нормально. Платон боялся контрольных, Унка грозы, а Кит… Вот Кит, пожалуй, ничего не боялся. Он ловко взобрался наверх и спустился уже с лопатой, торчащей из рюкзака.
Чем дальше в лес уходили ребята, тем страшнее становилось Таше. Унка взяла её за руку:
— Почти на месте, не бойся.
Пока увеличивали подкоп, пришёл Гришка.
— Вы чего, как далматинцы, синие? — спросил он.
— Мы улицу в честь дедушки называли.
— Не врёте? Целую улицу?
— Целую! — кивнули синие далматинцы.
Платон не вошёл в подкоп ни с первого, ни со второго раза.
— Выкладывай всё из карманов. Они вон у тебя как топорщатся, — сказал Гришка.
В карманах, и правда, оказалось море всего. Ракушки с берега Мики, маленький карандаш, катушка от ниток, колесо от машинки и стёклышко для секретика, завёрнутое в кусок газеты. Он выложил всё, и на этот раз получилось! Ребята оказались на поляне, где их ждали насос и загадочные ступени.
Платон, кажется, мог качать воду вечно. Гришка и Кит сменяли его, когда им становилось совсем скучно. А девочки просто рассказывали истории. Унка про дедушкину обсерваторию, а Таша — про всё на свете. И как только можно знать столько всего сразу?
«В конце лета у меня не было ни одного друга, — думала Уна. — А сейчас целых четыре. Да ещё и целое небо облаков».
Ребята всё гадали, что же их ждёт на дне. И за один только день увидели три новые ступеньки. Ункин термос с мятным чаем давно опустел, солнце звало по домам. На прощание Платон подарил каждому по ракушке.
— На память, — сказал он смущённо. — Спасибо вам за тайну.
На этом хорошие моменты для Унки и Кита закончились (как они думали). На улице «Дедушки Барри» толпился народ. Кто-то махал руками и кричал, а кто-то не знал, что ответить. Первыми оказались жители домов и глава города. Вторыми были родители Унки и сам старик Барри.
Двое синих далматинцев подошли к толпе. Они решили ничего не говорить, ведь их внешний вид говорил намного больше, чем любое признание. Толпа в недоумении смотрела на детей. А старик Барри изо всех сил прятал свою улыбку в седой бороде.
— Вы знаете что бывает за порчу имущества? — спросил высокий мужчина в мятом пиджаке.
— Нет, товарищ голова города, — ответил Кит. — Но мы ничего не портили. Мы сделали подарок.
— Подарки рисуют на бумаге! — крикнул кто-то из толпы.
— Мы просто подумали, — Унка сделала шаг вперед (и даже Кит поразился её храбрости), — мы подумали, что скульптору Вишневу было бы приятно узнать, что в честь него назвали улицу. Но как, по-вашему, он должен узнать об этом, если улицу назвали через сто лет после его смерти? А дедушка Барри ещё величе…, величее… Он вообще самый великий скульптор в Клаудинге, мне на экскурсии рассказывали.
С этим никто из жителей не спорил, а некоторые даже начали кивать в знак согласия.
— Зачем называть улицу в честь дедушки через пятьсот лет, если можно сегодня на его день рождения? — Кит тоже сдал шаг и сравнялся с Ункой.
Унка думала, что все злятся потому, что в честь них не названа ни одна улица на свете, даже самая крошечная. Но, похоже, уже никто не злился…
Голова города смотрел на детей, на синие надписи и на улыбающихся жителей домов. Он подошёл к скульптору и пожал ему руку.
— С днём рождения Барри! Кажется, сегодня у нас появилась новая улица.
На следующий день таблички сменили. Ровные напечатанные буквы говорили прохожим:
Ул. Дедушки Барри
Самая маленькая и самая лучшая улица в городе.
Каждое бабье лето у Кита и дедушки Барри была традиция — уходить в поход с ночёвкой. И не в лесок у фабрики, а в огромный лес, что за Громкой горой. Громкой её прозвали потому, что с её вершины облака было слышно громче в несколько раз. А когда низкая облачность, можно даже коснуться облаков рукой. Кит уговорил дедушку взять Унку.
В дни похода открывался маленький театр Лукьяна. А если Кита и Уны не будет в городе, то вероятность того, что всё пройдет хорошо, увеличивается почти в сто раз.
Унка положила в рюкзак всё, что считала нужным в походе: гуашь, мешочек для воспоминаний, тёплые вещи, старенький термос с вмятиной на боку, баночку с мятой, две шоколадки и дедушкин фонарик. Спальник для неё взял Кит, поэтому места в рюкзаке оставалось очень много. Тогда Унка решила взять с собой две банки яблочного варенья. И ещё сорвала три листочка алоэ (на всякий чрезвычайный случай)
Дорога до Громкой горы шла вдоль озера. Осень танцевала опавшими листьями, и Унка влюблялась в этот танец на всю жизнь. Дедушка Барри рассказывал о растениях и птицах, которые встречались на пути. Он оторвал маленькую иголочку пихты и растёр её в ладони. Потом закрыл глаза и вдохнул этот сладкий запах.
Унка повторила за дедушкой Барри. «Запах как живой», — подумала она, но говорить вслух не стала. Такая в лесу была красивая тишина, что разрушить её словами было даже страшно. Ункина ладошка пахла сладко до самой Громкой горы. Подъём был не из лёгких. Унка уже пожалела о варенье, которое
