Хромой Зубр, одетый в меховые штаны, поршни, куртку и накидку из рыси, сидел под священной ивой и обстукивал голышом округлый кремень, медленно превращая его в наконечник мотыги. Он всегда занимался этим здесь. Его работа требовала точности и аккуратности, а в доме, пусть и тёплом, было слишком темно. Время от времени мастер поднимал голову и обозревал окрестности. Зима — время голодное. Мало ли какой зверь в селение забредёт? Посему двух путников на реке Зубр заметил сразу, едва только те миновали излучину. Долго вглядывался, не веря глазам: уж очень редкими гостями были чужие люди на Большой Реке. Потом отложил камни, выпрямился, громко предупредил сидящих по домам потомков Мудрого Бобра:
— Лю-у-уди! К нам идут лю-у-уди!
Вскоре из жилищ начали выходить обитатели селения. Женщины и дети из любопытства — не каждый из них в своей жизни видел чужого человека. Мужчины — с копьями и топорами. Ведь не всякий чужак — желанный гость. И к тому времени, когда гости дошли до стойбища, почти все его обитатели успели спуститься к реке, на заснеженный пляж.
Гости выглядели солидно: впереди, волоча грузовую лодку, вышагивал охотник, на длинном ожерелье которого теснились не только волчьи зубы, но и громадные клыки и когти Большого Кота. Меховую шапку во множестве украшали длинные птичьи перья, грудь куртки была любовно вышита складывающимся в квадраты узором из меховых кисточек и птичьего пуха. В руках мужчина сжимал копьё со следами крови, на поясе его висели топор и пара кремневых ножей. Ещё несколько гарпунов торчали из лодки, небрежно прикрытой мохнатой тигриной шкурой. Маленькую женщину в длинном меховом платье, меховых штанах и накидке из заячьих шкур украшали два больших перламутровых ожерелья, выбившиеся из-под шапки мелкие косички поблескивали вплетёнными в них перламутровыми же бабочками.
Вперёд протолкался Чужой Голос. Он опирался на посох, увенчанный черепом орла, плечи накрывала бобровая накидка, которую шаман надевал только в моменты поклонения предку в святилище. Он собрался приветствовать гостей согласно издревле завещанным обычаям, но тут вдруг маленькая женщина закричала:
— Мама! Мама!!! — и кинулась вперёд.
— Снежана! Солнышко моё, радость моя! Нашлась! — Белая Лиса крепко обняла свою потерянную малышку. — Где же ты была, куда пропала? Я все глаза выплакала, ночи не спала…
Пыхтун к отцу и матери не бросился. Ведь ему было уже двенадцать лет — взрослый мужчина. А мужчина должен сдерживать эмоции, вести себя спокойно и уверенно. Он лишь подтянул лодку ближе и кивнул родителям на неё:
— Отец, мама, простите, я не успел выделать шкуру, она замерзла. Нужно отогреть её и замазать печенью. И отнести мясо в схрон. Надеюсь, там найдётся немного места для лишних припасов?
— Ты же сказал, что его забрали духи, Чужой Голос, — спросил у замершего шамана Белый Камень. — А он жив. Как же так?
— Духи забрали мальчика, а вернули взрослого охотника, — ответствовал шаман и возвысил голос: — Духи забрали у нас мальчика Пыхтуна, но взамен подарили нашему племени храброго охотника по имени Тигриный Волк! Пусть будет праздник, люди! В нашем роду стало больше ещё на одного достойного мужа! Вознесём благодарность нашему мудрому предку и послушным ему духам леса и реки!
— Я рад тебя видеть, Тигриный Волк, — наконец смог обнять сына Ломаный Клык. — Мой дом — твой дом. Идём домой.
Чистая Капля не сказала ничего. Она просто плакала.
— А хилого, глупого мальчика Пыхтуна ты не увидишь больше никогда в жизни, Белый Камень, — полушёпотом добавил шаман. — Его больше нет. Его забрали духи. Навсегда.
День охоты выдался ослепительно ярким и морозным до боли в зубах. Болезненно потрескивали от холода деревья, стрелял разноцветными зайчиками иней с голых ольховых веток, переливались всеми красками радуги пухлые сугробы, укрывшие, будто толстым одеялом, ямы и поваленные стволы, густые кустарники и вывороченные корни упавших берёз. Юный охотник, вглядываясь вперёд, поправил на руках заячьи рукавицы, украшенные поверху тремя рядами кожаных кисточек, и уже в который раз мысленно поблагодарил Снежану за подарок. Кабы не они — наверняка давно бы уже все пальцы отморозил.
«Ну скажи, Пыхтун, разве я была плохой хозяйкой? — всплыл в памяти плаксивый голос. — Ну, почему мама меня ругает всё время? То я не так сделала, то не этак получилось, это неправильно, то разваливается… Разве у меня что-то рвалось или разваливалось? Это же неправда, Пыхтун! Ну скажи, что неправда… Честно?.. Честно-честно?.. Пыхтун, ты когда возьмёшь меня замуж? Ты же обещал, Пыхтун! У тебя и имя уже есть, и ожерелье. Почему ты не берёшь меня замуж? Мама постоянно придирается. Я и сама всё знаю! Пыхтун, ты обещал!»
Снежана так и не научилась называть его новым, мужским, охотничьим именем: Тигриный Волк! Всё племя, сам шаман и Хромой Зубр, даже отец с матерью называли сына новым именем, и только для Снежаны он оставался мальчишкой Пыхтуном. Зато именно она позаботилась смастерить для него перед походом новые рукавицы. И не абы какие, а длинные, доходящие почти до локтя. И даже красиво их расшила. Ныне, в самый трескучий мороз, юный охотник смог в полной мере оценить её старание.
Предательски захрустел снег, выдавая подходящих из-за спины охотников, с лёгким шелестом осыпалась с низких крон лещины изморозь.
Видно, кто-то придавил невидимую под снегом длинную ветку. Тигриный Волк оглянулся, сдержанно кивнул подошедшим Белому Камню, Ломаному Клыку и Лёгкому Ветру.
— Показались? — кратко поинтересовался отец, выпустив изо рта облачко пара.
— Никого, Клык, — пожал плечами юный охотник. — Ни запаха, ни звука.
— Там их логово, там, — вмешался Лёгкий Ветер. — Все следы к этому ельнику тянутся!
Голубоглазый паренёк, всего четыре зимы назад ставший охотником и ещё не успевший нанизать себе на ожерелье ни одного клыка, беспокоился не зря. Ведь именно он по поручению Белого Камня выслеживал хищников.
И если ошибся, то получится, что все мужчины племени совершенно напрасно бросили стойбище и отправились в многодневный поход. Лёгкий Ветер, горячась, даже скинул остроконечную шапку с длинными, ниспадающими на плечи наушами, тряхнул лохматой головой, поднял лицо вверх, принюхался.
— Где остальные? — тихо переспросил Тигриный Волк.
— С Чужим Голосом ложбину сторожат, — так же шёпотом ответил Ломаный Клык. — Следы там заметённые встретились. Не иначе, звери стаей прошли дня три тому. Коли спугнём, старой тропой побежать могут.
Пыхтун кивнул: последний раз снег шёл как раз три дня назад. Коли следы заметены, то, выходит, пробирался там кто-то ещё раньше.
— Могут ложбиной пойти, — добавил Белый Камень. — А могут и другим путём спасаться. Выманить надо бы, а не пугать.
— Тявкает кто-то. — Лёгкий Ветер нахлобучил шапку обратно и зябко поёжился. — Точно слышал, тявкает. Там, со стороны орешника.
Он указал вперёд, на островок густо растущих посреди голой поляны берёз, за которыми плотной белой искрящейся стеной переплетались ветви лещины.
— Топь там, — покачал головой Ломаный Клык. — Откуда логову взяться?
— Летом топь, а ныне самое место прятаться, — передёрнул плечами Лёгкий Ветер. Его меховые штаны были совсем вытерты, накидка из оленьего меха доходила только до пояса, вместо рукавиц руки замотаны лентой из рысьей шкуры. Не самое лучшее сейчас одеяние.
— Коли слышно, как тявкают, стало быть близко, — сказал Белый Камень. — Надо разорять.
— Надо, надо, — кивнул, притоптывая ногами, Лёгкий Ветер.
— Коли всем вместе скрадывать, то испугаются. Уйдёт стая, — задумчиво продолжил охотник, которого всё племя уже давно слушалось как вождя. — Одному надобно подобраться. Али двоим. Тогда, мыслю, не побегут. Сами загрызть попробуют. Как думаешь, Тигриный Волк?
— Коли кинутся, то хорошо, — солидно ответил Пыхтун. — Коли побегут, так всё едино. Так и так хуже не получится.
— Тогда иди, — разрешил Белый Камень.
Юный охотник кивнул, скользнул левой рукой по поясу, проверяя, чтобы и топор, и ножи были на привычном месте, выдернул воткнутое глубоко в сугроб копьё.
— Давай лучше я! — попытался двинуться вперёд Ломаный Клык, но вождь решительно остановил его рукой:
— Нет. Духи любят твоего сына. Ему легче добиться успеха.
— Их там может быть больше десятка! — растопырил пальцы охотник.
—Да, — согласно кивнул Белый Камень. — Но Тигриным Волком зовут его, а не тебя. Твоё имя — Ломаный Клык.
Охотник только бессильно скрипнул зубами, глядя вслед сыну, спокойно уходящему на широких снегоступах навстречу опасности. Ничего не поделать, после посвящения имя даётся мужчине на всю оставшуюся жизнь. Пройдя испытание, показав свою силу, умение, ловкость, храбрость, охотник получает от духов леса то имя, что более всего открывает его умение и силу. Хорошо зваться Могучим Медведем или Парящим Соколом. Но тому, кто получил такое имя, всегда нужно быть готовым к тому, что одного в любой день могут послать против опасного для стойбища медведя-шатуна, а от другого до самой смерти будут требовать, чтобы прыгал с дерева на дерево или нырял с высокой скалы. Быть просто Белым Камнем, Храбрым Рыком или Ломаным Клыком куда спокойнее. Даже Лёгкому Ветру, ловкому и наблюдательному, в племени постоянно находилось больше поручений, чем взрослым охотникам. Лёгкий Ветер искал, следил, приносил важные известия в селение из дальних походов. Тигриному же Волку надлежало доказывать, что он сильнее любого лесного зверя.
