Друзья глянули, куда он показывал, и только теперь заметили, что на полосатом столбике, которыми вдоль дороги отмерены вёрсты, нахлобучен глиняный горшок.
Далее нагнали они стол, который неспешно ковылял по обочине. Наконец, наткнулись на груду свежего мяса, на которое слетелись со всей округи вороны.
Ворон было так много, что путешественники остановились, гадая: то ли обойти стаю, то ли подождать, пока она доклюёт мясо. Но тут из-за поворота дороги бесшумно вынеслась громадная русская печь. Врезалась на полном ходу в стаю и разогнала её в один миг.
– Тпр-ру! – закричал лежавший на печи хлопец. – Стой, родимая!
И печь, словно вкопанная, остановилась перед ними.
– Емелюшка, – обратился к нему солдат, – что же ты деешь? Ладно, дрова да вёдра оживил, а мясо зачем на ворон переводить, а горшки?
– Не моя то работа, а Иванушки-дурачка[80], – отозвался с печи Емеля. – Доброй души человек. Сперва столбы верстовые одаривал горшками, купленными по наказу братьев. Опосля пожалел лошадёнку, мол, столько поклажи всякой везёт, да и отпустил на волю стол. И сестриц-ворон уважил – мясцом попотчевал.
Емеля привстал на печи и показал рукой вдаль, где блестело зеркало неширокой речушки.
– А как доехал до реки, так бухнул туда цельный мешок соли, чтобы, значит, лошадёнке его пить было приятнее.
– А где ж он сейчас, этот дуралей? – огляделся солдат.
– А в лесу, – махнул рукой Емеля, – под старой скрипучей берёзой[81]. Дурака там за доброту душевную знатный подарок поджидает – полное дупло золота. А братьям его злючим – ничего не досталось. Вот и мои брательники дюже умными себя почитают.
– Вот скажите, – спустил он ноги с печи, – отчего такие умники завсегда такими недобрыми бывают?
Мальчишки пожали плечами – А я вам скажу. Всё потому, что правда жизни не в уме, а в счастье. А счастье без добра жить никак не может.
– Ловко закрутил, – усмехнулся солдат.
– А то! – задрал нос Емеля.
– Куда нынче путь держишь? – поинтересовался Иванка.
– Царь кличет, – ответил важно Емеля. – Сулил красный кафтан, шапку и сапоги. Но, честно сказать, не за тем я туда еду. А вот есть у него дочь Марья-царевна – загляденье – какая красавица.
Лера вспомнил Емелину сказку и выступил вперёд.
– Вы там поосторожней, – предупредил он. – Царь вас обязательно зельем сонным опоит и вместе с Марьей в бочку с железными обручами посадит, а затем в море бросит.
– Ух я, – уставился на него Емеля. – Вы, чай, не волхвы[82]?
– Не-а, – замотал головой Лера, – мы с Шуркой ещё в школе учимся.
– Точно?
– Точно-точно, – вступился за друзей солдат. – Школьники они, а ещё добрые волшебники по совместительству.
– Добрые? – расплылся в улыбке Емеля.
– Ага.
– Тогда спасибо вам великое за предупреждение, – приложил руку к груди Емеля и даже набежавшую слезу утёр.
– Да не переживайте, – взялся успокаивать его Лера. – Ваша сказка по-любому хорошо закончится. А вы сами царём станете. Главное – не ленитесь и дурака не валяйте.
– А я вовсе и не лентяй, – заверил Емеля. – Просто не знаю, чем в жизни заняться. Вот и балую. Дурака играю.
– А за науку спасибо, – вновь взялся он за грудь и голову склонил. – Теперича я к нашему царю ни ногой.
– А как же Марья-царевна?
Но Емеля уже спрыгнул с печи.
– И не уговаривайте, – замахал он руками. – Лучше я подамся к соседскому царю. У него тоже дочь на выданье, Милолика-царевна[83] прозывается.
Емеля сошёл с дороги, достал из-за пазухи три волоска. Прижёг-припалил их да вдруг как закричит зычным голосом:
– Сивка-бурка[84], вещая каурка! Стань передо мной, как лист перед травой!
Тотчас задрожала земля. Видят наши путешественники – несётся к ним по полю красавец конь. Изо рта полымя пышет, из ушей дым столбом валит. Подбежал и встал перед Емелей.
Емеля коня погладил, взнуздал, влез ему в правое ухо, а в левое вылез и сделался таким молодцом, что ни вздумать, ни взгадать, ни пером написать.
– А давайте-ка за доброту вашу, – повернулся Емеля к друзьям, – я и вас принаряжу.
Шурка с Лерой забрались Сивке-бурке в правое ухо, в левое вылезли и сделались такими красавцами, что даже солдат Иванка сдвинул набекрень бескозырку и затылок зачесал.
– Ну, прощайте, добрые волшебники, – вспрыгнул на коня Емеля. – Поскачу я. Царь уж объявил с балкона, кто в третьем этаже дочь его с разлёту поцелует, за того и отдаст её замуж. Кабы не опоздать.
Свистнул он, гикнул, и Сивка-бурка стремительно унёсся в невидимую даль.
– А вот и граница генераловой земли, – показал Иванка на глубокую межу, которая разделила дорогу надвое.
Уходя в разные стороны, она опоясывала громадную территорию с дремучими лесами, густыми лугами, глубокими озёрами и полноводными реками.
– Всё это имение Михайло Топтыгина, – пояснил солдат, перепрыгивая вместе с Горбунком через межу.
Едва друзья последовали за ними, как неизвестно откуда явились двенадцать рослых молодцев и набросились с кулаками. Да только солдат не растерялся, сдёрнул с плеча ружьё и треснул первого из нападавших прикладом под дых. Следующего стукнул копытом конёк.
Остальные вообще не смогли сдвинуться с места. Неведомая сила мгновенно удлинила рукава их рубах, закрутила рукава за спины и спеленала молодцев, словно буйно помешанных в смирительные рубашки.
Шурка строго посмотрел на Леру.
– Твоя работа?
Лера руками развёл.
– Честное слово, не специально, – стал оправдываться он, – само собой получилось, с перепугу.
– Ну да, – поддержал его Иванка, – выскочили злыдни, будто из-под земли. У меня аж сердце дрогнуло.
– У вас может сердце дрогнуть, а у него – нет, – со всей серьёзностью сказал Шурка. – Теперь из-за его преобразования на нас может в любую секунду Фэт-Фрумос наскочить.
Едва он это выговорил, как из ближайшего лесочка вынесся всадник. Друзья попятились, решив, что их на самом деле нагнал Фэт-Фрумос. Но тут же заметили на седле позади всадника лохматого кота. А ещё пса, который, высунув язык, бежал подле конного.
– Да это Мартынка[85]! – рассмеялся солдат. – Племяш мой!
Подъехав ближе, всадник споро перекинул с руки на руку кольцо, и двенадцать молодцев исчезли.
– Вот, значит, как ты гостей встречаешь, – обнял его Иванка.
Мартынка смущённо улыбнулся.
– Извини, дядя, – сказал он, – не признал издалека.
– А это вот, – отстранился солдат и показал на Шурку с Лерой, – друзья мои хорошие. Приюти их на время да укажи путь к гномам. Им очень нужно. А я, – глянул он куда-то в сторону, – на денёк-другой отлучусь.
Затем Иванка пожал мальчишкам руки и расцеловал троекратно.
– Прощайте, ребятушки, – перекрестил он их поочерёдно. – Может, и не свидимся больше.
Затем обнял Горбунка, вскинул ружьё на плечо и зашагал восвояси.
Друзья вопросительно посмотрели на конька.
– И вот всегда он так, – фыркнул конёк. – Дело доброе сделает и за другим торопится. Не верит ни в чох, ни в сон, ни в птичий грай.
– И чертей не боится, – напомнил Лера.
– Что там черти, – махнул хвостом Горбунок. – Сказать тебе по дружбе, однажды саму Смерть в лесорубы[86] определил.
– Не слыхал, однако, – удивлённо посмотрел на конька Мартынка. – Когда ж это было?
– А тогда, когда он на тот свет попал и его на караул поставили у калитки – рай охранять.
– У райской калитки? – засмеялся в кулак Мартынка.
– Ну, да. Смерть придёт к Богу, а солдат её не пущает. Да все боговы послания переврал – заставил Смерть дубы грызть. Целых три года! Скольких людей уберёг.
– А куда он теперь пошёл? – спросил Шурка.
– А кто его ведает, может, к скупой бабке – кашу из топора[87] варить, а может, ещё далее. Добрых дел завсегда хватает.
Машенька и Михайло Потапыч[88]
К усадьбе генерала вела прямая и тенистая липовая аллея. Сама усадьба оказалась громадным бревенчатым домом с множеством пристроек. Над крыльцом висело изображение колоды, к которой была прибита топором медвежья лапа.
– Генеральский герб, – пояснил Мартынка и гостеприимно распахнул входную дверь. – Милости прошу.
Переступив порог, они увидели симпатичную девушку в розовом сарафане.
– Здравствуйте, – кивнул Лера.
А Шурка неожиданно поклонился в пояс и протянул сладенько нараспев:
– Здравствуй, красная девица.
Мартынка нахмурился, но ничего – сдержался.
– Это Машенька, невеста моя, – представил он девушку.
Лицо Машенька зарумянилось и стало под стать её розовому сарафану.
– Ах! – всплеснула руками она, не в состоянии оторвать своего взора от Шурки. – Каков красавчик.
