приходят разом? — думала девочка.
До дома слишком далеко, а ближайшим местом, где всегда помогут, была маленькая мастерская дедушки Барри.
Окно в мастерскую, как всегда, было приоткрыто. Но сколько бы раз Унка здесь ни была, Кит всегда забирался первым и подавал ей руку.
— Дедушка Барри. Дедушка Брадислав, вы тут?
— Где же мне ещё быть, — из окна выглянул старик, а из его седой бороды выглянула улыбка.
— А где Никитка?
Унка пожала плечами и поморщилась от боли. Царапины ныли, как стая диких волков. Барри протянул руку, напоминающую сухую ветвь, и затащил девочку в мастерскую.
— А у вас есть алоэ? — у Унки не было сомнения, что именно алоэ помогает от самых больнючих болячек.
— Чего нет, того нет, — развёл старик сухими ветвями. А что стряслось?
Уна убрала ладонь от ранки.
— Ух! Садись скорее! — Барри быстро достал с полки коробку и налил что-то прозрачное на вату.
— Щипучее! Потерпишь?
Унка кивнула. Старик обработал царапины и забинтовал Ункину руку. Делал он это профессионально. Оно и ясно, ведь его внук целый Кит, который вечно ввязывается в приключения. Или ввязывался?
— Я, знаете, на всё готова, — начала вдруг Унка. — Лишь бы города не стали такими же как Грейбург.
Унка была, пожалуй, единственным ребенком в Клаудинге, который знал, во что может превратиться мир без мечтателей.
— Только вот как помочь тем, кто чинит фабрику?
— Взрослым не надо помогать Уна. Нужно, чтобы взрослые помогли детям. Лишь дети могут найти решение. Так было всегда, — вздохнул старик.
— Только без облаков эти дети… Они перестали верить даже в озеро со ступенями, — проболталась Унка. Но, пожалуй, дедушка Барри был тем человеком, которому не страшно проболтаться ни о своих страхах, ни о тайнах.
— Озеро? Недалеко от фабрики?
— А вы там были?
— Я с друзьями бывал там чаще, чем дома, — старик хихикнул в усы. — Именно поэтому впадину затопили и насадили вокруг шиповник. Эти ступени ведут к двери от тоннеля, а тоннель — в подвал фабрики. Сколько бы замков ни вешали на эту дверь, все были нами взломаны. И шалости у нас были самые что ни на есть творческие. Примерно как у вас с Никитой.
Сердце у Унки колотилось. Невероятно, там целая дверь!
— Мы до двенадцатой ступеньки дошли.
— То есть как дошли?
— Насосом. Мы воду уже несколько недель откачиваем.
— Вот фантазёры, вот мечтатели! — воскликнул Барри. Он даже вскочил с места и стал ходить по мастерской.
— Получается, вы сможете зайти на фабрику после её закрытия! Осталось лишь пробовать!
— Пробовать что? — не поняла Унка.
— Пробовать свои идеи. Идеи починки фабрики!
— Но их нет, дедушка Барри. И я даже не знаю, с чего начать и куда идти. — на глазах у Унки появились слёзы.
— Не так важно, куда ты идёшь, важно понять, откуда. — Он указал на сердце Унки и улыбнулся. — Налить тебе чаю?
Вечный двигатель вдохновения
Не дождавшись зимы, в школе ввели общие предметы. Не оставили ни рисования, ни облаковедения. Ребята, как и просил их Кит, написали с десяток идей о починке фабрики. Но наутро перестали в них верить. Кто-то отказался читать, а кто-то и вовсе их выкинул. Уроки были длинными, а время будто остановилось. Иногда казалось, что солнце зацепилось за что-то и не двигалось с места. Пустое окно над головой говорило Унке, что нужно действовать! Но после школы Кит сказал, что плохо себя чувствует и ему не до этого. Таше надо было делать уроки, а Гришка с Платоном ушли по домам, даже не попрощавшись.
Унка шла домой одна. На пустой площади стоял дядя Ефим. «Бим-бим!» — поприветствовал он. А Унке впервые за долгое время совсем не хотелось ваты. Папы не было дома, он уже второй раз отчаянно пытался спаси свой театр.
Поли встретила Унку в прихожей и поцеловала в макушку.
— Кажется, кому-то срочно нужен чай с улыбкой.
— Не думаю, что он поможет, мам.
На кухне Поли залила кипяток в фарфоровое солнце и села напротив Унки. В любой ситуации Ункина мама излучала спокойствие и всем, кто был с ней рядом, становилось мягко и мирно.
Запах мяты вылетал в открытое окно. Кухонные занавески развевались на ветру и гладили Унку по плечу с царапинами.
— Дома так хорошо. Даже забываешь, что двигатель фабрики остановился.
Поли кивнула.
— Я всегда знала, что семья и друзья — это вечный двигатель вдохновения. Двигатель, который никогда не остановится.
На глазах Унки появились слёзы, ей так не хотелось в это верить и тем более говорить. — Дружба, она, кажется, тоже… остановилась. — Унка заплакала, не в силах больше сдерживать слёзы. Она прижалась к маме и спряталась в мягкий вязаный свитер. — Лев Гурьевич сказал, мы можем забыть, что мы мечтатели и будем пытаться кем-то стать.
— Уна Ааль, — прошептала Поли, — это самое лучшее, кем можно стать и остаться на всю жизнь. Искать ничего не нужно. Стоит лишь вспомнить, отчего улыбаешься по утрам.
Унка посмотрела на маму глазами-искорками.
— Это же…
— Да, это слова деды Тихона. Он всегда говорил их твоему папе, а потом и тебе. Вспомнить, отчего улыбаешься, — повторила Поли. — Мне кажется, передо мной сидит хранитель всех воспоминаний. — она вытерла Ункины слёзы краешком свитера. — Просто напомни ребятам, кто они.
Унка представила содержимое своего сундучка:
— Но это всего лишь ракушки, фантики и камни…
Поли достала из кармана потрёпанный блокнот, на котором было написано «Словарь лечебных слов». Она открыла первую страничку и прочитала вслух.
— Всё получится, я с тобой. И я даже знаю, кто может тебе помочь. — Поли катнула к плинтусу яблоко, которое тут же прикатилось обратно.
— Я люблю тебя, мама!
Унка до самой ночи пробыла на чердаке. Чудные музыкальные инструменты, разноцветные шишки, мосты-невидимки. Всё это никак не вязалось у Унки с починкой фабрики. Она пролистала десятки дневников Вари Ким и наконец-то нашла нужную запись.
— Облака в коробках! — неужели и это не слухи?
Унка забралась с ногами в старенькое пыльное кресло и начала читать.
Взять ёмкость с водой не менее 15 литров.
Отпустить в неё хобот машины.
Настроить мощность и нажать на старт.
Ниже был чертёж облачной машины, и он что-то напоминал Унке. Но что? Она перебрала в голове все уроки облаковедения, постаралась вспомнить каждую машину, что видела на экскурсии. Но ответ оказался у неё прямо под носом.
— Это же
