Кофейные галлюцинации
Друзья с трудом оттянули полосатое насекомое вглубь класса.
– Ну и воняет от неё! – поморщился Шурка.
Лера принюхался.
– Вроде псиной.
– Точно, – согласился Шурка, – ещё больше, чем от Джека.
Лера достал из-за пояса баллончик с освежителем воздуха.
– Сейчас будет, как в турецкой кофейне, – подмигнул он и пустил в сторону осы длинную струю.
В воздухе разлился аромат свежеприготовленного кофе. Из ниоткуда возник мужской голос.
– «Нескафе классик», – сказал он.
Встревоженные друзья переглянулись. Лера выглянул в коридор. Шурка – в окно. Но нигде никого не было.
– Может, это слуховые галлюцинации? – предположил Лера.
– Сразу у двоих не бывает, – не согласился Шурка.
– Рекламы по телеку насмотрелись, вот нам и кажется одно и то же, – гнул своё Лера.
– А попробуй ещё раз брызнуть, может, это какой-нибудь кофейный дух отзывается.
Лера брызнул, и вновь над ними раздалось: – «Отличный вкус! Отличное начало!»
– Ёлки-палки! – испугался Лера, но тут взгляд его наткнулся на классную доску.
Рядом с доской в стене зияло отверстие, пробитое осиным жалом.
Заглянув в него, он увидел комнату, в глубине которой светился экран крошечного портативного телевизора.
– Там же кабинет Фенечки, – округлил глаза Шурка.
Тотчас в поле зрения Леры попала и сама Фаина Демьяновна. Сжимая пальцами виски, она рассматривала на столе какую-то бумажку. Но вот реклама закончилась, и завуч вновь уставилась в экран.
– В Южной Америке, – сообщил сурово телевизор, – несметное количество гигантских банановых пауков оплели сплошным куполом паутины одну из перуанских деревень…
– Она последние новости смотрит, – прошептал Лера.
– А почему не слышно? – спросил Шурка.
– А потому, – отозвался Лера, – что во время рекламы телевизор орёт как резаный, а так еле лепечет.
После пятиминутного сообщения из Индии, в телевизоре снова стали рекламировать кофе. На экране два полярника пили из дымящихся кружек. Лицо Леры вдруг расплылось в плутоватой улыбке. Он достал из-за пояса баллончик с освежителем воздуха и аккуратно брызнул им в отверстие.
– Ты зачем это делаешь? – удивился Шурка.
– Тс-сы, – поднял палец Лера.
Мальчишки прислушались. Реклама стихла, затем явственно донёсся голос Фенечки.
– Какая прелесть, – сказала она отчётливо.
Услышав это, Лера загадочно подмигнул Шурке, который никак не мог понять, что задумал друг.
– Погоди чуток, – уговаривал его тихо и весело Лера, – сейчас расскажу.
Он дождался очередной рекламы и вновь приставил баллончик к отверстию…
…Фаине Демьяновне необходимо было отнести директору школы депешу, но она никак не могла оторваться от телевизора, с экрана которого то и дело сообщали самые невероятные новости со всех уголков света. Дождавшись, наконец, рекламной паузы, она бросилась на выход и внезапно учуяла потрясающий аромат, как будто за стеной располагалась турецкая кофейня. В это время в телевизоре нахваливали «Нескафе классик».
– Зарядись и не останавливайся! – советовал бодрый голос.
«Что же это такое? – застыла на пороге завуч. – Или у меня расстройство психики, как заявил этот наглец Стопочкин, или мой телевизор с секретом».
Надо пояснить, что крошечный аппарат привёз из-за границы племянник Фаины Демьяновны. Работал он водителем, возил автопоездом разные товары по всей Европе и в отличие от своей суровой тётушки был большим весельчаком. «Наверное, подсунул мне биотелевизор», – решила Фенечка, которая что-то где-то и когда-то слышала о телевизорах, передающих запахи. Тщательно обследовав корпус аппаратика, она обнаружила в нём множество подозрительных отверстий. Через каждое из них могли беспрепятственно поступать запахи. Под большинством отверстий стояли подписи.
– Какая прелесть, – хмыкнула завуч и надела очки.
Увы, все подписи были сделаны иероглифами. Ни японским, ни китайским, ни, тем более, корейским или даже вьетнамским языками Фаина Демьяновна не владела. Немного поразмыслив, она решила добиться нужного результата истинно научным методом – взять и закрыть все отверстия. Достала из ящика стола жевательную резинку, которую отобрала днём раньше у хронического жевуна из 5-го класса, и сунула себе в рот.
– Нет, нет, не делай этого, – словно предчувствуя беду, взмолился бархатным голосом телевизор.
Завуч от такого нежданного предупреждения едва жевательную резинку не проглотила. Но ничего необычного не произошло – на экране разворачивалась очередная серия очередного испанского сериала. Лощёный кабальеро нежно смотрел на слащавую сеньориту.
– Тьфу ты! – в сердцах плюнула Фаина Демьяновна.
Следом вновь грянула реклама кофе.
– Отличный вкус! – напомнил бодро диктор. – Отличное начало!
В тот же миг по кабинету разлился аромат кофе.
– Сейчас я тебе покажу начало, – пообещала завуч, энергично чавкая жвачкой.
Очень скоро Фаина Демьяновна обнаружила, что резиновое изделие намертво прилипло к передним зубам. Корча гримасы, она попробовала вытолкнуть жевательную резинку языком. Та не поддавалась. Тогда женщина сунула в рот указательный палец, поддела резинку ногтем и вытянула на свет божий. Ядовитого цвета масса пустила, словно паук паутину, тончайшую нить, соединив, таким образом, указательный палец с передними зубами. Фенечка хотела скатать её в шарик, но липкая жвачка вдобавок приклеилась ещё и к большому пальцу.
Поняв, что ей попалась какая-то особо скверная подделка, завуч решила изъять резинку с помощью клочка газеты. Это ей почти удалось. Большая часть ядовитой массы прилипла к бумаге. Но меньшая по-прежнему цеплялась за зубы. Фаина Демьяновна вытянула руку до отказа насколько смогла. Увы, резиновые нити не исчезли. Они охотно растягивались и ни в какую не рвались. В надежде хоть как-то избавиться от проклятой жвачки, она отшвырнула бумагу прочь. И напрасно, ибо свойства резины сокращаться оказались сильнее. Подчиняясь законам физики, жвачка полетела обратно и вместе с газетным клочком угодила завучу под мышку. Фаина Демьяновна глянула и едва не заплакала от злости. На всём своём протяжении жевательная резинка прилипла к её телу: от зубов через грудь до подмышки, от подмышки вдоль всей руки до кончиков пальцев.
Фенечке стоило большого труда совладать со своими и без того расшатанными нервами. Успокоившись, она аккуратно взяла бумагу двумя пальцами, как берут нечто отвратительное, потянула в сторону и… и даже застонала от бессилия. Резинка вновь образовала нить. В панике завуч отчаянно замахала рукой. А тут опять загремела реклама, и по кабинету снова поплыл аромат кофе.
– Люди добрые! Спасите! – схватилась она за голову.
И напрасно, попадание кислотным зарядом не прошло для причёски даром. Едва Фаина Демьяновна дотронулась до волос, как они осыпались, словно иголки с засохшей новогодней ёлки.
Пять минут спустя прибывший во главе вооружённого отряда Пантелеймон Юрьевич обнаружил заведующую учебной частью, опутанную с головы до ног ядовито-жёлтой паутиной. Посреди её пышной шевелюры блистала широкая плешь.
– Где паук? – деловито осмотрел кабинет учитель биологии.
– Какой паук? – едва не разрыдалась завуч.
– Глобальный, – подсказали ученики и показали на раздвоенную причёску, – который вас паутиной обклеил и уже кушать начал…
После того, как Фаину Демьяновну очистили от жевательной резинки, в кабинете осталось четверо: сама завуч, учитель биологии, Лера и Шурка. Остальные отправились на поиски Юлиана Сидоровича.
Ожидая директора, Фенечка страдальчески смотрела за окно, прикрывая тетрадкой плешь на голове.
– А давайте замаскируем, – робко предложил Шурка. – А то вы так на антипанка похожи.
– Почему на антипанка? – нахмурилась завуч.
– У него на башке гребень, типа лесопосадки, а у вас, наоборот, просека.
Фаина Демьяновна достала из стола зеркальце и приподняла тетрадь.
– Какая прелесть, – в отчаянии прошептала она и впилась взглядом в Шурку. – А ты сможешь… это, как его, замаскировать?
– Запросто, – улыбнулся Шурка.
Через минуту он уже колдовал над её причёской. Из-за отсутствия лака и пенки для укладки волос, Захарьев использовал имеющиеся в наличии подручные средства. А имелись иголка и катушка белых ниток, которыми он и принялся сшивать разделённую надвое пышную причёску. Среди белокурых волос завуча белая нить, конечно, бросалась в глаза, но не очень.
– Я вам пока последнее сообщение прочитаю, – предложила подобревшая Фенечка и придвинула к себе лист бумаги.
