Марина подмигнула другу и согласно кивнула головой.
– Сейчас я отпущу своих курсисток, надену купальник и, айда на речку. Действительно, не грех и искупаться в такой зной. А ты готовь удочки и наживку.
Ребята торопливо разошлись. Паша побежал в заросли краснотала, обильно разросшегося на песчаных косах реки, где срезал несколько длинных веток на удилища. Там же, на сыром склоне накопал жирных червей для наживки. Когда Марина явилась на берег, всё уже было готово к рыбалке.
– Марина, давай поднимемся немного вверх по течению. Здесь морской прибой достаёт и вода солоноватая. А я хочу в реке рыбу половить и улов сравнить с нашим временем.
Они поднялись вверх по реке на несколько сотен метров выше посёлка и остановились чуть выше по течению невеликой, но очень красивой от поросшего на ней кедрового молодняка сопки «Племянник». Паша с интересом осмотрелся:
– Марина, ты представляешь, мы сейчас сидим как раз на том месте, где через восемьсот лет через речку будет возведён мост на порт Восточный. Вот эта часть скалы будет строителями убрана, а вон там будет произведена отсыпка грунта под опоры. А сейчас здесь просто тихая речка, а чуть ниже – брод, по которому монголы сюда и зачастили. Ладно, хватит географией заниматься. Давай искупаемся в древнем Сучане, отмоем пещерную пыль и грязь, а потом и порыбачим.
И они почти одновременно кинулись в воду. Вода была совсем тёплая, и почти не освежала, но ребята с удовольствием резвились, плескались, плавали, ныряли, гонялись друг за другом, совсем как в своём родном, таком уже далёком двадцать первом веке. Наплававшись в чистейшей, слегка солоноватой воде средневекового Сучана, они выбрались на горячий прокалённый отмытый речной песок и с наслаждением подставили мокрые спины под горячие лучи солнца.
– Ты знаешь, Паша, – закрыв глаза и расслабившись, промолвила Марина, – мне кажется, что сейчас солнце греет посильнее, чем в наше время. Кожа чуть не трескается от жара.
– Конечно, оно же сейчас моложе на целых восемьсот лет, – в тон ей так же лениво и сонно ответил Паша. В это время что-то прожужжало возле них и шлёпнулось в песок.
– Оса что ли, или птичка какая? – подумал Паша и открыл глаза. Между ним и Мариной в песке торчала оперённая монгольская стрела. Её кончик ещё мелко подрагивал от стремительного полёта. Паша кинул взгляд вокруг и внезапно увидел в трёх десятках метров от себя монгола, торопливо прилаживающего к тетиве лука очередную стрелу. А чуть выше от них по течению через реку переправлялся крупный монгольский отряд. Его авангард уже выходил из воды на этом берегу, а последние, на том берегу, ещё даже не подошли к воде.
– Ого, несколько сот голов будет, – спрятавшись в кустах, шёпотом скомандовал Паша. – Марина, беги в лагерь, найди Унушу, пусть ко мне спешит с оружием. Всё пусть несёт, но в первую очередь – гранаты. Присмотри за ними, чтобы они ничего не напутали с оружием. А я постараюсь это войско пока задержать здесь.
Марина спешно скрылась в кустах, а он классическим подкатом кинулся к куртке, лёжа выхватил из её кармана блестящий «Макаров», в прыжке снял его с предохранителя, и в тот момент, когда замешкавшийся монгол с трудом натянул тетиву, он выстрелил в него, целясь в ноги. Он видел, что в спешке промахнулся, но грохот выстрела заставил нападавшего бросить лук и упасть на песок. Больше стрелять Паша не стал, экономя заряды. Беглым взглядом он увидел, что Марина мелькнула уже довольно далеко, торопясь в посёлок. Теперь всё зависело только от неё и от проворства Унушу.
Тем временем передовой отряд монголов уже был на берегу, отряхиваясь от воды и ожидая дальнейших команд. Непонятный громкий звук пистолетного выстрела насторожил их. Кое-кто стал поглядывать в сторону выстрела. Паша упал на песок и застыл, стараясь не обнаружить себя раньше времени. Лежал на песке и перепуганный монгол-стрелок. Наконец, он, не обнаружив для себя ничего угрожающего, вскочил на ноги, отбросил в сторону лук, что-то крикнул своим соратникам, и с громким яростным воплем, нечто вроде нашего «Ура», кинулся на Пашу с острым кривым клинком наперевес.
– Вот достал, – проворчал Паша, и прицельным выстрелом свалил набегавшего, ранив его в ногу. От внезапной боли монгол буквально завизжал на всю округу, катаясь по земле, схватившись за ногу и непонимающе глядя на кровь, льющуюся из раны. Но он уже не интересовал Пашу. На крик раненого мчалось всё войско, и с пистолетом против него долго выстоять будет невозможно. Паше ничего не оставалось, как забраться на камень, с которого он хотел рыбачить, и выстрелить по первому мчащемуся на него монголу. Тот упал, но через него уже прыгали другие разъярённые кочевники на своих коренастых лошадёнках, и лавина мстителей почти настигала Пашу. Его спасало лишь то, что перед ним, как раз там, где он подстрелил первого врага, среди густых кустарниковых зарослей был всего один неширокий проход, способный пропустить лишь одного всадника.
Паша подождал, когда в проходе появится самый резвый нападающий, и аккуратно снял его. Тучный монгол слетел с коня, запутался в стременах и застрял в кустарнике, загородив проход. Пока другие пытались обойти его или отыскать другие проходы в зарослях, Паша, мысленно извинившись, ранил ещё нескольких. Странно, но нападающие монголы совсем не боялись огнестрельного оружия, как это было ранее в пещере.
– Очевидно, воины Бутуя уже ознакомили всё войско с новым ужасным оружием белых пришельцев. А те сразу поняли, что оно не опасно для всей массы наступающих. И они правы, чёрт побери! Но вы ещё не видели всего нашего оружия, – зловеще заключил Паша.
В пистолете оставалось всего три патрона. Проход в кустах уже освободили от раненых, и в нём появилась следующая волна наступающих. Одного за другим Паша остановил троих всадников, а на четвёртом пистолет издал лишь сухой щелчок. Паша отбросил пистолет в кусты и приготовился к рукопашной, но тут его кто-то тронул за ногу. Оглянувшись, он увидел мальца-огольца Сургу, десятилетнего внука Унушу, который протягивал ему влажную от пота гранату. Граната зловеще поблёскивала на солнце. Но самое ужасное было в том, что чека гранаты зацепилась кольцом за обломанную ветку тальника, растущего возле скалы, и уже почти выскочила из гнезда. Раздумывать было некогда. Выхватив гранату из рук мальца, Паша швырнул её в гущу нападавших, схватил Сургу за плечи и вместе с ним упал за камень, хоронясь от осколков. Громыхнуло так, что содрогнулся даже огромный валун, за которым они прятались.
Когда визжание осколков утихло, Паша выглянул из укрытия, прижимая к себе мальчонку. Две лошади лежали на песке и бились в агонии. Несколько раненых монголов пытались встать в лужах крови. Остальные в ужасе улепётывали со всех ног за реку, вонзая коням в бока острые шпоры и даже не оглядываясь на оставшихся. Через несколько минут на этом берегу остались лишь неспособные двигаться тяжелораненые нападающие. В это время на берегу появился запыхавшийся Унушу с воинами, несшими весь арсенал обороняющихся: три автомата, два пистолета и две оставшиеся гранаты. Была среди них и перепуганная Марина. Увидев Пашу целым и невредимым, она прыгнула ему на шею:
– Пашка, я так перепугалась, когда услышала выстрелы. Я их все считала. Один, два, три. Когда после шестого наступило молчание, у меня чуть ноги не подкосились. А ты совсем цел? Стрелой тебя не задело?
– Да цел, вроде бы, – отвечал обессилевший Паша. Он сел на камень, смахнул нечаянные слезинки, показал на искалеченных раненых. – Ты знаешь, как жаль мне их. Они же ни в чём не виноваты. Но выхода не было. Они меня не пожалели бы. Ты посмотри, какие ятаганы у них преострые, бриться можно. Марина, доставай снова свою аптечку, всё, что у тебя там осталось, надо оказать им помощь. А убитыми займётся Унушу с воинами.
Тут Паша увидел Унушу, широким шагом направляющегося к раненым врагам. В руке у него был небольшой боевой топорик. А на лице была написана лютая ненависть к врагам.
– Унушу, – позвал он вождя.
Унушу обернулся, гневно поднял топор и обрушил его вниз, давая знать друзьям о своих серьёзных намерениях. Паша кинулся к нему, отобрал топор.
– Ты что, Унушу. Это же пленные. Они тяжело ранены, и им надо помочь. Они ведь не виноваты в том, что их посылают убивать нас.
Унушу явно не понравилось подобное проявление гуманизма. Он начал долго и возмущённо что-то объяснять ребятам, отчаянно жестикулируя и часто повторяя немногие усвоенные русские слова:
– Убить, мстить, хорошо.
– Унушу, успокойся. Убивать надо в бою вооружённых врагов, а не после боя покалеченных и беззащитных людей. Сейчас Марина окажет им помощь, а потом будем думать, что делать с ними. Пошли, Мариша, смотри, они очень мучаются, истекают кровью от осколочных ран. И к тому же невероятно напуганы взрывом гранаты. Такого они даже в самых ужасных снах видеть не могли.
Ребята подошли к самому ближнему раненому монголу, лежащему рядом с раненой лошадью. Это был мужчина средних лет, с чёрной бородкой, в кожаных штанах и холщёвом кафтане. У него осколками было разорвано бедро, посечены руки, на плече зияла открытая кровоточащая рана. Раненый держался из последних сил. Он дрожал мелкой дрожью не то от потери крови, не то от смертного ужаса при виде приближающихся врагов. Он понимал, чем обычно заканчиваются подобные битвы для беспомощных раненых. Паша постарался его успокоить. Он улыбнулся ему, жестами показал, что его будут осматривать и лечить. Раненый испуганно наблюдал за их действиями. Кровь продолжала сочиться из ран, наполняя лужу на песке. Марине стало дурно от запаха и вида крови. Она зажмурилась и отвернулась.
