но больше не было произнесено ни слова. Джоэль попытался сказать что-нибудь более весёлое.
– Уверен, что она всегда вам рада.
– Этого я не знаю. Что бы ты сам подумал, если бы рядом с твоей кроватью стоял незнакомый старик и смотрел на тебя?
Разговор, казалось, расстроил Гуннара, и Джоэль поспешил сменить тему.
– Мой дедушка тоже рыбачил на лодках.
Гуннар поднял голову.
– Какая у тебя фамилия?
– Лундмарк. Но это папина. Маму зовут Густавссон.
– Я знал одного Густавссона. Он жил как раз напротив дома Линде.
– Какого дома?
– Полагаю, вы, молодёжь, зовете его Заброшенным Домом.
– А, вот как. Да, это мой дедушка. Сейчас я там живу. С мамой и сестрой.
– Малышка Хелена Густавссон? Она до сих пор там живёт?
Так звали его маму, но Джоэль недоумевал, как можно называть её малышкой, поэтому только пожал плечами.
– Тогда мне понятно твоё любопытство. И сколько времени ты там уже живёшь?
– Почти с рождения. Мы переехали туда, когда папа от нас сбежал.
– Грустно это слышать. Я имею в виду, про твоего папу.
– Ничего страшного, я его совсем не помню.
Как Джоэль ни храбрился, а с комком в горле он поделать ничего не мог, и Гуннар это заметил.
– Как, напомни мне, зовут твоего мальчишку? – спросил он, и Джоэлю пришлось откашляться, чтобы прочистить горло.
– Джонатан.
– Ну да, Джонатан Андерссон, так его звали…
Он внимательно смотрел на Джоэля.
– Что ты знаешь об Уддвикене?
Джоэль в ответ покраснел.
– Кто основал город? – продолжал спрашивать Гуннар.
– Я не знаю.
– Когда он был основан?
Джоэль мучительно улыбнулся, и Гуннар покачал головой.
– Бог ты мой, вот оно, современное поколение. И вправду ничего не знают. Уддвикен был основан в тысяча восемьсот шестидесятом году человеком, которого звали Вильгельмом Оскаром Линде.
– Линде, который из дома Линде?
– Да. Но построил его не он. Он жил в особняке, где сейчас размещаются курсы для педагогов.
– И он основал Уддвикен?
– Более или менее. Конечно, до тысяча восемьсот шестидесятого года здесь жили люди, но никакого города ещё не существовало.
Гуннар с тревогой посмотрел на Джоэля.
– Будь добр, расскажи мне, что ты знаешь о неурожайных годах?
Джоэль кое-что знал, хотя не был уверен на этот счёт.
– В те годы многие шведы переехали в Соединённые Штаты… – сказал он осторожно, и Гуннар кивнул.
– Возможно, вопреки всему у них была надежда на лучшее будущее. Да, тогда многие шведы переехали в Соединённые Штаты. Во второй половине девятнадцатого века случилось несколько лет, когда зимы были жестокие, а летом царила ужасная засуха, и люди мёрли от голода, как мухи. Семью Линде это, конечно, не затронуло. Чего уж там, голодными они совсем не выглядели. Их даже вялыми назвать было нельзя. После того как отчаявшийся от голода подросток взломал склад и украл немного еды из их запасов, Вильгельм понял, что это только вопрос времени – когда крестьяне нападут на его усадьбу с факелами и вилами.
– И тогда он построил город? – спросил Джоэль, который не совсем понимал, как одно связано с другим.
– Точно! – подтвердил Гуннар. – Он заложил центральную часть города, построил школу, больницу и роскошные дома рядной застройки.
– Зачем?
– Хотел завоевать любовь и популярность, чтобы народ оставил его склады в покое. Он нанял голодающие массы в качестве дармовой рабочей силы и платил им едой. Но не думаю, что он сделал это, потому что был такой добряк…
– Но звучит довольно неплохо.
– Нет, нет и ещё раз нет. Он, как ты понимаешь, был торговцем. Он торговал продовольствием. Его склады могли бы прокормить всю округу на несколько лет вперёд, но вместо этого народу доставались лишь крошки, в то время как он задорого продавал лучшие товары там, где водились деньги.
– Тогда кто же построил Заброш… простите, дом Линде?
– Его сын Карл. Тот получил образование на континенте и, будучи во Флоренции, прямо-таки влюбился в стиль ренессанс. Поэтому он привёз оттуда итальянского архитектора, хотел, чтобы тот построил ему дом, настоящее родовое гнездо. Архитектор прибыл в конце лета тысяча восемьсот восемьдесят шестого года и был, мягко говоря, шокирован. Кругом мрак, холод. Почти полное отсутствие цивилизованного общества. А когда кончился март и начался апрель, а лёд даже не собирался таять, то он собрал вещи и удрал отсюда, дав себе слово никогда больше не возвращаться в этот ад на земле. Он оставил после себя вырытый под фундамент котлован и одиннадцать папок с чертежами в кожаных переплётах.
– И что тогда сделали Линде?
