– Ясное дело, они его построили, этот дом, но на это ушло порядочно времени. Семнадцать лет, если быть точным. И когда в тысяча девятьсот третьем году постройка дома была завершена, Карл Линде оказался сломленным человеком. Дом Линде был для него всем. Он организовал большой праздник, на который созвал всю округу, но когда гости прибыли, то нашли новоиспечённого хозяина дома бледным, как покойник, и слабым, как новорождённый жеребёнок. Он даже не мог встать с кресел, чтобы поприветствовать гостей. И когда на следующее утро слуга пришёл разбудить его, то обнаружил хозяина мёртвым в постели.
– От чего же он умер?
Гуннар наклонился вперёд и, понизив голос, сказал:
– Говорили, что это дом убил его.
Он откинулся обратно на спинку кресла.
– Но я в это не верю. Скорее наоборот. Он помер бы гораздо раньше, если бы так отчаянно не цеплялся за свою жалкую жизнь, мечтая увидеть дом построенным. И когда строительство завершилось, у него попросту не осталось больше ничего, ради чего стоило бы жить.
– А как это связано с Джонатаном?
Гуннар улыбнулся нетерпению Джоэля.
– Сейчас ты поймёшь. Старший сын старшего сына Карла Линде был Джонатану дедушкой. У него, в свою очередь, был ребенок, дочка, которую окрестили и нарекли Элизабет. Элизабет Линде вышла замуж за Торбьёрна Андерссона и стала Элизабет Андерссон.
Бесконечно скорбим. Элизабет.
– И если бы ты не знал, что люди думают об этой семье, ты бы никогда не понял, почему город так отреагировал, когда Джонатан умер.
Джоэль встрепенулся.
– А как город отреагировал, когда Джонатан умер?
Гуннар посмотрел на свои руки, а когда опять поднял взгляд, то вся его ребяческая живость куда-то пропала. Сейчас на Джоэля глядел настоящий столетний старик.
– Я хочу сказать, что это началось, когда завод продали.
– Консервный завод? Они им владели?
– А ты не слышал, что я говорил?
– Простите, – сказал Джоэль, хотя был уверен, что Гуннар ничего не говорил о том, что семья Линде владела консервным заводом.
– А зачем они это сделали? Продали его…
– Потеряли к нему интерес. У них появилась полная апатия к тому, что наживали их предки. Что ж, это их право…
Он увидел, что Джоэль снова не понимает.
– Апатия – значит усталость, равнодушие.
– От чего же они устали?
– Ни от чего. Они душой устали. Вот что делает с людьми кровосмешение.
– Кровосмешение? Это когда брат женится на своей сестре?
Одна только мысль о женитьбе на Софии вызвала у Джоэля гримасу отвращения.
Гуннар улыбнулся.
– Ну нет, я не думаю, что кто-то из них женился на своей сестре, но зажиточных людей здесь было мало, и все они вращались в своём тесном кругу, поэтому близкородственные браки были обычным делом.
Джоэль обдумал услышанное, но всё равно не понял, при чём тут Джонатан.
– Мы дойдём до этого, – сказал Гуннар и сделал глоток кофе. – Так, о чём я? Ах да, завод продали…
Он поставил чашку на столик.
– Сначала всё шло хорошо. Завод перекупило предприятие из Бельгии, и за несколько лет всё стало как прежде. И даже лучше. Бельгийцы были гораздо компетентнее в таких делах, нежели семья Линде, чья власть подходила к концу. Но вся Швеция тогда, как поезд, неслась вперёд по пути экономического развития. Бельгийцы не выдержали конкуренции и, собрав свои пожитки, свалили. Завод закрылся, и работы не стало.
Гуннар встал.
– Извини, это всё мои колени. Ты сиди. Я только…
Он принялся ходить по комнате, разминая затёкшие ноги.
– Ты был когда-нибудь внутри?
– Внутри чего?
– Консервного завода.
Джоэль отрицательно мотнул головой.
– Сейчас это лишь пустая оболочка. Скорлупа. Одно предприятие из Кореи скупило всё оборудование. Я был уже стар, когда это случилось, поэтому меня это не так сильно задело, но было много тех, кто не мог смириться с окончанием сладкой жизни. И хотя топор занесли бельгийцы, большинство винило во всём семью Линде. Что ни говори, а Уддвикену с этой семьёй жилось легче ещё с тех пор, как Вильгельм начал сколачивать своё состояние в неурожайные годы.
– Вы хотите сказать, что именно поэтому не было ничего написано о Джонатане в газете? – спросил Джоэль. – Потому что народ не любил его семью?
Странно, до чего же люди порой могут быть мелочными.
– Я солгу, если скажу, что нашёлся хоть один, кто считал, что они этого не заслужили, – ответил Гуннар. – Но не написали не поэтому.
– Тогда почему?
– А зачем писать о том, о чём и так все знают? Денег
