Питер внезапно прыснул со смеху.
— Ты знаешь какая? — заявил он. — Ты совсем не настоящая, понятно? Ты просто меня разыгрываешь.
— Ничего подобного, Питер, она вовсе тебя не разыгрывает, — вмешалась Эдди. — Мы с ней изучили всю эту книгу про гипноз. — Она ткнула пальцем в сторону книги, лежавшей на кофейном столике. — Мы упражняемся уже несколько недель.
Питер вытаращил глаза на внушительный фолиант.
— Это правда?
Я с досадой вздохнула.
— Тупой баклан! Я отказываюсь тебя гипнотизировать, если ты и дальше будешь смеяться и задавать всякие нелепые вопросы.
Питер поправил очки.
— Ну ладно, а что ты собираешься со мной делать, когда я буду находиться под гипнозом?
— Я попробую заставить тебя вспомнить разные вещи, про которые ты уже позабыл, — сообщила я ему. — А потом мы посмотрим, есть ли у тебя в прошлом какие-нибудь другие жизни.
— Вот это круто, — заявил он и устроился поудобней. — Тогда валяй.
Эдди подмигнула мне и выставила большой палец в знак одобрения. А я подняла руку с серебряным долларом и снова обратилась к брату.
— Следи за монетой, Питер, — зашептала я. — Тебе хочется спать… очень хочется спать… спать… спать…
На этот раз он не засмеялся. И вообще не произнес ни слова. Его лицо оставалось серьезным и почти торжественным. Откинув голову на спинку дивана, он не шевелился и лишь водил глазами. Взад-вперед… медленно, очень медленно… взад-вперед.
— Ты становишься очень сонным, Питер. Твои веки тяжелеют… наливаются свинцом… Тебе все трудней их поднимать… Твои глаза закрываются.
Эдди пошевелилась на подоконнике и передвинулась еще глубже в тень, почти сливаясь с ней.
— Ты сонный… очень сонный… — шептала я. — Твои ноги заснули… Твои руки заснули… Закрой глаза, Питер… Закрой их…
Питер послушно закрыл глаза. Я ожидала от него очередного взрыва смеха или какой-нибудь ехидной реплики, чего угодно, только не такой покорности.
Вместо этого из его гортани послышался легкий храп, а голова безвольно упала на грудь.
Эдди рассмеялась.
— Твой братец прекрасный актер, — прошептала она.
Опустив серебряный доллар, я уставилась на Питера и невольно улыбнулась. Все-таки он действительно талантлив. Как он потрясающе играет, притворяясь, что поддался моему гипнозу. Надо же так натурально все изобразить!
Его глаза были плотно закрыты. Тело обмякло. Дыхание стало медленным и ровным.
— Когда я щелкну пальцами, ты выйдешь из транса, — объявила я. Потом щелкнула пальцами.
Питер не пошевелился.
Я еще раз щелкнула пальцами.
— Это сигнал для тебя, Питер. Теперь ты должен открыть глаза, — сказала я. — Ты выходишь из транса и чувствуешь себя абсолютно нормально.
Питер не шевелился. Когда он дышал, очень ровно и медленно, его подбородок подпрыгивал на груди.
Я опять щелкнула пальцами, как можно громче. Никакого результата. Тогда я резко хлопнула в ладоши.
Брат так и не открыл глаза. И не подпрыгнул. Он вообще даже не пошевелился. Только его дыхание показалось мне еще более медленным и тихим.
— Ладно, Питер, достаточно. Шутка твоя удалась, молодец. Теперь просыпайся, — почти застонала я.
— Да, Питер, хватит. Забудь про это. Ты уже показал свои актерские способности, — поддержала меня Эдди. — А то ты уже начинаешь нас пугать.
— Это уже не смешно, Питер! — воскликнула я. Наклонившись к нему, я хлопнула в ладоши прямо возле его уха.
Никакой реакции. Он даже не моргнул и не дернулся. Мы с Эдди озабоченно переглянулись.
— Питер, просыпайся, — уже взмолилась я. — Вставай. Ведь ты обещал, что дашь нам с Эдди потренироваться.
— Ты переигрываешь, Питер, — заявила Эдди. — Мы ведь знаем, что ты притворяешься. Мы знаем, что ты совсем не в трансе.
Голова моего брата равномерно приподнималась и опускалась вместе с его дыханием. Глаза не открывались.
У меня внезапно задрожали руки и коленки, а в горле пересохло, и там вырос тугой комок.
— Питер, твоя шутка получается очень нехорошая, — заявила я непослушными губами. — Прекрати ее. Немедленно перестань, слышишь? Открой глаза и вставай!
Брат не шевелился. Его размеренное дыхание — уффф… уффф… уффф… — казалось мне теперь оглушительней, чем гул реактивного двигателя.
— Что же нам делать?! — с отчаянием воскликнула я.
— Пощекочи его, — предложила Эдди. — Уж это его обязательно разбудит!
— Точно! — воскликнула я. — Питер совершенно не переносит щекотки!
Я вцепилась в его ребра обеими руками и принялась щекотать. Его голова безжизненно моталась из стороны в сторону. Глаза же оставались закрытыми. Рот внезапно открылся, но не от смеха.
Я щекотала его все настойчивей и настойчивей. Я уже вонзала пальцы в его бока так жестко, что ему должно было стать больно.
— Проснись! — визжала я. — Питер, проснись же наконец!!
— Пожалуйста, Питер, открой глаза! — умоляла его Эдди. Она крепко сжала руки и держала их перед собой, словно молилась. Я заметила на ее глазах слезы. — Пожалуйста, Питер, ну, пожалуйста!
А потом я схватила брата руками за плечи и потрясла. Я трясла его. Трясла изо всех сил.
И кричала. Кричала, даже не слыша своего голоса.
— Он не просыпается! Что же нам делать! Скажи мне, Эдди! ЧТО ЖЕ НАМ ДЕЛАТЬ?!
Я бешено трясла Питера, выкрикивая его имя. Голова брата безвольно моталась на плечах. Рот открылся, язык вывалился наружу и тоже болтался из стороны в сторону.
Внезапно мой брат показался мне ужасно хрупким и совсем крошечным.
— Питер, ну пожалуйста! Питер, проснись!
Почему-то мне вспомнилось, каким он был младенцем. Забавным и смышленым, с рыжеватыми волосиками и крошечными веснушками по всей мордашке. А потом он припомнился мне годовалым топтыжкой, как он неуклюже топотал по дому, глядя на окружающих через крошечные очки.
— Питер, проснись! Прости меня! Я очень виновата перед тобой!
Что я наделала…
Наконец мой брат открыл глаза. Медленно, как открываются глаза куклы, когда поднимаешь ее вертикально. Я ахнула и задохнулась от радости. Брат заморгал. И его глаза снова закрылись.
— Питер! Питер! Ты проснулся!
Мы вдвоем с Эдди наклонились над ним и хором кричали эти слова.
Его веки медленно поднялись. Он уставился на нас бессмысленным, остекленевшим взглядом. Рот медленно закрылся, и брат шумно сглотнул.
Я отпустила его плечи и отступила на шаг назад.
— Питер?
Из его груди вырвался низкий стон. Такого звука я не слышала никогда прежде. Какой-то нечеловеческий стон. Животный, дикий стон вырвался из глубины грудной клетки моего младшего брата.
Он сильно встряхнул головой, как будто пытался прояснить свое сознание. Потом снова уставился стеклянным взглядом куклы на меня и мою подругу.
Эдди больно стиснула мою руку. Ее ладонь была мокрой и ледяной одновременно.
— Он жив, Даниэлла, — прошептала она с дрожью в голосе. — Он жив, а это главное.
Я выдернула руку и осторожно погладила брата по голове.
— Питер? — прошептала я. — Ты пришел в себя? Ответ пришел из глубины его гортани.
— Унну-у-у. — Это был басовитый рык. Брат медленно потянулся, все еще часто моргая, и снова энергично встряхнул головой.
У меня побежали мурашки по спине.
— Питер, прости меня. — Я говорила с огромным трудом, потому что никак не могла опомниться от пережитого. — Вся эта затея с гипнозом… это… просто шутка. Я и не представляла… — У меня перехватило горло, и все слова там так и застряли.
— Ты ведь пришел в себя, правда? — спросила Эдди. — Ты чувствуешь себя уже нормально?
Брат выпрямился и оглядел комнату.
— Пожалуй, — ответил он наконец. А потом задал вопрос, от которого меня снова заколотил озноб: — Где я?
— Мы сейчас в нашей гостиной, — пробормотала я. Он снял очки и потер глаза. Потом, сощурившись,
взглянул на меня.
— В гостиной? Точно?
Эдди не смогла удержаться от крика.
— Питер, перестань нас дурачить. Это уже совсем не смешно. Ты нас пугаешь.
Питер снова сглотнул, несколько раз поморгал и опять огляделся. Потом его глаза остановились на мне.
— Ты ведь Даниэлла?
— Да! — крикнула я с рыданиями в голосе. — Неужели ты меня не помнишь? — Я повернулась к подруге. Меня трясло, как в лихорадке. — По-моему, он не прикидывается. Мне действительно кажется, что он ничего не помнит, — прошептала я. — По-моему, я разрушила его память или что-то в этом роде.
— Нет, Даниэлла, не выдумывай! — Эдди настаивала на своем. — Ты не могла этого сделать. Ведь ты даже не умеешь гипнотизировать.
— Но ты посмотри на него! — прошептала я сквозь судорожно сжатые зубы. — Он не помнит, кто он такой! Он совершенно утратил свою личность!
