Слово. Тема слова как средства, опосредующего психическую жизнь человека, представляется неисчерпаемой. В консультировании здорового человека, переживающего жизненный стресс, есть ряд проблем, связанных с восприятием слова и использованием слова для построения собственного текста. Эти проблемы и позволяют обсуждать вопросы использования слова как формообразующего средства в ситуации консультирования.
Какие это проблемы?
Прежде всего – изменение чувствительности к слову. Это изменение можно описать как в показателях возрастания чувствительности, так и в показателях ее уменьшения. Однако несомненным кажется факт измененной чувствительности, что делает человека или обостренно чувствительным к слову или наоборот – закрытым для его восприятия. Это относится ко всем формам слова – устному и письменному, диалогическому и монологическому. Показательны в этом отношении факты, когда человек явно не воспринимает подтекста, не чувствует отношения, которое выражает сам или которое выражают по отношению к нему, повторяет одну и ту же тему, воспроизводя текст с точностью до слова и интонации. Эти и другие факты измененной чувствительности к слову дают возможность обсуждать проблему структурирования сознания с помощью слова как проблему восстановления его диалогичности.
Другие проблемы связаны с тем, что у человека, переживающего жизненный стресс, актуализируются пустые формы – фантомы сознания, которые препятствуют осуществлению «Я»-усилий. Эти пустые формы воспроизводятся как система идей, например, идеи о невозможности осуществления усилий («Я ничего не могу больше сделать»), или идеи о содержании своих качеств, разрушающих ситуацию жизни («Я – плохая мать»), или идеи о невозможности преобразования жизни («Все, уже поздно, ничего нельзя сделать…») и т. п. Эти идеи имеют словесное выражение, которое, как пустая форма, воспроизводится в сознании, не порождая в нем новых качеств.
Третья группа проблем проявляется как отсутствие полифоничности в тексте человека. Он, переживая жизненный стресс, фиксирован на одной позиции, и эта фиксированность задает или одну, или несколько тем его текста. При этом можно наблюдать и фиксированность адресата, и фиксированность контекста, которые воспроизводятся с большой точностью. Обычно люди отмечают это сами как проявление навязчивости («Думаю об одном и том же», «Повторяю и повторяю про себя то, что должна была бы сказать ему» и т. п.)
Еще одна группа проблем, связанная с использованием слова как медиатора, проявляется как обесценивание слова («Что и как ни говори, ничего не действует», «Словами не поможешь», «Он меня не слышит, он вообще слов не понимает» и т. п.). Обесценивается не только слово вообще, но и собственная возможность построения текста и использования слова для воздействия на другого человека и на себя («Не могу найти нужные слова», «Поговорите с ним вы, у вас получится, я уже все сказала, что могла» и т. п.).
Эти проблемы требуют особого внимания к слову как к средству, которое психолог может использовать для воздействия на сознание другого человека.
Большое внимание, которое уделяется всем видам словесного творчества (терапевтические новеллы, истории, словесные метафоры и т. п.) в психологической практике профессионального воздействия на сознание другого человека, показывает безусловно неограниченные возможности, которые есть в слове, если оно живое, для процессов формообразования в сознании человека.
В консультировании главным вопросом для психолога, использующего слово как медиатор, встает вопрос об организации живого диалога с человеком, который переживает жизненный стресс. Думаю, что это самое существенное условие, при котором возможно движение в сознании переживающего человека.
Живой диалог – это диалог, где его участники действительно слышат друг друга, а не только слушают, действительно видят, а не только смотрят, действительно чувствуют, а не обманывают себя. Это трудно, трудно уже потому, что это ситуация, которая предъявляет требования к психологу; я назвала бы их требованиями быть живым. Это одна из личных проблем, которая есть у людей (не будем относить психолога к сверхчеловекам), и о ней в свое время Г. И. Гурджиев говорил как о сне наяву, который мешает человеку быть живым.
Психолог может знать множество сказок, новелл и метафор, он может четко излагать сложнейшие психологические идеи, но все это не будет иметь реального значения для человека, если психолог не может вести живой диалог с конкретным человеком, где слова рождаются и становятся основанием для обоснования «Я»-усилий человека, переживающего жизненный стресс. Живое общение – это искусство говорить правду, ту самую правду о голом короле, которую… от психолога не ждут. Говорить правду, восстанавливая внутренний диалог самого человека, в котором ему нужен собеседник и адресат его текста, нужны средства для построения этого текста и нужны подтекст и контекст, делающие текст не пустой формой…
Можно воспользоваться метафорой и сказать, что психолог должен вдохнуть жизнь в умирающее слово другого человека. Он делает это, становясь реальным участником реального диалога, который перерастает во внутренний диалог, если в реальном диалоге родились новые формы. Какие? Это могут быть и метафоры, и научные термины, и крылатые слова, и строчки из стихов и песен, словом все то словесное богатство, которое не будет фальшивой подделкой, набором «приемов» и «методик», а составит естественную ткань профессионального диалога с обозначенными позициям, проявленным предметом, адресатом и авторами текстов, которые строят реальные отношения друг с другом в пространстве и во времени своей жизни.
Общие психологические идеи о том, что слово опосредует все высшие психические функции человека, что слово изменяет свое значение по мере превращения его в понятие, что у слова есть значение и смысл, что слово требует понимания его в контексте, думаю, не требуют специального внимания в свете заявленной темы. Они – основа для профессионального мышления психолога о возможности своего использования слова как медиатора, который может породить новые формы в сознании человека.
Миф. В психологической практике широко используется представление о мифе (чаще всего говорят и пишут о мифах, имея в виду множественность этого знакового образования) как об особом знаке, опосредующем переживания человека. Существует немало работ, посвященных собственно психотерапевтическим мифам, возникшим уже благодаря наличию в культуре психотерапии как вида профессиональной деятельности людей. Мне ближе всего понятие мифа в представлении А. Ф. Лосева, поэтому для описания этого вида опосредования, существующего в психической реальности человека, приведу его слова. А. Ф. Лосев писал: «Миф есть бытие личностное или, точнее, образ бытия личностного, личностная форма, лик личности» (23, с. 74). Это же определение он сформулировал и несколько иначе (там же). Лосев пишет, что миф – это интеллигентно данный символ жизни или символически данная интеллигенция жизни.
Все эти формулы-определения, предлагаемые А. Ф. Лосевым, позволяют анализировать отношения между внешним и внутренним, между качествами психической реальности и их проявленностью как для самого человека в его самосознании, так и для наблюдателя. В личности обязательно присутствуют два плана – план самосознания и чувственный план, который показывает наличие внешнего по отношению к самосознанию. Оба плана отождествляются в одном неделимом лике, то есть противопоставление внешнего и внутреннего преодолевается в личности, как выражение, как результат усилий по преодолению противоположностей внешнего и внутреннего в самом себе. Для нашего рассуждения важно, что наличие этого выражения и есть символ, тот осуществленный символ, который показывает осуществимость самосознания, интеллигенции, показывает факт существования личности в пространстве и во времени истории ее собственной жизни. Тело человека поэтому не случайное явление, не иллюзия или нечто несуществующее, а проявление души и в некотором смысле и сама душа.
Мне кажется важным понимание любой живой личности как мифа.
При этом существенно то, что всякая вещь (хотелось бы обратить внимание на это высказывание А. Ф. Лосева) может стать мифичной не в силу своих вещественных качеств, а в силу своей мифической оформленности и осмысленности. Это значит, что вещь воспринимается как непосредственно воздействующая на живое сознание или на неодушевленные предметы, через которые она будет оказывать влияние на сознание. Всякие амулеты и талисманы могут представлять собой миф, если они как предметы соответствующим образом оформлены. Это возможно в том случае, если они оформлены как личностное бытие или потенциально личностное бытие. Человек тоже может стать мифом, если он оформлен и понят как человек и как человеческая личность, то есть как существо, обладающее проявленным, выраженным самосознанием. При этом реально он может и не быть личностью, то есть может не обладать самосознанием.
