То и дело бросали якорь и высылали вперед шлюпку делать
промеры. За сутки поднялись всего километров на пять,
маневрируя между мелями и островами.
Кропоткину такое движение было наруку. Пользуясь
остановками, он, доктор Конради и Усольцев отправлялись в шлюпке, на
берег и там не спеша собирали геологические коллекции и
гербарии. Берега покрывала высокая жесткая трава, которая росла на
илистых отложениях. Километрах в двух от реки Кропоткин попал
в рощицу из дубков. Берез почти не было. Общий характер
растительности напоминал растительность амурских островов.
При таком медленном движении все же за четыре дня удалось
пройти мелкие места, и пароход «Уссури» выбрался на более
удобный плес. На правом берегу показались низкие отроги гор Доус-
Алинь (Малого Хингана на Амуре).
Но и дальше плавание было не из легких. Снова попадались
мели и перекаты. При, крутых поворотах на таком фарватере бар-
жа моталась в стороны и грозила проломить бок «Уссури» или
переломать его колеса.
Всюду расстилались заливные луга, поросшие очень высокой
травой. Ширина русла менялась от одного до полутора
километров.
За главным протоком, по которому шли, влево и вправо
виднелись такие же мощные рукава, как и главное русло. Простор,
мощность реки восхищали наблюдателей.
На этом плесе встретили небольшую нанайскую деревню — в
ней было всего дворов пятнадцать. Она стояла близ устья реки
Халхан-Бир. Здесь пароход сделал первую остановку в населенном
месте. Жители уверяли, что плавание дальше пойдет хорошо. Было
пройдено уже около ста шестидесяти километров.
сПодъехали лодки с соболями, которых отдавали за три
серебряных рубля, но их не купили, — пишет Кропоткин. — Соболя
эти совершенно схожи с уссурийскими и, вероятно, добываются
из-за хребта, отделяющего систему Сунгари от системы реки
Уссури».
Вскоре к пароходу подплыла лодка с чиновником, и опять
начались переговоры. Чиновник настойчиво убеждал экспедицию не
плыть дальше, пока он не испросит позволения у начальства, но
уговоры не подействовали.
* * *
Дальше шли быстрее — на фарватере не было мелей — и за
день прошли около шестидесяти километров. К вечеру пришлось
сделать остановку вблизи небольшой деревушки. В машине
парохода загрязнились цилиндры от очень мутной сунгарийской воды.
Оказалось также, что на барже поврежден руль. Пришлось чистить
машину и чинить руль.
Река стала оживленнее. Навстречу пароходу попалось больше
десяти больших лодок под парусами. Это нанайцы возвращались с
ярмарки из города Саньсиня, расположенного в трехстах
пятидесяти километрах от устья. Нанайцы везли мешки с хлебом, сундуки
и лес. В Саньсинь они привозили ясак и там запасались
мануфактурой, просом, мукой и другим продовольствием.
Горы, которые раньше виднелись вдали на правом берегу,
теперь подошли к самой реке и поднялись остроконечными зубцами.
Сунгари врезалась в горный хребет. По обоим берегам реки
шириной не меньше километра расстилались живописные лесные
склоны и луговые зеленые долины. Появились хутора и деревни. Их
население состояло из нанайцев и китайцев, поселившихся в
низовьях Сунгари совсем недавно, одновременно с появлением русских
на Амуре, при генерал-губернаторе Муравьеве. Китайские власти
поселили нанайцев и китайцев из боязни, чтобы русские не заняли
эти места.
Снова к пароходу подошла лодка с чиновниками. Лодка очень
ходкая, с красивыми резными веслами, покрытая коврами и
шкурами медведей и барсуков.
Чиновники также пытались убедить начальника экспедиции, что
русские не имеют права ходить по Сунгари. Чиновников приняли
на пароходе очень любезно, их угощали и предлагали довезти до
Саньсиня. От них узнали, что до него можно доехать в телеге
за десять дней, а верхом — за восемь, что тут есть почтовый тракт,
имеются станции, на которых содержится по сорок-пятьдесят
лошадей.
Несмотря на всю пышность и важность китайского начальства,
экспедиция не поддалась его уговорам и отправилась дальше по
реке.
У небольшого поселка остановили пароход и сошли на берег,
чтобы закупить необходимое продовольствие.
«Ферма состоит, — записал Кропоткин, — из двух больших
домов, конюшен, амбаров. В домах мы застали за большими,
длинными столами работников, вернувшихся с поля, за ужином из
разваренного мелкого проса. Они пригнали с поля около 20 огромных
великолепных быков... Кроме быков, имеются ослы, прекрасные
мулы и лошади. Лошади, говорят, дороги: за весьма
посредственную лошадь платят по 35 рублей. Все надворное строение сделано
очень хорошо — даже и мельница, в которой жернова
непосредственно ворочаются привязанной к ним оглоблей с помощью мулов.
Огороды, под которые отведено большое пространство,
великолепны — капуста, баклажаны, огурцы, лук и т. п. достигли уже
огромных размеров; за огородами, позади больших скирдов хвороста для
топлива, стоит часовенка, но, видно, хозяева не отличаются особой
набожностью, потому что ход к ней совершенно зарос лебедой.
Приняли нас здесь очень дружелюбно».
* * *
Дальше река стала еще оживленнее: пароход шел мимо
деревень. Горные склоны спускались к самой реке. Ширина Сунгари,
даже в самых узких местах, была не меньше километра. Высокий,
левый берег был буквально усеян деревнями и хуторами, которые
тонули в тополевых рощах.
Богатая природа, хорошо обработанные поля — все
"производило впечатление страны с исключительно трудолюбивым и густым
населением. Но нашим путешественникам хотелось познакомиться
с жителями и побродить по настоящему китайскому городу,
почувствовать китайский быт.
И вот наконец, за впадением в Сунгари речки Вокэньхэ, слева
показался город Саньсинь. Он стоял, окруженный валом с
деревянными воротами. Кропоткин так описывает первое свое впечатление
о Саньсине:
«...грязные закоулки, ряды лачуг из битой глины, и только одна
есть достопримечательность: это на площади, почти за городом,
высокий гранитный памятник, в основании которого лежит
гранитная черепаха. На ней две «гадписи — китайская и
маньчжурская.
Кроме того, в городе есть несколько кумирен из серого
кирпича, довольно красивых, с каменными колоннами и разными
украшениями.
Гольды ! привозят сюда соболей, и тут их жестоко обирают
чиновники, платя за хорошего соболя, стоящего 5—6 рублей на
наши деньги, 2—3 рубля. Наконец, они (гольды) здесь находят кучу
водки и все остальные удовольствия».
В Саньсине поразило множество китайских чиновников,
полицейских и солдат. Они встречались буквально на каждом шагу.
Здесь находился и мандарин второго класса, с красным шариком
на шапочке. Он командовал многочисленными полицейскими,
которые бесцеремонно и грубо обращались с населением.
Саньсинь — это центр, где организуются ярмарки для нанайцев.
На рейде стояло множество джонок. Тут же, на берегу, строилось
больше сотни новых лодок для продажи нанайцам, живущим в
низовьях Сунгари и на Амуре. Население Саньсиня достигало
десяти тысяч человек.
Выше Саньсиня Сунгари прорывается сквозь второй горный
хребет Доус-Алинь. Ее устье стеснено скалами, со дна встают
подводные камни. При низкой воде плавание небезопасно. Нередко из-за
быстроты течения лодки разбивались даже при хороших
лоцманах. Местами на берегу домики так близко подходят к воде,
словно купаются в ней.
Выше река опять вьется капризными петлями среди
низменности. Только местами к правому берегу подходят холмы, заросшие
дубовым лесом. В большую воду низменности затопляются на
необозримое пространство.
В августе у путешественников произошла интересная встреча.
Пароход «Уссури» нагнал лодку с французским флагом, на
котором была китайская надпись на белом поле.
«Когда подошли ближе, — рассказывает Кропоткин, —
разглядели китайца с черной бородкой и биноклем в руках. Мы узнали
в этом китайце одного из миссионеров, с которым встречались в
Хабаровке'. «Уссури» взял джонку миссионера на буксир.
Оказалось, что католический миссионер приехал сюда два
