мать.
Помолчали Человеки.
— Я знаю, почему! — вдруг сказал один. — Потому, что все близнецы маленькими бывают, а мы не маленькие.
— И еще, наверно, потому, — добавил второй, — что у нас девочкой никто не родился. Это только про девчонок по радио передают!
— Человеки! — звал их отец.
И мать звала их:
— Человеки!
Но все-таки дома как-то разбирались, кто из них кто. Кто — Ваня, а кто — Саня.
Зато в деревне никто не разбирался.
— Как жизнь, Ваня? — спросят.
— Жизнь ничего! Только я не Ваня, а Саня, — отвечает Саня.
— Здравствуй, Саня! Как дела идут? — поинтересуются.
— Дела идут! Но я Ваня, а не Саня, — скажет Ваня.
Надоело людям путаться, впросак попадать.
Стали говорить проще:
— Привет!
— Как жизнь, ребятки?
— Что нового, подрастающее поколение?
А самые находчивые — конюх дядя Митя и комбайнер дядя Коля — другое придумали:
— Здравия желаю, Вани-Сани!
— Товарищам Ваням-Саням нижайший поклон!
Жили Человеки в обычном деревенском доме. Изба как изба, хоть и новая. Комната большая, печка, рядом закуток, где Человеки спали, а перед комнатой сени. Из сеней в комнату дверь, обитая войлоком. Чтоб зимой не холодно было.
Рассуждали Человеки:
— Космонавты по небу летают?
— Летают!
— Машины по земле ходят?
— Ходят!
— Говорят, что такие есть, которые за людей думают.
— Говорят!
— А дверь у нас скрипит?
— Скрипит!
— Когда надо, не открывается, а когда не надо, сама открывается?
— Верно!
Решили Человеки привязать к ручке веревку, самим за печку спрятаться; как отец или мать войдут в сени — дерг веревку, дверь сама и откроется!
Решили — сделали. Веревку привязали. За печку спрятались. Ждут! Интересно, кто первым придет?
Скрипнула половица на крыльце, потом в сенях заскрипело.
— Кто-то идет, — прошептали Человеки. — Давай!
Дернули они веревку, распахнулась дверь.
— Есть здесь кто-нибудь? — удивленно спросил старческий голос.
Это бабушка Дарья Павловна, что рядом живет, вошла осторожно в избу, на дверь подозрительно покосилась да вдруг как вскрикнет:
— Ой, кто это здесь?
Огляделась. Не увидела никого и бегом из дому.
Сидят Человеки в засаде — смеются.
Вдруг:
— Тихо!
Опять кто-то идет. Сейчас уж, наверно, или отец, или мать.
Скрип на крыльце, скрип в сенях.
Распахнули Человеки дверь.
— Можно?
Это другая соседка — Мария Никитична.
Вошла в избу, увидела, что никого нет, покосилась на дверь и тоже как припустит назад!
Когда мать домой вернулась, вроде удивилась.
Но сказала просто:
— Ну и чудеса в решете!
Отец пришел, и перед ним распахнули Человеки дверь.
Посмотрел отец по сторонам, веревку на двери потрогал, сказал:
— А что, мать! Так и должно быть! Век кибернетики! Техника!
Пошли Человеки играть в футбол.
Ваня — команда. И Саня — команда. Каждый — и вратарь, и защитник, и нападающий, и даже судья.
Два часа играли. Голов забили видимо-невидимо.
Но вот мяч полетел к соседке Дарье Павловне. Прямо в окно.
Зазвенело, вылетело стекло. За ним и Дарья Павловна выбежала на улицу:
— Кто из вас окно разбил?
Молчали Человеки.
— Это не я! Это он! — наконец сказал Ваня.
Тут уже Саня не выдержал.
— Вовсе и не я, а он!
— Кто из вас он, а кто не он, не поймешь! — бушевала Дарья Павловна. — И надо ж такими одинаковыми уродиться!
А Человекам только этого и надо было. Побежали они домой.
Вечером пришел с работы отец:
— Кто из вас окно разбил у Дарьи Павловны?
И откуда только он узнал?!
Человеки заскучали.
— Так кто? — повторил отец. Показал на Ваню: — Вижу, ты?
— Почему я? — возмутился Ваня.
— Потому что у тебя уши покраснели, — сказал отец.
— У него тоже красные, — не согласился Ваня. — Посмотри, папа, внимательно.
А у Сани, и верно, тоже уши покраснели.
— Ну ладно, Человеки, — сказал отец. — Спорить не буду. Наказывать тоже. А вот стекло взамен разбитого пошли-ка вставлять вместе!
Ничего не поделаешь. Пошли.
Отец стекло Дарье Павловне вставил, а Человеки замазкой стекло замазали. Получилось! Не хуже старого, разбитого.
Дарья Павловна хлопотала вокруг и все радовалась.
— Вот уж спасибо, вам, родные! Не оставили в беде — выручили! Премного вам благодарна!
Кто первым сказал «во-первых»
С вечера мать спросила:
— Что завтра на обед приготовить? Праздник все же. А то у нас все картошка да суп, суп да картошка.
— Мне все равно, — сказал отец. — Делай что попроще.
— Мы по грибы пойдем!.. Грибов знаете как много!.. Можно и без картошки жарить! — сказали Человеки.
Поутру встали они рано-рано. Отправились по грибы.
В лесу еще роса не сошла с земли. Папоротники и трава — мокрые. Осока и колокольчики — в водяных каплях. Туман висит над лесом. Птицы еле-еле голоса подают. Видно, не проснулись еще или тумана боятся.
А лес стоит тихий, присмиревший, будто замер. И паутинки, что на ветвях деревьев висят, замерли, не колышутся. Там, где расступаются деревья, солнце на поляны проглядывает. Блестят в его скупых утренних лучах паутинки с каплями росы, и трава, и цветы, и мхи-лишайники, и поникшие к осени листья ландыша, и разросшаяся крапива, и сбитые на землю белками веточки хвои, и обструганные шишки — все блестит.
И грибы… Их много в лесу. Белые, правда, реже. Подосиновики, подберезовики, лисички, маслята — чаще.
Человеки собирали грибы. Друг перед дружкой не хвалились. Шли по лесу почти рядом, а кто какой гриб в корзинку положил — его дело.
Набрали по корзинке полной.
— У тебя с верхом?
— А у тебя?
— И у меня с верхом! Пошли?
Дома мать приготовила обед. Нажарила грибов. Без картошки. Со сметаной. Подала на стол.
Все сидят — грибы едят.
— Молодцы, Человеки! — сказал отец. — Вкусно!
Тут один из Человеков оторвался от своей тарелки.
— Во-первых, ясно, что белые грибы вкуснее всех. А я белых больше всего набрал, — сказал он.
Это был Ваня.
Саня продолжал есть, но не выдержал:
— Почему это ты сказал «во-первых»?
Уплетая грибы, он пояснил:
— Я белых не меньше тебя собрал. А потом, все грибы вкусные, не только белые.
Тут Ваня не выдержал. Отложил ложку в сторону, начал:
— Во-первых, я больше тебя белых собрал. И первый белый тоже я нашел. А еще не спорь, я первым сказал «во-первых»!..
Саня в это время отодвинул тарелку.
— Спасибо! — сказал Саня.
А Ваня продолжал:
— У тебя одни лисички были да сыроежки… Я видел!..
Но отец перебил Ваню, не дал ему договорить:
— По-моему, первым «во-первых» сказал он. — И отец
