показал на Саню.
— Почему? — удивился Ваня.
— А потому, что он уже поел, а ты все копаешься, — пояснил отец. — Это во-первых. И вообще во-первых — дела, а уже во-вторых — слова. Как ты считаешь? Согласен?
Отец на работе. Мать на работе.
Сидели Человеки на лавочке возле дома. Просто так сидели. Скучали? Нет, не скучали! Сидели, и все!
Бабочка пролетела рядом. Опустилась на траву. Крылышки сложила. Отдохнула и полетела.
Пчела прожужжала над лавочкой, посмотрела на Человеков и в сторону подалась — видно, у нее тоже дела есть.
На ветку клена сел скворец. Почистил крылья и опять в воздух пустился.
И ласточки, и воробьи, и галки, и сороки, и синицы, и вороны, и дрозды, и сойки — все занимались какими-то своими важными делами.
А на земле копошились жуки, и жучки, и муравьишки — все торопились по своим делам.
Одни коты, лениво жмурясь, сидели в открытых окнах изб. И еще на лавочках. Грелись на солнышке. Потягивались, вздыхали. По своим хозяйкам, которые на работу ушли.
Есть не хочется, а все же покормили бы! Вкусненьким! Готовеньким!
Сытые, довольные, видно, мучались коты от нечего делать.
— Пошли дров напилим-наколем, — сказал один Человек другому Человеку. Ваня — Сане. — Утром отец говорил…
И правда, утром отец сказал матери:
— Вечером приду, займусь дровами!..
Пила большая, неудобная, а все же пилить можно. Пилят Человеки. Напилили. Колоть стали. Топор большой, неудобный, а все же колоть можно. Накололи дров.
«А все же невеселая жизнь кошачья!» — почему-то подумали Человеки.
День выдался пасмурный, хмурый. В сером небе солнышка не видно. Серое небо дождем моросит.
Да только в поле все равно люди работают. Вся деревня в поле. И тракторы шумят. И комбайны. И машины. В летнюю пору всегда так. Летом каждый день, каждый час дорог. А тут рожь поспела!
Специальная машина солому в скирду собирает. Машина маленькая, а огромную охапку соломы подхватывает и на скирду подает.
Женщины с вилами в руках принимают солому. Раскидывают ее, укладывают, чтобы ровной была скирда.
Человеки тоже на скирду забрались. Руками берут золотые колючие охапки соломы — кладут аккуратным слоем.
— Помощники! — говорят женщины.
— Не пропадем с Ванями-Санями, — говорят женщины.
Опять подходит машина с охапкой соломы к скирде. Все выше и выше растет скирда. Все выше поднимает машина солому наверх, а Человеки тут как тут. Принимают солому — укладывают. Вновь принимают — укладывают…
Выросла скирда почти до самого неба.
— Смотрите! Смотрите! — закричали Человеки. — Солнышко выглянуло! И дождя уже нет!
И верно, солнце пробилось сквозь серую дымку. Дождь прошел, а над ближним лесом радуга выкинула свою яркую дугу.
— Отсюда и солнышко видней! — сказала одна из женщин. — Солнце-то, оно к людям тянется, а люди — к солнцу!
Обычно Человеки все больше у машин крутились. Много машин было в деревне: грузовые, ну и, конечно, тракторы, комбайны, жатки, сеялки, веялки.
А тут под вечер Человеки вдруг в конюшню забрели. Как это случилось, сами не знали. Шли, шли и забрели.
— Здравия желаю, Вани-Сани! — встретил их конюх дядя Митя. — Милости прошу к нашему шалашу!
— Вы с нами, как с генералами, разговариваете! — сказали Человеки. — Почему?
— А вы и есть генералы, — объяснил дядя Митя. — Так сказать, генералы будущего!..
Стал им конюх лошадей показывать. Не раз Человеки лошадей этих видели. А вот, оказывается, ничего о них Человеки не знали. У каждой лошади — своя родословная, свой нрав и характер. Одна, дядя Митя говорит, запаха махорки не выносит, другая в лесу любит пастись, третья, как машину увидит, балует…
А в самом дальнем углу конюшни дядя Митя торжественно произнес:
— А вот, уважаемые Вани-Сани, наша историческая гордость — Резедой зовут.
В загоне стояла обычная, сероватого цвета лошадка. Трясла головой и седой гривой. Смотрела равнодушными глазами на Человеков.
— Историческая? — в один голос спросили Человеки.
— Историческая, в самом деле, — пояснил конюх. — Родители ее знаменитые: отец в войну у самого генерала Доватора служил, в тылах фашистских, а мать — у партизан.
Удивились Человеки:
— А как вы узнали, дядя Митя?
— Как узнал? — усмехнулся конюх. — Небось сам с Доватором всю осень сорок первого года провоевал.
— Значит, вы — герой? — воскликнули Человеки.
— Чего ж это я герой? Как все. Вот отец ваш герой, это точно. Он при Доваторе был до минуты его гибели. А как воевал!
Отец? Оказывается, ничего-то о нем Человеки не знали. Примчались они домой, пристали к отцу:
— Расскажи! Расскажи! Ты же — герой!
— Почему ж я герой? — не понял отец. — Как все. Вот вы маму попросите, она расскажет. Историческая лошадь — это верно. А мама ваша на исторической корове воевала. Запряжет буренку в оглобли — и к партизанам. Через немецкие посты пробивается. Продукты, одежду, оружие везет. Вот это герой! А когда немцев от Москвы отогнали, пахала она на этой буренке…
Человеки к матери:
— Расскажи! Расскажи! Ты же — герой!..
— Какой я герой? — растерялась мать. — Как все. Вот…
И верно, самого главного не знали Человеки. Сколько лет на свете прожили, а самого главного об отце и матери ничего не знали!
Ни одного дубка в деревне, где жили Человеки, не было. И в лесах окрестных редко когда дуб встретишь. Березы были, сосны, ели, ясени, липы, осины, вербы, ивы — пожалуйста! А дубки… Раз-два — и обчелся!
Но все-таки деревня называлась Дубками.
Дубки стояли в стороне от шоссейки. С большой дороги в деревню по проселку надо добираться.
Человеки часто бегали на шоссейку. Стояли — смотрели на большую жизнь.
Бегут машины по асфальту в разные стороны — и влево и вправо. И маши́ны разные — грузовые всех марок — с прицепами и без прицепов. Легковые всех марок и даже такси. Много машин. Интересно!
Иногда машины останавливались.
— На Дубки как проехать? — спрашивали шоферы.
— Сюда сворачивайте! Сюда! — объясняли Человеки. Так не раз было.
— А как же, когда нас тут нет? — спросил Саня.
— Что как? — спросил Ваня.
— Как они в Дубки проезжают? Спрашивают у кого?
— Верно! — наконец понял Ваня. — У кого?
Пока Человеки от шоссейки до дома дошли — придумали. Кусок фанеры достали, палку приготовили, гвоздь раздобыли. На фанере красным карандашом написали большие буквы «ДУПКИ СУДА».
Вернулись к шоссейке, поставили указатель:
— Здорово!
На следующий день пришли к своему указателю, видят: кто-то чернильным карандашом исправил.
«Дубки сюда» — получилось.
А
