Как-то, когда Мосса, вытянув нос и навострив уши, опять прилегла около Пийтсу, Атс уселся неподалеку на корточках, не сводя с них глаз. И вдруг ему показалось, что когда Моссу принесли из лесу, она выглядела как-то по-другому, чем теперь. Когда Мосса успела измениться, Атс не заметил, но теперь он совершенно отчетливо увидел, что лисенок стал не похож на себя. Раньше он был толще и короче, теперь стал тоньше и длиннее, будто кто-то его постепенно вытягивал или вытянул за один раз. С ним, казалось, произошло то же, что со шкуркой выдры, когда отец растянул ее на доске, чтобы она стала побольше. Особенно изменилась голова Моссы, по голове-то Атс раньше всего и увидел, что в Моссе произошла какая-то перемена. Сначала голова была странно большая, на ней топорщились коричневатые шерстинки, из этих шерстинок едва выглядывали ушки, казавшиеся совсем тупыми. Теперь голова лисенка словно уменьшилась в размере, шерсть на ней разгладилась и порыжела, уши заострились и стали длиннее, нос вытянулся. Вместе с телом и носом вырос и хвост, как будто для того, чтобы не нарушалась гармония между частями тела. Хвост становился все пушистее, словно голова уступала ему свой прежний покров.
Вместе с внешним видом лисенка изменился, по-видимому, и его характер. Атс не заметил, когда это началось, да, наверное, и сама Мосса ничего не понимала, но теперь она вдруг стала интересоваться курами, гулявшими по двору. Особенно волновала ее песня пестрого петуха. Слушая ее, Мосса тихо повизгивала. Она не раз бросалась на кур, когда они забредали к ней под елку, но пока еще не поймала ни одной. Вот только петух как-то раз чуть-чуть не лишился жизни, но отделался несколькими перьями из хвоста. Случилось это не случайно и не по нерадивости петуха, а по его собственной вине: петух сам напал на Моссу. Дело в том, что молодой петух ненавидел красный цвет так же яростно, как его отец ненавидел черный, из-за чего он и погиб. И повинен в этом тоже был Атс. Его очень смешило, когда петух в бешенстве кидался на него. Вот он дразнил и подзадоривал его, а чтобы защитить лицо от петушиных когтей, накрывал голову, но теперь уже не старым черным сюртуком, а красным одеялом. Правда, ему не очень-то разрешали трогать это одеяло, но ничего более подходящего не находилось. А черный сюртук он брать не хотел: боялся, что в какой-нибудь дождливый день петух опять бросится на отца и непременно погибнет. Этого Атс очень боялся: он любил петуха, с которым так давно состязался в пении.
Но скоро Атс убедился, что причиной смерти петуха может стать любой цвет. Казалось бы, красный цвет был вполне безобидным, такого цвета одежды не было ни у Атса, ни у отца с матерью. Правда, неподалеку от их дома жил мальчик, гораздо меньше самого Атса, у которого была длинная красная рубаха. Но петух никогда его не видел, а если бы и увидел и напал на него, это вряд ли могло бы стать причиной его гибели.
Но благоразумный и осторожный Атс совсем упустил из виду, что у них есть лиса и что она тоже красная. Правда, когда Атс первый раз накинул на голову красное одеяло и пошел передразнивать петуха, Мосса была еще не рыжая, а, скорее, коричневая. Но в последнее время она изменила цвет и стала много рыжее. Впрочем, и сейчас она была далеко не такой красной, как одеяло, и Атс никак не мог понять, что за глаза у пестрого петуха, если он кидается на нее.
Но вот однажды Мосса вцепилась петуху в хвост, и он на первый раз лишился не жизни, а всего лишь нескольких перьев из хвоста. Мосса осталась стоять с петушиными перьями в зубах, глядя на петуха, который в смертельном ужасе взлетел на большую ель и орал там во всю глотку. Тут как раз появился Атс и никак не мог понять, что случилось, почему петух кукарекает на ветке, а лиса смотрит на него из-под елки. Атс решил, что петух просто вздумал подразнить лису, и стал искать подходящие палки, которыми можно было бы запустить в него. Пийтсу тоже прибежала, чтобы поближе посмотреть на все происходящее, и стала звонко лаять на петуха, потому что она тоже впервые видела его сидящим на елке. Петуху не понравилось, что Атс кидает в него палками, а Пийтсу лает, и, вместо того чтобы спуститься с ветки, он взлетел еще выше, почти что на макушку ели. Там он раскрыл клюв как только мог шире и запел так, что у лисы из пасти закапала слюна, а из глаз потекли слезы. Петуха наверху не страшили ни лай Пийтсу, ни палки Атса — ни одна из них до него не долетела.
И Атс, утомившись, наконец, от бессмысленных трудов, пошел в комнату, чтобы сказать маме:
— Наш петух сидит на макушке большой елки и поет там.
— Ну конечно, это ты, наверно, так долго гонялся за ним с собакой, что у него, бедного, не осталось другого выхода, как только взлететь на елку, — ответила мама.
— Да нет, я не гонялся, — возразил Атс. — Я даже не видел, когда он залетел туда.
— Что же ему тогда в голову взбрело? — проговорила мама и вышла во двор посмотреть. Там она сразу все поняла и сказала: — Петух побывал в зубах у лисы. Видишь, перья на земле валяются… Погляди, он остался без своих красивых блестящих хвостовых перьев, их лиса грызет.
Только одного мама не могла понять: как это петух оказался таким неосмотрительным, что попал в зубы к лисе? Но на этот вопрос ей помог ответить Атс: он сразу подумал, что если старый петух из-за черного сюртука мог напасть на черную собаку, то молодой петух вполне мог из-за красного одеяла кинуться на рыжую лису. Мама сразу согласилась с ним и сказала:
— Вот видишь, что ты делаешь! Старого петуха до смерти довел, а теперь чуть не лишил нас и молодого.
— Как же это я довел его до смерти? — возразил Атс маме. — Я дразнил петухов черным сюртуком и красным одеялом, а они кидаются на пану и на лису.
— Потому что один из них черный, а другая — рыжая, — сказала мама. — Не дразни петухов черным и красным, они и не погибнут.
— Почему же они такие глупые, что не понимают разницы между черным сюртуком и человеком, между красным одеялом и лисой?
— Ну ты слишком много требуешь от петуха, хочешь, чтобы он не только красиво пел, но знал бы еще всякие премудрости. Довольно и того, что пестрый петух умеет петь, ты и этого не умеешь.
— Зато я знаю разницу между черным сюртуком и человеком, между красным одеялом и лисой! — защищаясь, возразил Атс.
— Ладно-ладно, — согласилась мама, — зато ты не умеешь петь, так что вы с пестрым петухом одни другого стоите. Ты даже глупее петуха, потому что он умеет летать, а ты не умеешь, так что нечего хвалиться своим умом и храбростью, лучше подумай как следует, прежде чем сказать.
— Зато я умею стоять на голове, — твердил свое Атс, — а петух этого не умеет!
— Что-то мне не очень верится, что ты это умеешь, — усомнилась мама.
— Хочешь, покажу? — воскликнул Атс. — Вот, смотри!
И, крепко ухватившись руками за траву, мальчик попытался встать на голову. По сделать это ему никак не удавалось, ноги падали то вперед, то назад.
Мама некоторое время понаблюдала за его возней и сказала:
— Ну вот видишь: петух не умеет стоять на голове и ты тоже не умеешь.
— Но я могу научиться, — пришлось уступить Атсу.
— Конечно, можешь, — согласилась мама. — Но ты можешь научиться не только этому. Ты можешь научиться и тому, что нельзя дразнить петуха, быка или барана: они начинают сердиться, становятся злыми и причиняют людям всякие неприятности.
— А я не боюсь злого барана! — закричал Атс вслед маме, которая уже направилась к дому. — Вот улягусь на земле, пусть попробует тогда меня забодать!
По мама не стала его и слушать. Атс подождал немного, ответа не последовало, и он пошел снова под большую ель размышлять о том, как снять петуха с елки. Он бы охотно сам полез за ним, но ветки на елке начинались высоко, а ствол был слишком толстый, чтобы Атс мог обхватить его ногами и вскарабкаться по нему вверх. В полной растерянности пошел он в комнату к маме. Но мама сказала ему просто:
— Оставь его в покое. Когда ему надоест там сидеть и захочется есть, сам спустится.
— Я хочу, чтобы он сразу спустился, — сказал Атс.
— Может быть, ты еще чего-нибудь хочешь? — спросила мама. — Иди во двор и захоти, чтобы солнце сошло с неба и зашагало по нашему двору.
— А разве солнце и месяц умеют шагать? — заинтересовался Атс, сразу забыв про петуха.
И у них с мамой начался долгий разговор о солнце, луне и звездах, о дне и ночи, о вечере и утре, о лете и зиме, о весне и осени. Когда Атс снова вспомнил про петуха, тот давно уже расхаживал по земле вместе с курами, да так спокойно и важно, как будто никогда и не забирался кукарекать на елку. И только в хвосте у него не было больше красивых блестящих, выгнутых дугой перьев.
* * *
Поздней осенью, когда зарядили дожди и установилась холодная пасмурная погода, лесника стало тревожить, что лиса не желает спать в приготовленной для нее конуре, где она могла бы укрыться от дождя и ветра. Он даже перенес конуру от стены поближе к куче хвороста и повернул лазом к тому месту; где спала лиса, устроившись под колючими прутьями хвороста. Но лиса и теперь не захотела залезть в конуру, а продолжала Спать на старом месте. В конуру охотно полезла бы Пийтсу, чтобы быть поближе к Моссе, но она не могла протиснуться в отверстие: его нарочно сделали поменьше, как раз по размеру лисы. Так Пийтсу волей-неволей пришлось убираться из-под елки, чтобы в другом месте поискать себе укрытие от осенних ливней.
