Зачем я ему обещала!
Хотя я сама не обрадовалась бы, если б его в день рождения стали бить. Получилось бы, что из-за меня.
Я решила, что это последний раз, а больше я врать никогда не буду.
* * *
Я пришла в школу, и Наталья Сергеевна ни о чём меня не спросила. И на втором уроке она тоже не спросила.
После школы Звягин подошёл снова.
— Сегодня-то я отдам записку, — сказала я.
— Отдай. Ты её в ящик отдай. Родители вечером поздно придут.
Я, конечно, чувствовала, что снова нечестно поступаю, Наталья Сергеевна велела им в руки передать, а я — в ящик. И всё-таки я пошла вместе со Звягиным на их лестницу. Он показал ящик, а я опустила туда записку.
— А теперь я её вытащу и потеряю, — сказал Звягин.
Лучше бы он не говорил. Так мне теперь стыдно.
А всё я виновата. С самого начала.
Теперь я решила твёрдо — будет иначе. Ни одного нечестного поступка я не совершу.
* * *
Мои мама и папа — рабочие. Они работают на заводе и делают транзисторные приёмники.
Мама работает на конвейере. Она собирает эти приёмники. А папа — прессовщик. Он прессует разные детали из пластмассы. Они и дома говорят про работу.
— Что это ваш цех стержни задерживает, — ругает мама папу вечером, — конвейер из-за вас станет.
— Мы не виноваты, — оправдывается папа, — мы бы быстро отпрессовали, материал не привозят.
Они уже много лет работают на этом заводе. Даже там познакомились, и у них была комсомольская свадьба.
— Хорошо, — вспоминает мама, — тахту нам подарили и чайник.
Мама моя красивая. Она даже сама себе делает причёски.
У Наташи Фоминой мама работает в институте, кандидат наук, а когда наши мамы идут вместе, я всегда думаю: вот у меня мама какая красивая!
И папа мой — выше, сильней, чем у Наташи Фоминой. Они раньше учились в одном классе, как мы с Наташей. Только её папа поступил в институт, а мой стал работать на заводе. Теперь он тоже учится, на заочном, а преподаватели у него — родители Наташи Фоминой. Вот смешно!
И ещё — мой папа рационализатор. У него даже дипломы есть и грамоты, и его наградили серебряной медалью на выставке в Москве.
Маму и папу я очень люблю. Разве я виновата, что я девочка и что старшая?
Они меня тоже, наверно, любят, только больше, чем меня, они любят Сеню. Во-первых, потому, что он младше, а во-вторых, потому, что он мальчик. Ему шесть лет, и он сейчас у бабушки с дедушкой в Суздале на свежем воздухе.
Я, наверно, тоже виновата. В луже недавно перемазалась вся. А ещё мама дала мне три рубля, чтоб я в магазин пошла, а я их потеряла. Несла-несла в руке, а подошла к кассе — и нет их. Куда они делись? Я тогда так плакала, что меня провожать пошли из магазина домой.
И много чего ещё я сделала плохого, даже вспоминать стыдно.
А сегодня мы ходили в театр. Мы с мамой и с папой, и Наташа с родителями. Даже не ходили, а ездили в их «Волге».
Я в легковых машинах езжу редко. Только на вокзал, когда мы провожаем бабушку в Суздаль. И мне всегда интересно смотреть в окошко, особенно если стоим на перекрёстке. А мимо идут прохожие и тоже на меня глядят.
В театре мы смотрели балет «Доктор Айболит». Я такую сказку раньше читала. А теперь артисты её изображали танцами. Внизу под сценой оркестр играл музыкальные произведения.
Всё было так интересно, и вдруг, когда из-за скалы выскочили страшные разбойники с кривыми ножами, чтобы напасть на доктора Айболита, ко мне повернулся человек спереди, поморщился и сказал:
— Девочка, не шурши бумагой.
Оказывается, я и не заметила, как сворачивала и разворачивала бумагу от шоколадки. Это я от волнения. А получилось, что я нарочно хулиганила, смотреть мешала, слушать мешала музыку.
Я так расстроилась, что до конца действия даже не понимала, что там на сцене происходит.
Потом в антракте мы ходили по театру, рассматривали фотографии артистов, как они изображают разных людей и животных, и плохое настроение у меня забылось.
Мы гуляли по фойе, и Наташа всё ругала артистов:
— Айболит-то — ну и уродина, ну и уродина! А корабль у них — видели, сначала никак не плыл, когда они все в него сели, а потом как дёрнулся, так полсцены пролетел.
Когда она сумела столько недостатков увидеть, удивляюсь. Я так ничего не заметила, и мне всё очень понравилось. Наверно, оттого, что я мало хожу в театр, а Наташа — часто.
А ещё в антракте я смотрела на маму, какое красивое на ней было платье и как она шла с папой, а папа мой — высокий и сильный, и я от этого очень радовалась.
* * *
Вечером я решила посоветоваться с мамой о Звягине.
— Мама, — спросила я, — если одной девочке учительница дала записку, чтоб девочка отнесла её родителям мальчика. А родители этого мальчика бьют…
— Подожди, — сказала мама, — я не понимаю, что за девочка?
— Ну, просто девочка.
— Просто девочек не бывает. Это Наташа или ты?
— Нет, не Наташа.
— Тогда, значит, ты?
— И не я.
Очень стыдно мне было врать. Получается, что я по нескольку раз в день обманываю людей.
— Нет, я не понимаю тебя, — сказала мама.
— Я просто спросила, просто так, — ответила я.
И решила отойти от мамы, чтоб она не продолжала разговор. Но мама сказала:
— Понимаешь, это ведь правда сложно. Смотря какой мальчик и смотря какие родители. О чём в записке написано, девочка ведь не знала?
— Не знала, — сказала я.
— А если родителей мальчика учительница хотела обрадовать? Или нет? Как ты думаешь?
— Нет, — сказала я, — не хотела.
— Если родители такие, как у Жени Звягина, а записка не очень правильная, я бы тогда сразу отказалась нести записку и всё бы учительнице объяснила. Как ты думаешь, правильно бы я сделала?
— Правильно, — сказала я.
И мы с мамой больше о записке не разговаривали.
* * *
Я уже два дня ничего не писала в дневник. Это очень плохо.
А сейчас я делала уроки, вспоминала, как перемазалась в луже, и подумала ещё об одном случае. Я этот случай как вспоминаю, так сразу делается мне стыдно. И начинается плохое настроение.
Весной к нам приезжала в гости наша бабушка из Суздаля. И привезла брата Сеню.
К Наташе Фоминой тоже приехал брат, только двоюродный и большой. Он старше меня на полтора года. Его зовут Игорь. Он приехал с родителями на майские праздники.
В этом году снег растаял так рано и так сильно грело солнце, что уже перед первым маем все ходили без пальто, даже старушки. И земля была тёплая и мягкая. И цветы сами выросли.
У Наташиного брата Игоря был ножик с красивой ручкой. Он его часто вынимал из кармана и любил показывать. И мы играли с Игорем в ножички. Я раньше не умела играть в эту игру, а Наташа и сейчас не умеет, она говорит, что это мальчишечья игра. А я научилась и даже один раз у Игоря выиграла.
Потом мы решили отправиться в путешествие.
Мама, папа и бабушка мои поехали в гости, а Сеню оставили играть со мной.
И мы отправились в путешествие вчетвером: Игорь, Наташа, Сеня и я.
Было так тепло, что даже Сеню мама одела не в пальто, а в сандалии и в новый красивый костюм. Сеня в этом костюме крутился перед зеркалом и говорил, что он — космонавт.
Мы пошли сначала в Дикий сад. В Диком саду много разных качелей и горок. Их каждую весну чинят, а осенью всё снова ломается.
Мы долго искали качели, на каких можно покачаться, и нашли. Они были на один бок кривые и страшно скрипели. На этих качелях могли качаться четыре человека, даже вшестером на них можно было сидеть, если потесниться. На одной скамейке трое и на другой, напротив — трое. А по бокам скамеек — деревянные перильца, чтоб держаться. Мы забрались все, я даже Сеню с собой затащила, и стали раскачиваться.
Сеня вдруг испугался скрипа и заплакал. Пришлось остановиться и спустить его на землю. Мы снова стали раскачиваться, а Сеня стоял в стороне и всё плакал.
Мне было стыдно, что я его всюду с собой таскаю и что он нам мешает.
— Сеня, ну что ты плачешь, ты ищи цветочки, — говорила я.
А он продолжал плакать.
— Ну его, — сказала Наташа, — отведи ты его домой.
— У меня все уехали. — И я слезла с качелей, чтобы успокоить Сеню.
Сеня сразу замолчал.
У Наташи с Игорем катанье не получилось, они тоже слезли.
Игорь нашёл палку, как пистолет, и дал Сене. Сеня обрадовался и стал с этой палкой бегать вокруг нас.
— Пошли дальше, к экскаватору, — предложила я.
Экскаватор успел вырыть огромную траншею. Он работал все дни перед праздниками, и вокруг часто стояли прохожие люди, наблюдали. Я тоже люблю смотреть, как экскаватор ворочается, роняет ковш в землю. Потом вздрагивает и поднимает полный ковш земли наверх.
Сегодня он не работал. В кабине было пусто, а ковш лежал на земле около гусениц.
