— Ты ведь мог и сам бы догадаться, про Майракпак… Я думала, ты догадаешься, скажешь мне… Мы же читали вслух эскимосские сказки. Помнишь, там была великанша по имени Майракпак?
Миша не помнил, и не пытался вспомнить.
Мама не отставала от него. Видно, ей очень хотелось, чтобы её простили.
— На форуме же человека не видно, только мозги… — беспомощно объясняла ему она. — А папка твой говорил, что у меня мозги на 19 лет. Значит, я только немногим старше вас. Я чувствовую, что совсем немного… Меня же и транспорте сгоняют с места…
— Так ты на задние сидения садись в троллейбусе, там не сгоняют. Или в маршрутках езди, — неохотно отозвался Мишка.
Он знал, что маму в транспорте тошнит. И всегда сочувствовал ей. И теперь, помолчав, он добавил:
— А ещё ведь можно возить с собой солёные орешки.
Мама кивнула:
— Я покупаю, когда не забываю…
И посмотрела, как ему показалось, с благодарностью. Думала, наверно, что он вообще не захочет с нею говорить. И теперь она рада была, что хоть что-то осталось прежним. Её тошнит в транспорте, и он советует купить солёные орешки. Уже не в первый раз. Что-то осталось. Не ушло.
Миша включил компьютер, не зная ещё, что станет делать. Он рассматривал общие фотографии класса — случайные и постановочные, сделанные разными людьми. Вот эта — в кабинете физики, а вот в музее…
Что-то надо было разместить на сайте, в теме «Вместе учимся — вместе отдыхаем». Об этом его Алла Глебовна просила. Она сказала, что на главной странице должна быть такая тема.
Мишке попалась фотография, где они все — в купеческой гостиной, и думал: эта подойдёт? Не подойдёт? Одобрит её Алла Глебовна или не одобрит?
Мишка никак не мог решить. Он тяжело вздохнул и стал в раздумьи пририсовывать всем одноклассникам большие носы и уши. Они-то сидят на английском и не знают, какие они у него здесь получаются. Если постараться, то можно сделать так, чтобы смотрелось, как будто носы и уши сами такие выросли…
Он дошёл до Кирки, сидевшей в середине. Помедлил и перескочил сразу к Эльке Локтевой, одним круговым движением нарисовал ей толстый фиолетовый нос. А Кирка пусть остаётся такая, как всегда. Она нисколько не боится, что он разрисует её — смотрит открыто, улыбается. «Вот она — я. Посмеешь мне что-нибудь пририсовать?»
Так может улыбаться только человек, который знает, что всё в его жизни идёт, как надо. По-другому просто не бывает. И в лицее у неё всё правильно, и дома тоже. Тут он вспомнил, как вчера она уходила от него вместе со своим отцом к себе домой. Как будто они совсем чужие люди и в их дом попали по ошибке — и теперь торопятся уйти… И с Мишкой Кирка целый месяц и ещё восемь дней разговаривала по ошибке, и по ошибке дотрагивалась до его руки, когда сам он хотел взять её за руку, но стеснялся.
Он вернулся от Локтевой обратно к Кирке. Нарисовал ей уши как у эльфа и волосы как у бабы Яги. Нос… нос пусть будет огромный, такой грушей, как у Хича — Михайлова. На этой фотографии Михайлова не было — он никогда не ездил со всеми по выходным. А если бы он был здесь — наверно, интересно было бы его раскрасить в разные цвета. Но Кирку разрисовывать тоже интересно. «Так тебе! — мысленно говорил ей Мишка. — Сейчас ты у меня главная красавица будешь! Ты же в лицее у нас — главная красавица?»
Хотелось всё вчерашнее скорее зарисовать. Мишка искал нужные оттенки, ёрзал на табуретке, добавлял то розового, то жёлтого, то фиолетового. Как вдруг совсем рядом дзинькнуло, и он пожалел, что не отключил скайп.
Ему не хотелось ни с кем разговаривать. Но это и оказалось не нужно. Андрей Петрович, завуч из лицея-интерната, напоминал, что ещё вчера отправил Мишке новые задания. «По-моему, тебе будет интересно, — написал он ему вчера. — Здесь есть, над чем покумекать». А теперь он спрашивал, как Мишке показались задачи. А Мишка вчера вечером только о Кирке думать мог. И теперь пришлось поскорей открывать письмо, смотреть вложения — хотя бы узнать, что там такое, чтоб что-то написать в ответ.
Подобных задач Мишке ещё решать не приходилось, всё показалось незнакомым. Он даже разозлился сначала — Андрей Петрович пишет ему, когда сам хочет, а ему, может быть, совсем не до математики! К тому же, он не знает, с чего здесь начинать. Но не успел он сказать про себя, что он не знает, как в голове мелькнула одна мысль. Она вспыхнула, и сразу же — раз! — в сторону, ускользнула куда-то из поля зрения. Мишка только на миг увидел формулы, написанные в длинную строку, и вся строка пропала. Но он-то уже знал, что она где-то есть. Он не успел прочесть её до конца, но начало решения уже знал!
Маленькая Сашка подошла звать его поиграть с мышонком, и увидела, что он то морщится, то растягивает губы в улыбке, то открывает зубы, так что лицо становится весёлым и хищным. Сашка подумала, что ей тоже надо так делать со своим лицом. Она пробралась за монитор, встала напротив Мишки, и принялась, как зеркало, повторять все его гримасы. При этом она таинственно молчала, потому что и Мишка тоже молчал. И когда мама глянула на них, она поняла, что Мишка просто не видит младшую сестру — он весь в своей математике, в новых задачкахх, которые ему прислали наудачу — сообразит сам, как решать, или не сообразит. Мишка явно что-то соображал, потому что в его лице отражалось то нетерпение, то злость, то радость. Мама знала: там, где он был сейчас, не было ни Сашки, ни Киры-одноклассницы. Не было даже Майракпак, которой и вправду нигде не было.
Когда суп сварился, мама всё не решалась сказать Мишке: «Садись поешь», — боялась спугнуть пришедшие к нему мысли. И тут зазвонил Мишкин мобильник. Это была учительница информатики Алла Глебовна. Он думал, что она хочет напомнить, чтобы он разместил на сайте фотографию, и надо скорее выбирать. Но оказалось, надо прислать ей на почту пароль. Прежде Алла Глебовна говорила, что Мишка сам волен сменить пароль от сайта на какой хочет. Мишка администратор, значит, он здесь хозяин, один. Ему доверяют.
Теперь она объясняла:
— Другие ребята тоже хотят быть администраторами. Им надо учиться. Тем более, ты сейчас болеешь, и у тебя должна быть подмена…
— Не надо мне никакой подмены, — растерялся Мишка. — Я ведь всё равно делаю всё, что нужно… И я уже почти поправился, я скоро приду в лицей…
— Конечно, скоро придёшь, — ответила Алла Глебовна. — И будешь дальше заниматься сайтом. Но не один, а с помощниками.
— С какими ещё помощниками? — не понял Мишка.
Алла Глебовна сказала:
— Из вашего класса вызвались Данила Ярдыков и Саша Катушкин. Конечно, в первое время им понадобится твоя помощь. Но, я думаю, самое сложное ты уже сделал, сайт работает. А дальше уже не надо быть таким крутым компьютерщиком…
Мишка отправил Алле Глебовне пароль. Было обидно. Зачем ему какие-то помощники, которым, наоборот, он должен помогать. Ладно ещё Ярдыков, бывший сосед. Но ещё и Катушкин… К Мишке снова пришло чувство, что его обманули. И он снова не мог понять, кто его обманул и в чём. И когда он опять стал решать задачу, это чувство какое-то время оставалось с ним. А потом прошло.
К вечеру он вспомнил, что не говорил сегодня с Киркой. Позвонил ей — она отозвалась манерно, тренированно:
— А, это ты? Что случилось?
— Ничего, — растерялся он.
Она спросила:
— А что тогда звонишь?
Через два дня Мишка пришёл в лицей и увидел, что за столом рядом с ним снова сидит Ярдыков. Кирка пересела назад к Ленке Сурковой. Мишка сказал себе: «А, значит, вот как… Из-за борща…» А после подумал, что, может быть, то, что она борщом облилась, и не важно было. А главное — то, что она увидела, как он живёт. Случилось именно то, чего он боялся. И даже хуже ещё, потому что и Киркин папа увидел его! И теперь они больше никогда не позовут его жарить шашлыки, или смотреть старинные дома. Или в купеческий музей. И ему снова не важно станет, куда все едут в выходные. А главное — Кирка на переменах станет смеяться и разговаривать с кем-то, но ему до этого тоже не будет никакого дела. Не должно быть. Подумаешь — мажорка. Он очень постарается, и ему не будет плохо, не будет плохо, — так говорил он себе.
На перемене она подошла к нему с каким-то пакетом. Отдала молча. Он с опаской заглянул. Внутри был мамин махровый халат.
Мишка не знал, что в тот самый вечер, когда Киркин папа привёз Кирку домой в этом халате, он рассказывал её маме за ужином:
— Я этот голос ни с чем не спутаю. Глухой, хрипатый такой. И сквозь эту хрипотцу писклявые нотки прорезываются, как сквозь дыры в стене…
Киркин папа был по образованию архитектор, и иногда он сравнивал звуки или цвета с разными постройками и сооружениями. Мама не вполне понимала его сравнения.
— Помнишь, я рассказывал, что приходила такая ко мне, — оживлённо говорил он. — Помогите, говорит, а то, мол, помирает…
— Кто, она помирает? — вставила Киркина мама.
