Александр Панов - Жизнь только начинается

Спор затягивался.

— Знаете, вы все-таки перестраховщик, — наконец не выдержав, вспылила Галина Афанасьевна. — Мы не имеем права отказать МТС. Они ждут людей, а не бумажку с отказом. Стыдно будет нам!

— Я оказал нет, значит нет.

— Хорошо. Сейчас же мы едем в райком, только вместе с вами…

— Согласен. Если скажут послать, возражать не буду, — неожиданно согласился директор.

Это был, может быть, первый солнечный день наступающей весны. Прощальный гудок машины пронесся по училищу, и не было человека, который бы не услышал его и не подумал: «Уезжают пятнадцать лучших, пятнадцать счастливчиков». И пока машина медленно двигалась до арки, провожающие шли следом с шутками и смехом.

Дорога, дорога! Что-то ждет ребят впереди? Только хорошее, только прекрасное, и ничто иное. В этом были уверены все пятнадцать. Они не подозревали, сколько усилий приложила Галина Афанасьевна, чтобы они могли вот сейчас отправиться в неведомый край.

Костя и Митя, обнявшись и позабыв, возможно только на эту минуту, все распри, неистово махали шапками Оле и замполиту.

— До свидания! — кричал громче всех Костя.

— До свидания! — подражал ему Митя, первый раз в жизни крича так громко.

Они не знали, с каким трудом мастер и замполит добились включения их в список пятнадцати. Митя с Костей ехали вместе с Юрой, Васей, Сашей.

Сжав в руке вышитый платок, Олин подарок, Вася, не сводил глаз с девушки. Она удалялась. Но свет ее глаз был все еще виден. «Вот и расстаемся, ненадолго, но расстаемся. А мне не хочется… Ты будешь писать мне письма, я буду ждать их… Ты замечательный парень», — мысленно повторял он слова девушки.

Сжав руку Юры, Вася радостно сказал:

— Ты, Юрка, замечательный парень.

Но тот лишь вздохнул: теперь он не скоро увидит Олю, а это для него было сейчас самым важным.

«Что такое не везет и как с ним бороться?» — серьезно размышлял Федька, приноравливаясь выпрыгнуть на ходу из вагона. Хотя поезд уже замедлил ход, так как подходил к станции, прыгать было все-таки страшновато. Что-то не хотелось отрываться от ступенек, но иного выхода не было. Милиционер вот-вот откроет дверь вагона, а он, голубчик, тут как тут. Крикнув «гоп!», сжав зубы, Федька оттолкнулся от ступенек, от мчавшегося вагона, и земля понеслась навстречу. Он сделал несколько прыжков. Непреодолимая сила влекла его вперед, и все же, сам себе не веря, Федька «удачно приземлился». Косолапя, он отбежал от полотна и облегченно вздохнул. Только сейчас, когда миновала опасность быть пойманным, он в полной мере осознал, как боялся прыгать. Сердце билось, словно кто-то неистово стучал в грудную клетку.

Федька взглядом проводил зеленые вагоны. Он решил не подходить к станции, пока поезд не уйдет, чтобы не попасть на глаза милиционеру. Конечно, если бы не эта торговля дрянными самоделками-открытками, Федьке бы нечего опасаться милиции. И почему публике разонравились открытки? Раньше хоть не очень охотно, но брали. Или он разучился нахваливать товар? Нет, не разучился. Просто надоело одно и то же: «А ну, кому открыточки дешевые, рублевые, первый сорт!» А теперь куда податься? Думай не думай, есть хочется, а денег нет. Где бы их достать?

Этот вопрос для Федьки был серьезный, и возникал он каждый день.

Проходя мимо развешенного белья, Федька покосился, пересчитал простыни и рубашки. Но сразу вспомнил строгое, худощавое лицо милиционера, его цепкие глаза и ласковый говорок: «Тебе работать, учиться надо, а ты спекуляцией занимаешься, всякую стряпню продаешь». Федька поморщился.

Возле станционной водокачки внимание его привлек спор двух школьников. Портфели, перевязанные шпагатом, висели у них через плечо.

— Честное слово, попал! — горячился тот, что был поменьше ростом. Как кинул, сразу — стук.

— Не спорь, Вадька! И всегда ты споришь.

— Ну ладно. Ничья.

Вадик кинул шарик, а паренек постарше нацелился в него своим шариком. Федька не спеша подошел к ребятам и раскрыл «витрину» — несколько картонных пластин, скрепленных между собою так, чтобы их можно было складывать. На картонках были прикреплены открытки.

— Любую, на выбор.

Ребята принялись разглядывать открытки.

— Какие-то плохие они, — оказал старший.

— Сам ты плохой! Это высший сорт, спецзаказ, из Москвы привез.

Школьник покосился на рваные ботинки и грязные руки обладателя открыток «высшего сорта» и протянул недоверчиво:

— Да-а, из Москвы, сразу видно…

Ребята отошли от Федьки и вновь принялись катать шарики.

— Во что играете? — Федька опять подошел, стараясь сохранить безразличный вид.

— Просто так.

— Большие, а глупостями занимаетесь. Кто же «просто так», без денег играет? А еще школьники.

— Мы глазомер вырабатываем.

— Чудаки! Вот я игру придумал: и глазомер, и интерес вырабатывает.

Федька присел, положил свернутую «витрину» к себе на колени.

— Игра на внимательность. Нужно угадать, в каком орешке шарик. Отгадаешь — значит, внимательный.

Он стал не спеша передвигать скорлупки, пряча то в одну, то в другую хлебный шарик.

— А ну, Вадик, угадай, — подбодрил Федька.

Вадик, завороженно следя за ловкими пальцами Федьки, доверчиво придвинулся.

— Вы фокусник?

— Вот именно. Я уже в цирке выступал. Отгадай.

К безудержной радости Вадика он легко находил шарик.

— Молодец, молодец! — восклицал Федька. — А теперь давай с интересом.

Вадик взглянул на насупленного товарища, тот недоверчиво покачал головой.

— Нельзя, Вадик, на деньги играть.

— Попробуем. Это же на внимание.

Вадик вытащил из портфеля пенал, открыл его. Там лежали свернутые пять рублей.

— Два рубля на обед, а три маме верну.

— Ничего, вернешь когда-нибудь, — заверил Федька.

Дальнейший ход событий понятен: пятерка очень скоро перешла в руки Федьки.

— Я тебе говорил, не играй, — сказал старший Вадику. — А тебе не стыдно, — обратился он к Федьке, — маленького обманывать?

Вадик стоял растерянный. Без обеда он обойдется, но что он скажет матери? У Вадика сморщилось лицо, дрогнули губы. Как он ни крепился, слезы сами побежали из глаз. Он всхлипнул.

Школьники, взявшись за руки, пошли прочь от Федьки.

Неожиданно Федька бросился догонять ребят. Подбежав к ним, он сунул удивленному и испуганному Вадику три рубля.

— А два рубля я оставлю себе на хлеб, ладно? — сказал он и направился в другую сторону.

На вокзале Федька узнал, что очередной поезд прибудет через десять минут. «Старый хрыч, алкоголик, пусть сам продает. Дурака нашел!» возмущался Федька, шагая по перрону.

Уже месяц Федька продает пассажирам открытки. С каждой проданной фотографии Захар Иванович дает ему десять копеек. На одной из станций Захар Иванович имел небольшую частную фотографию. Государству платил высокий налог, но ему все же перепадало «на чай», как он любил с усмешечкой выражаться.

«Ему бы только водку сосать, а тут на хлеб не заработаешь никак», злобно размышлял Федька. Тяжело волоча ноги, он вышел к базарчику, подошел к молочному ряду. Вкусные запахи печеной снеди, жареной рыбы, мяса раздражали.

— А ну, кому видики, первый сорт: Крым, Сочи, Ялта, субтропики! заученно протянул Федька. — А ну, кому открыточки дешевые, рублевые, высший сорт!

Он остановился возле бабушки в белом фартуке. Лицо ее показалось ему особенно добрым.

— Купите, я есть хочу.

Бабушка удивленно всплеснула руками:

— И не стыдно тебе ходить с этими картинками? Работал бы да жил в свое удовольствие.

Федька отвернулся. Но старушка сказала:

— Ладно, хоть просишь, а не воруешь.

Она налила полный стакан кислого молока и подала Федьке.

— Ешь, не обеднеем.

Потом она вытащила из-под прилавка кусок хлеба. Поблагодарив, Федька отошел в сторону. Он был так поглощен едой, что не заметил, как подошел и остановился пассажирский поезд. Пассажиры заспешили к прилавкам.

«До чего я дошел», — с горечью подумал Федька. Ему было жалко самого себя. Вспомнились все мытарства, которые он претерпел. И сейчас он поневоле спросил себя: «Что же делать дальше? Нищим стал. Стыдно просить, стыдно… А есть хочется… Раздет, разут. Опустился — дальше некуда. Домой ехать нельзя — набедокурил. Открытки никто не покупает. Куда податься?»

Чья-то рука опустилась на его плечо. «Милиционер!» Федька сжался; потом рванулся вперед, пытаясь вырваться.

— Не бойся, ешь спокойно, — услышал он удивительно знакомый голос. Перед ним стоял Костя, доброжелательно улыбавшийся бывшему товарищу.

— Хочешь сметаны?

«Хитрый…» — подумал Федька, испуганно озираясь по сторонам.

— Ну и трусливый же ты стал, — рассмеялся Костя.

Бледное лицо Федьки заострилось, было покрыто пятнами. Из-под фуражки выбивались космы грязных волос.