Александр Панов - Жизнь только начинается

— Боится ручки замарать… — оказал один из рабочих.

— Не боится, не умеет еще. Новенький.

Потом ребята попали в токарный цех. Токари склонились над вертящимися деталями. Падала мелкая стружка.

— Оборотов тысячу станок дает? — понимающе спросил Вася у пожилого токаря.

— Побольше… Раньше и шестисот не давал. Переделали кое-что, и теперь он на тысячу двести тянет.

«Для такого станка неплохо», — подумал Вася.

Цехи ребятам понравились. Были они чистыми и светлыми, просторными. Люди работали уверенно, спокойна и быстро.

Перед практикой воспитанники побывали в МТС, которая находилась близко от города. Беспорядок, грязь во дворе, какая-то суматоха в цехах все это не понравилось ребятам. «Неужели везде так?» — думали они. Оказывается, не везде.

— Вот бы сюда попасть на работу, — высказал свое желание Юрий. — И МТС хорошая, и степь замечательная. Только здесь и жить!

— А я куда? — рассмеялся Вася.

— И ты со мной.

— Ладно, я согласен. Подпиши приказ…

В цехе электросварки ребята задержались. Паренек, приблизительно однолеток Васи, прилаживал электрод к держателю.

— Привет трактористам! Интересно знать, почему вы шатаетесь?

Вася с Юрой ничего не ответили, хотели выйти из цеха.

— Стоп! — закричал сварщик. Он догнал ребят. — Надулись?

— Нас еще не распределили. Мы посмотреть пришли.

Сварщик почесал за ухом.

— Смотреть, конечно, хорошо… Только сейчас пахота срочная.

— А мы что, глупые, не понимаем? — с обидой спросил Юра.

— Ну, смотрите… Сваривать — это тебе не на тракторе ехать! Верти рулем да потягивай рычажки.

— А ты пробовал?

— Видел.

— Не знаешь, так не болтай, — сердито оказал Вася.

Сварщик не обиделся.

— Электросварка — дело сложное и интересное. Тонкость работы большая.

Чьи слова говорил этот паренек? Явно не свои, наверно так ему объяснял мастер.

— А давно ты здесь?

— Целый месяц. Как приехал, завалили работой по горло.

— Откуда ты?

— ФЗО окончил. По постановлению партии приехал.

— А ты партийный?

— Нет.

— Комсомолец?

— Нет. А причем тут партийность? — рассердился в свою очередь парень, спуская на глаза очки. Он указал на затемненные стекла, лежавшие на тумбочке. — Берите, а то глаза испортите.

Паренек работал довольно быстро и точно. Ребята сразу это оценили.

— А ну-ка, я попробую, — потянулся к парню Юра. Но тот даже не удостоил его взглядом. Юра повторил просьбу.

— Ты с ума сошел! Если вам в училище два раза дали подержать горелку, значит уже мастера? Не дам, лучше не проси.

Юрка стал нарочно приставать.

— Скупой ты, как Гобсек.

— Пусть буду скупой, — согласился паренек, — но не дам. Аппарат мне испортите, каши не расхлебаешь. Да и с током шутки плохи: шибанет — мамку вспомнишь! Технику безопасности не знаешь? — Паренек стал опять заученным голосом рассказывать про технику безопасности.

— Ты что, из книги шпаришь? — возмутился Юра. — Своими словами говорить не умеешь?

— Про технику не умею, — искренне признался паренек и почему-то вздохнул. — Меня все время за эту книжность ругали и в ФЗО, и здесь. Запас слов, наверное, незначительный. Поэтому я стараюсь побольше говорить. А книги решил пока бросить. Как прочту какой-нибудь исторический роман, так и говорю «сэр», «господа», «разрешите откланяться», ну и другие такие слова. Это потому, что я очень впечатлительный и стихи пишу. — Он вдруг перешел на шепот. — Только вы Анне Федоровне не говорите, что я бросил читать.

— А ты не бросай, — посоветовал Юра.

— А как же быть?

— Не знаю. Книги читан, а говори просто, как сейчас с нами.

— Не умею, не получается.

— А стихи какие у тебя? — спросил Юра.

— Лирические. Замечательные стихи, только никому не нравятся. Паренек вдруг погрустнел, приложил руку к сердцу и плачущим голосом начал выговаривать:

— Посвящаю тонкострунный стих мой синьорине Маше Варешковой:

— А ты, правда, скучаешь по Маше? — спросил Вася, с трудом сдерживаясь, чтобы не расхохотаться.

— Нет.

— Зачем же пишешь?

— Гм… Это же стихи! Все поэты так пишут. Надо же о чем-то писать. Ну как, нравятся?

Конечно, он, Юра, сочиняет стихи в тысячу раз лучше. Но зачем обижать паренька? Юра ни за что бы не открылся, что пишет стихи.

— В общем, ничего, — дипломатично ответил Юра.

— Какое там ничего, — ерунда! Не получаются они у тебя, — прямо отрезал Вася.

— Не брошу, — упрямо заявил парень и опустил очки на глаза. — Не мешайте работать.

Ребята направились к двери. Парень беспокойно посмотрел им вслед и вновь догнал их.

— Ну вот уж надулись… Не могу бросить — и все. Душа вверх стремится, к солнцу, к счастью, к простору. Лирическая у меня душа, понимаете?

— Ну и чудак, — оказал Вася, когда они с Юрой попали в другой конец двора. Там они увидели свою группу, направляющуюся к главному корпусу.

Решили присоединиться, так как женщина в брезентовом плаще что-то рассказывала.

— Два года тому назад нашей станции не было, не было также и близлежащих к нам колхозов. Солончаковая степь перемежалась с болотами. В чем трудность освоения новой степи? Она представляет собой огромную чашу с понижением к центру. Грунтовые воды залегают на глубине метр-полтора, а бывает, выходят на поверхность. Вместе с грунтовой водой выступает и соль. Соль — наш враг. С засолением земель необходима постоянная борьба. И мы, механизаторы, вместе с колхозниками боремся: перепахиваем, промываем земли, понижаем грунтовые воды. Работы много, нам ее с лихвой хватает на круглый год. Мы передовые люди на селе, потому что в наших руках лучшая сельскохозяйственная техника. И применять ее надо в полную силу. Видите, сейчас у нас на усадьбе пусто, затишье. И это хорошо. С ремонтом мы справились, все машины на полях.

Вася тихо спросил Ивана Сергеевича:

— Кто такая?

— Парторг. Она вчера вместе с другими женщинами разгружала доски.

— Грамотных людей нам не хватает, — продолжала Анна Федоровна. — На одной практике, без учебы далеко не уедешь. А мы должны далеко идти. В прошлом году машинно-тракторные станции нашей стели обработали тысячи гектаров новой земли, нынче зацветет хлопчатник на площади в три раза большей.

Ребята захлопали в ладоши; Анна Федоровна улыбнулась.

— Так что, рабочий класс, давайте за работу!

После осмотра цехов ребят распределили по тракторным бригадам. Вася, Юра, Иван Сергеевич, Костя, Саша и Митя попали во вторую бригаду Мещерякова. При упоминании Мещерякова — бывшего мастера училища — Костя ахнул. Он не ожидал этой встречи. Мастер был слабохарактерный, и Костя откровенно посмеивался над ним. Теперь, пожалуй, Косте не сдобровать.

— Давай попросимся в другую бригаду, — предложил Костя Ивану Сергеевичу, но Иван Сергеевич категорически отказался.

Бригада Мещерякова жила в колхозе «Хакикат», в шести километрах от МТС.

— Придется вам, юноши, пешком идти, — сказала Анна Федоровна. Машины наши помогают колхозам удобрения возить.

— За нас не беспокойтесь, — заверил Вася, — для нас шесть километров — пустяки.

Группу воспитанников разбили на четыре звена. С одним из них отправился Петр Александрович. Ребята выстроились, прежде чем разойтись. Мастер прошелся вдоль шеренги.

— Что вам сказать в напутствие? Некоторые из вас привыкли, чтобы мастера училища не спускали с них глаз. Теперь вы представлены сами себе. Помните, недисциплинированность прежде всего отразится на работе. А от нас ждут хорошей работы…

С песнями направились ребята в колхозы. Неширокая проселочная дорога, выбеленная проступившей солью, потянулась в степь. Белые домики с плоскими крышами «Хакиката» виднелись вдали.

Иван Сергеевич шел впереди своей группы. Костя рассказывал что-то смешное, а Митя Полев, поджав губы, осуждающе покачивал головой. Саша Коржаков, перекинув ремень гармонии через плечо, осматривал хозяйственным глазом зябь. Ее только что пробороновали. У них, в совхозе «Мир», такие же солончаковые степи. Вчера по радио он слышал, что там уже появились всходы хлопчатника. А здесь запоздали. Место низкое, и после дождей долго не сохнет земля.

Вася молча удивлялся: «Как на такой земле родится хлопок? Уж больно она желтая и соленая. И обязательно поливать ее нужно. Неужели по всей этой степи пойдет вода? Откуда ее взять и как пустить?»

Юра носился туда-сюда, срезал кусты колючки ножом и кричал: «Смотрите, ребята, листьев нет! Воды мало, вот и приспосабливается». Или заглядывал в сбросной канал и опять кричал: «Смотрите, ребята, вода… Грунтовая вода…»