сама фраза, а легкий ее призрак): «За моим фиолетовым миром есть еще больший мир, я там никогда не была, но оттуда приходят посланники мысли. Разные. Злые тоже».
Диана, пожив кошкой и посмотрев на вселенское днище огромными космическими глазами, уже сомневалась, что она человек.
«Опять, поди, временное пристанище для моей души?» – думала она о своем теперешнем теле.
– Кар! – неожиданно прервал думки сестер родной звук.
Они остановились. У Алисы затрепетало сердечко:
– Тимофей!
Диана повела носом, принюхалась, вгляделась вдаль и сказала:
– Нет, кто-то темный, не он.
– Кар!
– Он! – зашептала душа, которая жила дольше в человеческом организме.
– Не он.
– Кар! – прозвучало уже жалобно.
– Бежим туда! – зашипела старшенькая. – Он мой друг. Ты его не любишь, я знаю.
И во всём уверенная девочка помчалась в сторону звука, младшая за ней. А куда деваться? Не бросать же эту неуравновешенную одну! Дина хотела было объяснить сестрице, что привыкла охотиться на птиц и сейчас ей очень трудно принять ворона как друга, но темнота опять закудахтала.
– Кар, кар, кар! – звучало всё дальше и дальше, в разных местах: то спереди, то сзади, слева, справа.
Подружки бегали за вороньем очень долго и уже без всяких думок. Наконец они вымотались, упали на землю и закрыли глаза. Но как только они прикрыли свои ясные очи и приготовились провалиться в царство сна, на свободу вывалилось красное солнышко и заулыбалось рассветом. Небо тоже очнулось, порозовело, поголубело, раскачалось, расшаталось на месте и забубнило прежним голосом, нуднее нудного:
– А из-под ельника, с подберезничка, из-под часта молодого орешника, выходила калика перехожая, перехожая калика переезжая. У калики костыль дорог рыбий зуб, дорог рыбий зуб да в девяносто пуд, о костыль калика подпирается, высоко калика поднимается, как повыше лесу стоячего да пониже облака ходячего, опустилася калика на те поля, на те поля на широкие, на те лужка на зеленые…
– Кар, кар, кар! – прокудахтало прямо на груди моей старшей дочери.
Дщерь открыла один глаз, потом второй и приподняла голову. Прямо по ее телу бодро прохаживался крохотный старичок зеленовато-бурого цвета, одетый в бараний кожух, с ярко-зелеными волосами и пушком на тельце. Алиса закрыла глаза, пощупала эмоции внутри себя: поискала ужас или на худой конец страх. Не нашла. Открыла веки и рассмеялась, уж больно смешно выглядел мохнатый дед. Пробудилась и ее соратница по несчастьям:
– О! Ёкарный бабай, и этот карлик водил нас всю ночь туда-сюда? – и закрыла лицо руками, уж очень ей хотелось спать.
Но старшая сестра знала, что всякое живое существо может пригодиться.
– Или навредить! – пробурчала младшая, засыпая.
Алиса снова не обратила внимания на то, что Динка прочла ее мысли и рассыпалась в приветствиях:
– Как звать-величать тебя, мил человек? Это ты каркал или наш ворон Тимофей?
Мохнатая кучка разразилась дурным самодовольным визгом, закивала глупой головой и замурлыкала сладко-сладко, пританцовывая на Алисиной печенке:
– Я. А то кто же? Кличут меня духом Моховым, от того, что живу во мху. Нежить я добрая, наказываю лишь тех, кто собирает ягоды в неурочное время. И не веду людей на погибель, а лишь замучу до полусмерти, да и отпущу подобру-поздорову.
Моховой – крошечный дух, покровитель лесного мха, обитающий в болотистой местности. Если он захочет спрятаться, то легко превращается в кочку. По роду занятий он постовой: следит, чтобы ягоды не собирали в неурочное время. А тех, кто попадется на этом, Моховой строго наказывает: в такое место заведет, из которого уж очень трудно выбраться самому, или заставит кружить путника по лесу на одном и том же месте – водит и водит кругами до той поры, пока вконец не измотает. Но обычно Моховой не ведет людей на верную погибель: помучив, отпускает подобру-поздорову.
– Нашелся тут добряк! Да было бы на дворе светло, я б на твое карканье и внимания не обратила, – осерчала Алиска.
– Ух ты ж, ух ты ж! – самодовольно передразнил гигантскую массу лилипут и прыгнул человеку на нос. – А вот откушу тебе то, что ты до неба задрала, будешь знать!
И вцепился девочке в ноздрю. Та брезгливо, двумя пальчиками оторвала Моховичка от лица и равнодушно отбросила его подальше. Карлик три раза перекувыркнулся, пообещал отомстить и исчез. Девочка прижалась к младшенькой и тоже уснула, невзирая на пыхтение небосвода:
– Добрыня Никитич размахнулся левой рукой, а калика шла середочкой. Стал он своею дубиною помахивать, как махнул, так пала улица, отмахивал – переулочек, прибили всю силу неверную и обратились к славному городу…
День начал уже клонится к вечеру и сестры проснулись. Дина нырнула в мох и вынырнула оттуда с узелком, полным морошки и с кедровыми шишками в карманах – подарок от кедрового стланика. Поклевав подножный корм, дети вспомнили о Тимофее. Алиса вздохнула:
– Скучно без него.
– А мне и с ним скучно, – сквозь зубы процедила Диана.
Старшая озабоченно присмотрелась к младшей:
– Ты у нас какой-то пессимисткой растешь!
– Зато ты у нас старушка-веселушка: то плачешь, то рыдаешь, то перед матерью истерики закатываешь!
Алиса смутилась, был за ней такой грешок. Она знала, что делает это не из-за душевных травм, а как бы специально да назло близким, но ничего не могла с собой поделать. Настала очередь Дианы внимательно присмотреться к сестре:
– А почему ты здесь не катаешься по полу и не ревешь по всяким пустякам?
Алиса огляделась и поморщилась:
– Наверное, потому что в Заболотье пола нет. Хотя… Я регулярно лила слезы в темной Руси. Помнишь?
– Не помню.
– Я больше не буду вам всем причинять боль своими истериками, – пообещала Алиса. – Честное пионерское!
Диана подозрительно покосилась на нее, она не знала что такое «честное пионерское»:
– А не брешешь? Поклянись!
– Клянусь своим зубом мудрости.
Диана не поверила ее клятве: «Какой еще такой зуб мудрости?»
Она закряхтела, поднялась и, впялив свое всевидящее око в горизонт пустынной тундры, страдальчески произнесла:
– Пошли, чего расселась!
И они побрели на ночь глядя туда, куда глядели глаза «кошки» Дины. А Моховой бежал за ними следом да квакал лягушкой, каркал вороном, плакал дитятей, ухал филином и махал невидимыми крылами, точь-в-точь как змей Горыныч. Но люди на то и люди – имеют свойство учиться на своих ошибках. Поэтому ученицы не пугались, не останавливались, а лишь вздрагивали и пробирались по настилу изо мха навстречу темной-темной ночи.
– Эх ты, нежить глупая, Моховик-дубовик, мал бесстыж твой дикий лик! – вздыхала время от времени Алиса.
С каждым часом глаза у девушек сверкали все ярче и ярче, как звезды! Они глядели друг на друга, изумлялись,
