— С ума сойти, — сказал я и несколько минут глазел ему вслед.
— Что делает здесь дракон?
— Он нападает на людей, которые идут в бюро, — сказал король. — Он не хочет, чтобы они шли туда и пытается их задержать.
— На меня он еще ни разу не нападал.
— Ты в самом деле так думаешь? Тебе никогда никто не мешал идти на работу? Тебе не казалось, что тебя что-то не пускало? Или может быть ты никогда не ощущал кольцо вокруг груди?
— Естественно ощущал. — Я думал, что мне просто не хочется идти на работу, или я боюсь шефа, или боюсь не справиться с работой.
— Это был дракон. Он или тащил тебя, или крепко обнимал сзади.
— Но я никогда его не видел. И почему сегодня он меня не трогает?
— Потому что ты не хочешь идти в бюро.
— Ты угадал, — сказал я, и мы еще немного погуляли и зашли в кафе.
Король сидел в карманчике и все время выглядывал наружу. Я больше не заталкивал его обратно. Когда к нам подошла официантка, я подумал, что она наверняка тут же скажет:
— Послушайте, у вас в пиджаке маленький забавный король.
Но она только спросила, что я хочу заказать.
— Кофе со взбитыми сливками, и может быть у вас есть резиновые медвежата?
— Думаю есть, — ответила она, — для детей.
Она принесла кофе и маленький пакет с медвежатами. Я вынул одного медвежонка и дал Королю.
— Большое спасибо, — сказал он.
Я насыпал сахар в кофе и смотрел, как он образовал островок в молочной пене, а потом быстро утонул.
— Грустно ходить каждый день в бюро и не видеть того, что видишь ты, — сказал я. — И все время бороться с драконами даже не зная, что они существуют.
— Конечно, — сказал король и с удовольствием укусил резинового медвежонка. — Можно я возьму потом и остальных медвежат из пакета?
— Я бы с удовольствием был бы таким, как ты, — сказал я.
— Ты не можешь быть таким, как я. — Но однажды ты был таким. Когда был маленьким.
— Но теперь я большой, а ты все время становишься меньше.
— Дикость какая-то, — сказал король. Мне это не подходит.
— К сожалению. Тебе.
— Тем не менее я твой маленький король, и я живу у тебя. Я существую, потому что ты захотел, чтобы я был у тебя.
Я помешал кофе.
— Это ведь хорошо, или не очень? — спросил король.
— Ничего не поделаешь, — сказал я.
В один из дней, тихой летней ночью король Декабрь и я вышли на балкон. Мы легли на спину и стали смотреть на звезды. Вообще-то на полу лежал я. Король пристроился у меня на животе, между пятой и шестой пуговицами рубашки, считая сверху, и я ощущал, несмотря на его малый вес, как он поднимается и опускается в такт моему дыханию. — что ты чувствуешь, глядя на звезды? — спросил король.
— Я чувствую себя маленьким и ничтожным. Таким же крошечным, как ты, или еще меньше и понимаю насколько огромен мир, и я лишь его мельчайшая частица. Здесь внизу ты большой, а стоит тебе там наверху увидеть звезды, и ты ощущаешь себя совсем маленьким. Как колесико, о котором никто и не вспомнит, если оно закатится в темный угол.
— А знаешь, что происходит со мной? У меня такое чувство, будто я превращаюсь в великана. Я расширяюсь в космосе, но не как воздушный шар, который надули, и он когда-нибудь лопнет. Это происходит незаметно и само собой, не то, чтобы какую-то пленку стали растягивать и наполнять. Я ощущаю себя расширяющимся газом. В конце концов я становлюсь не только частицей всего. Я сам становлюсь космосом, и звезды находятся во мне. Ты можешь представить себе это?
Я немного помолчал. Потом ответил:
— Нет.
— Ничего удивительного. Если бы ты мог, ты и сам ощутил бы это и уже давно представил бы себе — как это прекрасно.
Он, охая, перевернулся со спины на живот, поднял голову и посмотрел мне в лицо.
— А что все-таки происходит в действительности? Ты такой большой, каким ты выглядишь, или такой маленький, каким ты себя ощущаешь?
— Не знаю, — сказал я и уставился в небо.
Король Декабрь посмотрел на меня и сказал:
— Почему ты кажешься себе маленьким, когда видишь что-то большое?
Я молчал.
— Если я ощущаю себя всем, а ты чувствуешь себя частицей, продолжил он, — тогда ты частица меня. Но я частица тебя.
Я молчал.
— Ты не считаешь, что это странно?
— Считаю, — сказал я, — странно.
— Тебе меня не достает?
— Да. Я думаю, что есть весьма много людей, которым не достает маленького короля, хотя они этого не знают.
Король повернул голову набок, ухом к моему животу.
— Тебе повезло. Я все-таки еще с твой мизинец, и ты видишь меня. Придет день, и я стану таким маленьким, что ты не сможешь меня разглядеть, и, если бы мы до этого не встретились, было бы уже слишком поздно.
— Для меня, — сказал я.
— Для тебя, — сказал король.
Он сел прямо на мой пупок и устроился в углублении как в плетеной корзине.
— Хочешь поиграть? Может быть мы вместе представим себе что-нибудь?
— Что? — спросил я.
— Ты когда-нибудь представлял себе, что ты бессмертен?
— Нет.
Я поднял голову и посмотрел на него.
— Что это за чувство?
— Хороший вопрос, — сказал король и удовлетворенно потянулся на моем пупке.
— Надо же. А ответ?
— Очень хороший вопрос, — сказал Король.
— И?
— Чертовски хороший.
— А ответ, — нетерпеливо сказал я.
— Ты делаешь успехи. Сначала ты ничего не можешь себе представить, а теперь задаешь такие хорошие вопросы.
— Так скажи мне ответ! — воскликнул я.
— Я что тебе всезнайка или еще кто? — внезапно закричал король.
Он вскочил, встал на пуговицу рубашки, как на маленький пьедестал и в ярости размахивал скипетром.
— На каждый вопрос ответ, а больше ты ничего не хочешь? Утро нынче или вечер, пусть король тебе ответит! Думай сам, или ты меня для того и изобрел, чтобы я думал за тебя, а тебе ничего больше придумывать не надо было бы?
— Так и быть. Тогда я сам сейчас представлю себе это.
Король засопел и снова устроился поудобнее.
— Может быть, — сказал я, — для этого нужна добрая Фея?
— Надо еще выяснить добрая ли она, — проворчал король.
— Придет день, когда рядом с моей кроватью встанет фея, наклонится надо мной, ее длинные серебряные волосы рассыпятся по моему лицу, и она скажет:
Хурди гурди шломпидомп
Румпи зумпи нуделпомп
Ридел радел ендекут
Ах, как быстро дни текут!
Будем веселиться.
Пусть вечно жизнь продлится!
— И что? — спросил король. — Ты испугаешься? Или обрадуешься?
— Сначала я должен выяснить так ли это на самом деле, — сказал я. — Почему я должен верить этой фее?
— Ты мог бы попробовать покончить жизнь самоубийством.
— Кошмар! — закричал я, — не успев стать бессмертным пытаешься умереть. Кроме того всякое самоубийство можно пережить, после чего вполне вероятно навечно оказаться в кресле-коляске.
— Дыши медленнее! — воскликнул король Декабрь, — Плохо мне живется, когда живот трясется.
— Может быть я получу извещение от службы пенсионного обеспечения, — сказал я. — Уважаемый господин, напишут мне, на основании Вашей бессмертности а вследствие этого несомненного значительного увеличения расходов, мы к сожалению вынуждены повысить размер Ваших взносов на пенсионное страхование. Мы хотели бы в связи с этим обратить Ваше внимание, что этот взнос в течение последних пяти лет не менялся и просим Вас понять наши трудности.
— Что это такое пенсионное страхование, — спросил король.
— Человек каждый месяц платит в течение всей жизни деньги, — объяснил я, а когда он состарится, их ему каждый месяц возвращают. Поэтому человек не боится старости.
— Ты боишься старости? — спросил король.
— Не так старости, — ответил я, — как ее последствий.
— А от этого не страхуют? — спросил король.
— Нет.
— Я не боюсь, — сказал король, — но страховки у меня тоже нет. Чем меньше я становлюсь, тем больше времени могу лежать на балконе и смотреть на звезды, и тем больше могу при этом что-нибудь себе представлять.
Он посмотрел на меня и добавил:
— Ты хотел поразмыслить над собственным бессмертием, но до сих пор говорил только о какой-то фее и пенсионном страховании.
— Тебе бы только брюзжать, — сказал я и снова уставился в небо.
Король задрал голову, посмотрел вверх и сказал:
— Любимой звезды у тебя небось тоже нет?
— Нет.
— Тогда найди себе звезду и дай ей имя.
Я долго искал в небе особенно красивую звезду. Справа от Большой Медведицы я обнаружил звездочку, которая очень робко мерцала, показал ее королю и сказал, что ее зовут Ули.
— Обычно их зовут Проксима Центавра или Бетельгейзе, — сказал он. — По моему это здорово, что твою зовут Ули.
— У меня был друг, которого так звали. Он уже давно умер.