Отец Викеши купил участок земли около сорока десятин за Колмачовским бором, обнес изгородью березовую рощу, поставил там избу, и Ваня-Колесо да несколько сезонных батраков поселились там и с весны до поздней осени работали на хозяйских полях.
Школа, где учился Викеша, находилась на выезде из слободы; через несколько домов начинался большой сосновый лес, прорезанный глубокими оврагами. Зимой он безлюден и сказочно красив. Опушенные снегом деревья… Тишина. Лишь иногда свалится с сосны снежный ком, рассыплется фейерверком искрящихся снежинок. Освобожденная от тяжести ветвь качнется вверх — и снова тихо.
Летом бор шумит от людских голосов: сюда приходят отдыхать слобожане. С лесистого обрыва открывается чудесный вид на равнину, на домики предместья, утонувшие в садах. Внизу петляет мелководная речушка, и над ней, склонив свои гибкие ветви, стоят плакучие ивы. На поляне, ближе к речке, растут незабудки, ромашки. Нежась на солнце, чуть колышутся на воде желтые кувшинки. Все дышит покоем и мягкими красками лета.
Иногда Викеша приходил с ребятами на лесистый обрыв. Он прятался в густые заросли сосняка, росшие внизу, и чутко прислушивался, зорко вглядывался. Вот по травинке ползет божья коровка, вот она расправила крылышки и улетела. Викеша проводил ее взглядом и, подперев пухлую щеку рукой, стал следить за муравьем, который тащил что-то очень тяжелое. А тут на его пути встретилось препятствие в виде небольшой кучки. Муравей, бросив свою добычу, несколько раз проворно обежал бугор из опавшей хвои и вновь вернулся к ноше. Викеша с интересом наблюдал, что будет дальше. Муравей добрался до середины подъема и неожиданно скатился вниз. Так повторялось несколько раз. После долгих усилий он все-таки достиг вершины бугорка и, не выпуская своей добычи, спустился на траву. Мальчик убрал локоть и, пропустив муравья, расчистил ему проход. Увидя свободный путь, муравей суетливо потащил свою добычу дальше.
Викеше хорошо. Ничто ему здесь не мешает: ни бойкие голоса раздольненских ребят, ни расспросы отца и матери, где был и что делал. Один! Что хочу, то и делаю! Хочу перевалиться на другой бок — перевалюсь! Хочу идти домой — пойду, не хочу — буду здесь сидеть, смотреть на травы, цветы, следить за муравьями и божьими коровками. А почему их зовут божьи коровки? У них ни рогов, ни сосков, ни кожи, ни молока — просто козявки. Выдумают же! Надо спросить Семку Худякова.
С Семкой Худяковым он сидит за одной партой. Это тот самый мальчик из Долгого, который когда-то назвал его деда Пчелиным Волком. Семка вечно голоден, и Викеша всегда приносит ему в школу хлеба.
— Ты со мной дружи, — жуя принесенную Викешей булку, говорит Семка, — я буду помогать тебе решать задачки, а когда надо — дам списать. Ладно?
Викеша соглашается, хотя и сам решает задачи не хуже.
— Ты не думай, что я из-за твоих булок с тобой дружу, — говорил Семен угрюмо, кутая в рукава домотканой куртки длинные красные от мороза руки. — Просто так. Не люблю я здешних ребят, вот и все.
Раздольненское училище, куда вот уже три года ходил Викеша, имело пять отделений. Викеша и Семен учились в третьем. Сегодня сюда пришел попечитель. На нем блестящий вицмундир со шпажонкой. Обтирая лысину батистовым платком, тараща голубые навыкат глаза, он, точно мяч, вкатился в класс. За ним, тяжело ступая, вошел высокий, тучный учитель географии Константин Захарович Павловский. Ученики шумно поднялись с мест.
— Здравствуйте, дети. Садитесь, — махнул рукой попечитель.
Павловский услужливо подал ему стул.
— Вареная свекла, — взглянув на розовощекого попечителя, шепнул Семка.
— Похож, — согласился Викеша.
— Как учитесь, дети? — послышался мягкий, бархатный голос.
— Хорошо.
— Молитвы знаете?
— Знаем.
— Ну-ка ты, мальчик, — короткий, мясистый палец с массивным золотым кольцом указал на Худякова, — повтори «Отче наш».
Семка бойко затараторил: «Отче наш иже еси на небеси…». Когда он произнес скороговоркой: «Да будет воля твоя», — палец важного гостя поднялся кверху:
— Да будет воля твоя! — молитвенно повторил он и, сложив руки на пухлом животе, ласково посмотрел на Семку: — Кому суждено быть слугой или пахарем, на то будет воля твоя. Главное — смирение. — Посмотрев на дородного Павловского, он вдруг спохватился: — У вас, кажется, урок географии?
— Да — прикрывая рот, прогудел тот. Учитель Павловский имел густой басистый голос, которого боялись ученики.
— Хорошо, начинайте. Я пойду в другой класс.
Попечитель, придерживая шпажонку, выкатился из классной комнаты. Ребята по сердитому взгляду Павловского поняли, что урок географии будет нелегким, и, поглядывая украдкой на учителя, ждали вызова.
— Булыгин!
Викеша уверенно подошел к карте двух полушарий.
— Покажи пустыню Сахару! — зло пробасил Павловский.
Викеша молча уставился на карту. Перед его испуганными глазами мелькали крупные буквы пустынь, гор, морей, крупных городов — и все это сливалось в одно зеленое пятно, из которого то и дело выползал полосатый тигр скандинавских стран.
— Ты не знаешь, где Сахара?!
Павловский схватил Викешу за шиворот и ткнул носом в карту.
— Вот она, вот она, Сахара! — гремел он. — Не знать этого может только идиот! На колени!
Красный от стыда Викеша отошел в угол классной комнаты и опустился на колени. Ему было обидно. Ведь урок он знал хорошо и пустыню Сахару мог показать, но грозный голос Павловского спутал все мысли.
— Худяков!
Семка боком пробрался между партами и, пугливо озираясь на учителя, подошел к карте.
— Покажи Париж!
Рука Худякова протянулась к полушарию. Он долго водил по нему пальцем, бормоча про себя:
— Париж, Париж…
Наконец, уперся в Средиземное море.
Павловский сильным рывком отбросил Семку от карты.
— На колени!
И сам в изнеможении опустился на стул. Вытянув толстые, как бревна, ноги, учитель географии сидел насупившись. Не смея шелохнуться, замерли за партами ученики. Было слышно, как билась в стекло муха и с улицы доносился крик угольщика:
— Угли, угли, угли!
Скосив глаза на Павловского, Семка прошептал беззвучно:
— Погоди, я тебе дам, толстый боров, — и показал украдкой кулак.
На перемене Семка долго и таинственно нашептывал о чем-то Викеше.
— Значит, гвозди принесешь? — спросил он в заключение.
— Ладно, — кивнул тот головой.
— Только смотри, никому не болтай, — предупредил Семка.
— Не-ет, что я маленький, что ли?
Вечером Викеша открыл дверь малухи, где жил Ваня-Колесо, и огляделся. Никого не было. Он быстро подбежал к лавке, выдвинул из-под нее ящик с гвоздями и положил несколько штук в карман. Потом задвинул обратно, сел на пол и задумался… «А если кто узнает? Из школы могут исключить…»
Викеша запустил руку в карман, нащупал гвозди, хотел их выложить обратно. Но в это время скрипнула дверь и на пороге показался Ваня-Колесо.
— Ты что здесь делаешь?
— Так, просто зашел, — смущенно ответил мальчик и, пробравшись боком мимо работника, торопливо вышел из малухи. Гвозди он спрятал под тюфяк и, ложась спать, успокоил себя мыслью, что никто никогда не узнает. Утром он передал гвозди своему другу.
Ребята знали, что перед большой переменой Павловский дает урок географии в пятом классе, а затем уходит домой. Глубокие калоши он имел привычку ставить у порога учительской носками к выходу.
Урок словесности Викеша слушал рассеянно, изредка поглядывая на ерзавшего от нетерпения Худякова.
Наконец, не выдержав, Семка подтолкнул локтем Викешу и поднялся на ноги.
— Степан Тимофеевич, — обратился он к учителю, — разрешите выйти из класса, у меня живот болит.
— Иди, — кивнул тот головой.
Викеша сидел как на иголках. Из учительской доносился слабый стук молотка, и при каждом ударе сердце замирало от страха: «А вдруг Семку накроют?»
Вскоре стук прекратился, и, придерживая одной рукой живот, скорчив страдальческую рожу, в класс вошел Семка.
Урок словесности для Викеши и Семки тянулся утомительно долго, и, как только послышался звонок, они, расталкивая ребят, кинулись к открытым дверям учительской и спрятались за косяк. Прошла Евгения Ивановна с классным журналом под мышкой; за ней показался законоучитель отец Александр, потом прошмыгнули два молодых педагога, и, наконец, важно шагая, выпятив толстый живот, появился Павловский.
В большом полутемном вестибюле слышалась шумная возня ребят. Викеша и Семка, не спуская глаз с учительской, ждали, когда Павловский станет одеваться. Разговаривая со своими коллегами, учитель географии сунул ноги в калоши и, сделав попытку шагнуть, неожиданно упал. Полы его пальто взметнулись и накрыли с головой хозяина. Калоши оказались прочно прибитыми к полу. Викеша с Семкой, отпрянув от дверей учительской, смешались с толпой ребят.
