Сколько новых слов для меня! Я забросал Витали разными вопросами, на которые он едва успевал отвечать.
Я уже говорил о том, что мы оставались в одном и том же городе не больше трех-четырех дней. После того, как мы представили: «Слугу английского генерала», «Секрет генерала», «Торжество правосудия», «Выздоровевшего больного», нам приходилось итти дальше.
Из Бордо мы двинулись по огромной равнине, которая тянется от Бордо до Пиренейских гор. Местность эта известна под названием «Ланды».
Мы шли уже целую неделю и не встречали по дороге ни лугов, ни виноградников, а лишь кривые кустарники и вереск. Дома попадались редко.
— Вот мы и в Ландах, — сказал Витали, — нам придется пройти 20–25 миль по пустынной местности.
Мы шли вперед, но, казалось, не двигались с места, потому что вид оставался неизменно один и тот же: повсюду вереск, мох и папоротник. Изредка попадались небольшие перелески, состоящие из сосен, ветки которых были срезаны до верхушек. Вдоль их коры были сделаны глубокие надрезы, и из них, на подобие слез, текла смола. Когда ветер проносился над этими изувеченными деревьями, они жалобно скрипели, как будто жаловались на свои увечья.
Витали сказал мне, что к вечеру мы дойдем до деревни, где остановимся на ночлег.
Наступил вечер, но не видно было никаких признаков деревни.
Я страшно устал, потому что мы шли почти без отдыха с самого утра. Широко раскрыв глаза, я вглядывался в даль, но передо мной расстилались только беспредельные ланды. Наступали сумерки.
Мой хозяин, несмотря на привычку к дальней дороге, страшно устал. Он присел у дороги, чтобы отдохнуть. А мне захотелось взойти на небольшой пригорок, чтобы увидеть, нет ли где-нибудь вдалеке огонька.
Я позвал с собой Капи, но он притворился, что не слышит моего голоса. Это он делал всегда, когда ему не хотелось повиноваться.
— Разве ты боишься пойти один? — спросил Витали.
Так как я не был труслив, то пошел на разведки один.
Наступила темная ночь. Блестящие звезды освещали окрестность, легкий туман расстилался над землею. Я заметил, что туман придавал всем предметам причудливые очертания: кусты, папоротники, низкорослые деревца с их извилистыми стволами и корявыми ветвями — издали казались живыми фантастическими существами. Под покровом ночи ланды как будто населились призраками.
С вершины пригорка я не увидел нигде приветливого огонька жилья. Я стал внимательно вслушиваться, не долетит ли до моего слуха какой-нибудь звук, мычание коровы или лай собаки.
Я даже перестал дышать, чтобы лучше слышать. Безмолвная тишина ланд поразила меня. Я вздрогнул. Но чего же я испугался? Я сам не знал. Я, словно, чувствовал приближение какой-то опасности.
Пристально всматриваясь в темноту, я увидел вдали длинную тень. Она быстро двигалась над папоротниками, и в то же самое время я услышал как бы шум раздвигаемых ветвей.
Это было какое-то неизвестное мне животное, гигантская ночная птица, или громадный паук с огромными лапами. Фигура казалась ужасной, она возвышалась над кустами и папоротниками и ясно выделялась на бледном ночном небе. Это чудовище быстро приближалось ко мне на своих огромных ногах.
Тогда я бросился бежать со всех ног. На каждом шагу я зацеплялся за кусты и спотыкался на мягком мхе.
Случайно я оглянулся назад. Животное настигало меня.
Задыхаясь от страха и сильного бега, я сделал последнее усилие и, еле переводя дух, упал у ног моего хозяина. Собаки быстро вскочили на ноги и громко залаяли.
Я мог проговорить только одно слово:
— Чудовище! Чудовище!
Но вдруг среди лая собак я услышал взрывы хохота. Витали положил мне руку на плечо и заставил обернуться.
— Что же тут страшного? — спросил он, смеясь. Его смех вернул мне сознание. Я осмелился поднять глаза и взглянул по направлению его руки.
Преследовавшее меня привидение стояло неподвижно на дороге.
В первую минуту мне опять стало жутко, но присутствие Витали и собак успокоило меня.
Я смелее взглянул на призрак.
Что это — животное? человек?
У него было тело, голова и руки человека. Но звериная шкура покрывала его спину, и две длинные худые палки, вместо ног, напоминали длинные лапы цапли.
Хозяин мой обратился к нему с вопросом:
— А далеко ли до деревни?
Каково же было мое изумление, когда чудовище ответило человеческим голосом, что близко жилья нет, а есть овчарня, куда он может проводить нас.
И так, это — человек! Но отчего же у него в таком случае такие длинные ноги?
— Теперь ты видишь, кто напугал тебя? — сказал Витали.
— Да, но я не знаю, кто это? В этой стране, вероятно, живут великаны?
— Да, они становятся великанами, если ходят на ходулях.
И он объяснил мне, что жители ланд привязывают к ногам длинные палки со стременами, чтобы не завязнуть в сыпучих песках или болотах своей родины.
Однажды вечером мы пришли в большой город, расположенный на берегу реки. Дома здесь были построены из красного кирпича. Улицы вымощены небольшими острыми камешками, жесткими для ходьбы.
Витали сказал мне, что это Тулуза и что здесь мы проживем долго.
На следующий день мы отправились отыскивать места, удобные для представлений.
Вблизи ботанического сада нашлась прекрасная лужайка, от которой в разные стороны расходились дороги, обсаженные деревьями. Мы остановились на одной из таких дорог, и первое же представление в этом месте собрало многочисленную публику.
К несчастью, полицейский, стоявший у этой дороги, с неудовольствием смотрел наше представление. Он потребовал, чтобы мы очистили место и убрались. Борьба между такими бедными комедиантами, как мы, и полицейским была неравна. Однако, мой хозяин рассудил иначе.
Он был убежден, что ему не грозит никакая опасность, если он только не нарушит законов. А так как нигде не было объявлений о том, что представления на улицах запрещены, то он отказался подчиниться требованиям полицейского.
— Именитый гражданин, — сказал он насмешливо полицейскому, снимая шляпу, — покажите мне распоряжение начальства о том, что таким ничтожным скоморохам, как мы, запрещено промышлять своим жалким ремеслом на этой публичной площади.
Полицейский ответил, что надо слушаться, а не рассуждать.
— Будьте уверены, — продолжал Витали, — что я сейчас же исполню ваше требование, как только вы укажете мне правила.
Полицейский повернулся к нам спиной, не желая вступать в дальнейшие препирательства, а мой хозяин провожал его насмешливым взглядом. Но на следующий день полицейский явился в самый разгар нашего представления.
— Надо надеть намордники собакам, — сказал он строго, обращаясь к Витали.
— Надеть намордники моим собакам?
— Об этом существует полицейское распоряжение, вы должны его знать.
Мы собирались играть «Выздоровевшего больного», и публика нетерпеливо ожидала представления.
Вмешательство полицейского вызвало ропот и неудовольствие.
— Не мешайте! Дайте кончить представление!
Витали одним движением руки водворил молчание.
Он снял свою шляпу, перья которой коснулись самой земли, и приблизился к полицейскому, низко кланяясь.
— Именитый представитель власти, — сказал он, — вы приказываете надеть намордники на моих собак?
— Да, и как можно скорей!
— Надеть намордники на Капи, Зербино, Дольче! — воскликнул Витали, обращаясь скорее к публике, нежели к полицейскому, — ни за что! Как может ученый врач Капи, известный всему свету, прописывать свои лекарства больному Проказнику, если на него надеть намордник?
«Он снял шляпу, перья которой коснулись самой земли, и приблизился к полицейскому, низко кланяясь».
В публике послышался взрыв хохота.
В это время обезьяна, стоя за полицейским, передразнивала его, скрестив руки на груди, ударяя себя по бедрам и откидывая назад голову.
Раздраженный словами Витали и смехом публики, полицейский быстро обернулся и заметил обезьяну. В течение нескольких секунд человек и животное смотрели друг на друга, как бы ожидая, кто из них первый опустит глаза.
Неудержимый смех положил конец этой сцене.
— Если завтра ваши собаки будут без намордников, — закричал полицейский, грозя нам кулаком, — я подам на вас в суд.
— До завтра, сударь, до завтра! — сказал Витали.
Я думал, что хозяин купит намордники для собак, но он почему-то медлил и ни разу за весь вечер не заговорил о своем столкновении с полицейским.
Тогда я решил напомнить.
— Если вы хотите, чтобы завтра во время представления Капи не сорвал своего намордника, надо приучить его с вечера к новым порядкам.
— Так ты думаешь, что я ему надену железный намордник?
