Симпатяга.
А Симпатяга шевелился, подставлял свою мордочку к дыркам ящика, пыхтел. Видно, очень ему было любопытно посмотреть, где он находится.
Прошло несколько часов полета, и мы — в Иркутске. Посадка, опять взлет, и вскоре Новосибирск. А от Новосибирска до Москвы рукой подать!
Вот уже самолет наш идет на посадку. Я прислушиваюсь. Симпатяга что-то замолк. Только что грыз зерно, поминутно подбегал к дыркам — и вдруг все тихо.
Вышли мы из самолета. Я сразу же приоткрыл ящик — хотел посмотреть, что случилось, но не тут-то было. Не успел я опомниться, как мой Симпатяга уже бежал по бетонному полю аэродрома в сторону леса. Да так бежал, что, наверно, на машине его не догонишь — не только пешком. Через минуту и хвоста его не было видно.
— Вот вам наказание за провоз незаконных пассажиров! — пошутил один из летчиков.
— Да! Обидно. Перехитрил меня Симпатяга, — сказал я. — Доставил его бесплатно из Владивостока в Москву, а он удрал!
Прошел месяц. Как-то в выходной день поехали мы с дочкой в лес. Он как раз неподалеку от аэродрома находился.
Ходим мы по лесу, грибы собираем.
Вдруг дочка как закричит:
— Папа! Папа! Смотри, зверек!
Я подбежал. Гляжу — своим глазам не верю: сидит на суку мой Симпатяга. Сидит и на нас хитро так поглядывает.
— Это белочка, — говорит дочка. — Только почему-то очень смешная: полосатая вся.
Ну, я уж не стал огорчать ее — рассказывать, как сбежал мой дальневосточный подарок. А про себя подумал: «Определенно это мой! Иначе откуда же появился бурундук в Подмосковье!»
Историю про полосатую кису я узнал в пионерском лагере на реке Уссури.
Встретил я в этом лагере девочку. Девочка как девочка: с косичками и галстуком. Одно было удивительно: звали ее необычно — Полосатая киса.
«Почему, — думаю, — полосатая? Кофточка у нее не полосатая. Видно, дело не в этом».
И верно. Слышу, что некоторые ребята еще проще зовут девочку:
— Киса! Киса!
И девочка не обижается.
Решил узнать у нее самой. Спросил.
А девочка засмущалась, покраснела.
— Да так, — говорит, — это они просто шутят…
— А как же тебя на самом деле зовут?
— Лена, — говорит.
Чувствую, что Лена не хочет рассказать, в чем дело. Я решил не смущать ее вопросами.
Спросил у вожатой.
Вожатая рассмеялась.
— Ну и чудачка! — говорит. — Это просто смешная история. В позапрошлом году, когда Лена еще только окончила первый класс, она здесь у нас, в тайге, тигренка нашла. Нашла и в лагерь принесла на руках. Вот, мол, какая смешная полосатая киса! Мы перепугались тогда. Думали, что тигрица вслед за малышом в лагерь нагрянет. Но все обошлось благополучно. Видно, тигренок отстал от матери, а может, и погибла его мать. Славный он был, очень маленький, ласковый. Вот Лена и приняла его за полосатую кошку. Выкормили мы его из бутылки, а потом в зверинец передали, когда подрос. С тех пор и зовут наши ребята Лену Полосатой кисой.
Вот и вся история.
Ну, а Лена теперь, конечно, уже выросла и ни за что не перепутает тигренка с кошкой.
— А сейчас я покажу вам Шанго. Ему сорок лет. Двадцать лет он провел в нашем зоопарке. В годы войны был эвакуирован. Потом вернулся. Между прочим, очень умный слон…
Директор зоопарка Иван Акимович открыл дверь. Мы вышли из зимнего помещения на летнюю площадку и оказались внутри ограды, где находился Шанго. Большой слон стоял возле водоема и тер голову об ограду.
Услышав наши голоса, Шанго повернул голову в нашу сторону и постучал концом хобота по земле. Огромные потертые уши слона насторожились. Двухрядная кисточка хвоста заходила из стороны в сторону. Шанго тяжело вздохнул. Видимо, он был чем-то недоволен.
— Да вы не бойтесь, подойдите к нему, — сказал Иван Акимович, продолжая оставаться в дверях. — Это он на меня…
— А вы?
— Мне никак нельзя, — признался директор, — он убьет меня.
Я опешил.
«Ничего себе, — думаю, — если этот Шанго убьет своего хозяина, директора, то что же он сделает со мной?»
И все же мне никак не хотелось показать, что я струсил.
Я подошел к слону и протянул ему яблоко. Шанго осторожно взял его хоботом и отправил в пасть.
Я порылся в карманах, но ничего не обнаружил, кроме нескольких мелких монет. Не успел я спрятать монеты, как Шанго потянулся к моей ладони.
— Нет, монету не дам, — сказал я, — еще подавишься.
Словно поняв меня, Шанго закачал головой и, отойдя чуть в сторону, провел хоботом по песку. Там уже лежало с десяток блестящих монет и пуговиц.
— Это его озорники приучили, — объяснил мне потом Иван Акимович. — Знаете, всякие посетители попадаются. Есть и такие. Бросают ему пуговицы да монеты. А Шанго не дурак. Собирает их и складывает у себя за оградой: мол, не бросайте!
— А почему же Шанго вас так не любит? — поинтересовался я.
— Да это целая история! — сказал Иван Акимович. — Когда к нам привезли Шанго, он был молодым, неприрученным слоном. И вот в первую же ночь он сломал дверь слоновника, вырвался на волю, а потом разнес ворота зоо́парка и побежал по улицам города. Я тогда как раз дежурил в парке и помчался вдогонку. Взял первую попавшуюся лошадь, железную палку с острым наконечником. Перепугался, конечно. Представляете, что может наделать дикий разъяренный слон на улицах города! Догнал я Шанго почти в центре, когда за ним гнались и милиция, и пожарные. Бросил я палку с наконечником в слона. Она попала ему в ногу. Шанго споткнулся, упал. Потом вскочил и с испуга в ворота дома забежал. Тут мы общими усилиями и связали слона. Ну, доставили мы его обратно в зоопарк, промыли ранку на ноге. Она была, конечно, несерьезная. И вот подумайте только — уже двадцать лет прошло. Шанго привык к зоопарку, к посетителям. Ничего не скажешь! Но меня к себе даже близко не подпускает. Я подошел однажды, так после того в больнице пришлось полежать. Вот как меня он «приласкал». Значит, помнит, что я ему когда-то боль причинил. Неплохая у слона память!
Как-то на одной выставке я увидел любопытную скульптуру. Это была голова собаки, вырезанная из дерева, — очень забавная и совсем как живая. Большие висячие уши, морда, покрытая густой шерстью, маленькие, чуть с хитринкой, глаза, кончик языка, смешно вывалившийся из полуоткрывшейся пасти.
Под этой скульптурой я прочел название: «Топка». Я с интересом рассматривал голову собаки
