И вдруг заметил, что морда ее кем-то покусана. На дереве были следы зубов, а конец уха, видимо, подклеен. «Занятно! — подумал я. — Кто же мог покусать деревянную собаку?»
Может быть, я и не вспомнил бы об этом, если бы не случайная встреча.
Шел я недавно по улице и встретил человека с собакой, которая показалась мне знакомой.
— Простите, это же у вас Топка? — спросил я.
— Топка, Топка, — ответил незнакомец. — Наверное, вы портрет ее видели на выставке?
И верно, Топка была очень похожа на свое деревянное изображение. Даже то, что у нее были короткие ноги и лохматый маленький хвост, меня не удивило. Именно такой я и представлял себе Топку.
Я сказал об этом хозяину Топки и, видимо, обрадовал его.
— Мне это приятно слышать. Кажется, работа удалась, — сказал он и тут же весело добавил: — А вот Топка по-своему мои труды оценила…
— То есть как по-своему? — не понял я.
— Да вот как. Когда сделал скульптуру, отошел я в сторону, чтобы на нее взглянуть. А Топка, негодница, цап в зубы свой же портрет и давай с ним по мастерской носиться. Рычит, лает, никак отдавать не хочет. Весь искусала, конец левого уха оторвала. Пришлось потом все подправлять, подклеивать…
Пока мы разговаривали, Топка смотрела на нас одним прищуренным глазом. Вид у нее был довольно смущенный, словно она хотела сказать: «Очень глупо вышло — сама себя покусала».
Летом вырвался я из Москвы за город. Решил написать книжку для детей. В Москве никак не получалось. А здесь хорошо. Лес вокруг. Слева и чуть в сторону пруды с повисшими над водой плакучими ивами. Мне из окна их видно. И тихо. И никто не мешает. Я сижу, думаю о детях и пишу.
Но вот мухи!
Самые обыкновенные и даже необыкновенные мухи влетают ко мне в комнату. И начинают жужжать и кружиться то под потолком или над головой, а то и рядом — садятся на стол и ползают…
Я терпел.
И вдруг однажды на окне появилась птица. Не птица, а птичка, конечно, но мне она и тогда показалась птицей. Она очень внимательно посмотрела на меня. Глаза у нее карие, грудка серая — снизу светлее, сверху чуть темнее, а клюв с крючком. Лапы черные. И пестринки по бокам. Славная птаха!
На другой день она появилась уже не на окне, а влетела в комнату и сразу на лету уничтожила двух мух, которые мне особенно мешали.
Я сделал вид, что не заметил ее.
Сидел за столом. Курил. Не писал, конечно, но делал вид, что пишу. Птаха покрутилась по комнате, села на стол, но тут же рванулась обратно. Может, ее испугал табачный дым? Мне так показалось.
Утром я спал. Но проснулся: кто-то был в моей комнате. Уже рассвело, и я заметил знакомую птицу: она сидела на окне и смотрела на меня своими необыкновенно маленькими карими глазами.
Так прилетала она ко мне каждый день. Ловила мух в комнате, а позже, осмелев, и на столе, за которым я работал. Мешала, конечно, но и забавляла.
Появились комары. Она и комаров ловила. В воздухе. Поскольку комары на стол не садились.
Я дописал книжку для детей.
А когда вернулся в Москву, рассказал друзьям про эту славную птаху, которая спасала меня от мух и комаров.
— Так есть такая птица! Это — мухоловка! По всем приметам мухоловка — серая!
Я не знал, что есть такая птица — мухоловка. Да еще серая. Мне просто приятно помнить эту птаху.
В Могади́шо — это столица африканской страны Сомали — мы попали не в лучшее время года: весна, а в Африке это период ливневых дождей. Было жарко. Было страшно душно. Было очень влажно. Ливни хлестали один за другим. И еще беда — я забыл взять из Москвы сапожную щетку и гуталин.
А по такой погоде чистить ботинки каждый час просто необходимо. Там — встреча, и опять — встреча. С грязными, забрызганными желтой глинистой водой ботинками на встречу не пойдешь…
У дверей нашей гостиницы всегда крутились чистильщики ботинок. Мальчишки шести — восьми лет. И не только чистильщики. Стоит тебе выйти из гостиницы — какой-то мальчуган открыл тебе дверь. Ему надо заплатить за эту услугу. А тут следующий останавливает для тебя такси и открывает дверцы — опять заплати. И еще чистильщики…
Раз в два-три дня почистишь ботинки, а потом воздерживаешься: увы, денег не так много…
Вот тут и начинается рассказ.
Я заметил из окна гостиницы ослика. Не такого, как у нас на Кавказе или в Средней Азии. Длинные уши, небольшая грива и тонкий, с кисточкой, хвост. Не ослик, а почти лошадка. Шерсть рыже-серая, чуть облезлая по бокам. На спине вместо седла два маленьких ящика с надписями. С одной стороны — английской, с другой — французской.
Я видел, как мальчишки-чистильщики да и остальные их друзья, кто зарабатывал мелочь у гостиницы, гоняли бедного осла, а он, упрямый, не уходил. Отбрыкивался от них, семенил в сторону, словно играя, и вновь возвращался.
Иногда кто-то из живущих в гостинице мужчин, выйдя на улицу, приветливо махал ослику и вместе с ним уходил куда-то влево, за угол.
Странный ослик! Почему он крутится все время у гостиницы? Почему его гоняют мальчишки? И куда он уводит мужчин?
Я вышел из гостиницы. Ослик был тут как тут. Он подбежал ко мне, нагнул голову, посмотрел и, как мне показалось, даже понюхал мои ботинки и куда-то повел меня. Мы свернули влево, и через десять метров я увидел чистильщика. Ослик подвел меня к нему и радостно замахал головой.
А чистильщик, пожилой сомалиец, был очень доволен: он вскочил навстречу мне со щетками в руках, моментально схватил меня за ноги и начал работать. И говорил, говорил, говорил при этом на всех языках, которые он как-то знал, а я не знал совсем.
Я просто кивал головой: что ж, чистить так чистить!
Ослик тем временем постоял рядом с нами, опять опустил голову к моим ботинкам, уже пахнущим свежим гуталином, и направился назад к гостинице. Сам направился. Хозяин ему ни слова не сказал, а может быть, и сказал, но я не расслышал.
А чистильщик старался так, что мне даже неловко стало. И говорил что-то очень дружелюбное. Я стоял, меняя ноги, и молчал, но вот «спектакль» закончился, и я протянул чистильщику деньги — две бумажки:
