Покраснев от обиды, мальчуган хотел подняться — уйти, но Андрей не пустил его.
— Так ты, — сказал он, приподнимая за уши кролика, — их командир? Так… А ну, поглядим, что у тебя за солдаты. — И он подул дымом в мордочку животного. Кролику это не понравилось: закрутил носом, дернул головкой. — Ясно, — заключил Андрей, — на нос слабоват. А на уши? — Вобрав нижнюю губу под зубы, он пронзительно свистнул.
Перепуганный кролик так рванулся, что едва не выпрыгнув из рук своего хозяина. Мальчишка вскочил на ноги, сердито крикнул:
— Большой, а дурак! — И уже на ходу пригрозил: — Вот скажу сейчас, тогда узнаешь!
— Ой-ой, не надо! — притворно испуганным голосом попросил Король. — Пожалуйста, не говори. А то я ужасно боюсь! У меня от страха дрожат коленки.
А мальчишка и в самом деле кому-то закричал:
— Пащенко!
Король посмотрел — кому это он кричит? Вроде никого. Только вон те три замазанные девчонки опять на стройку шагают. Одна из них оглянулась. Остановилась. Подружки ее пошли дальше. Мальчишка с кроликом подбежал к ней и что-то стал говорить, часто оглядываясь и показывая в сторону Андрея. И когда девчонка быстро зашагала к воротам, Король совсем развеселился. «Ну и потеха! — подумал он. — Цирк бесплатный!»
Обхватив колени руками, Король неподвижно сидел на траве. Он был весь поглощен чрезвычайно интересным занятием: вытянув трубочкой губы, старался выпустить дым ровным колечком. Девочка вышла из ворот и, смело подступив к Королю, потребовала ответа:
— Ты кто такой? Зачем обижаешь нашего воспитанника?
Король, казалось, не слышал ее. Выпустив колечко дыма, следил, как оно, бледнея и увеличиваясь, уплывало вдаль. Затем пускал новое колечко. В продолговатых карих глазах девчонки сверкнули огоньки.
— Шута из себя не разыгрывай! Брось папиросу!
И тогда Король медленно повернул к ней голову. Внимательно осмотрел густо заляпанные мелом сатиновые брюки и кофточку с закатанными по локоть рукавами, ее сердито-решительное, узкое, в бледных, чуть заметных веснушках лицо. Тонкие, напрягшиеся ноздри, бороздка поперек выпуклого лба — все это не предвещало ничего хорошего.
— Сейчас же брось папиросу! — повторила она.
— Вы что-то сказали, леди? — не спеша вкладывая папиросу в угол рта, спросил Король.
Глаза ее сузились. В тот же миг перед его лицом мелькнула рука, и выхваченная из губ папироса полетела в траву.
— Но, но! Осторожней на поворотах! — пружинисто поднимаясь, угрожающе сказал Король.
Девчонка не испугалась. Втаптывая каблуком папиросу, спокойно проговорила:
— Вот так, молодой человек. И советую убираться отсюда. — Повернувшись, она сказала мальчишке с кроликом на руках: — Идем, Петя. Больше он тебя не тронет.
Петя пошел было за ней, но вдруг оглянулся и такую скорчил своему обидчику рожицу, что Андрей, как ни был обескуражен случившимся, едва не рассмеялся. Нет, на этого толстячка разозлиться было невозможно. Подмигивая, Андрей поманил его пальцем. Петя выжидательно остановился по ту сторону ограды: чего, мол, еще ему надо? Андрей подошел к изгороди и кивнул на удалявшуюся девчонку:
— Что это за начальница?
— Вовсе не начальница.
— Да не сердись. Уж пошутить нельзя… А кто же она такая, если не начальница?
— Бригадир малярной бригады.
Андрей не поверил:
— Так она же девчонка!
— Ну и что! Светлана уже в седьмой класс будет ходить!
— В седьмой… — протянул Андрей. — Интересно…
Всю обратную дорогу он так же сидел в вагоне у открытого окошка, так же глядел на пробегавшую мимо улицу, но теперь она почему-то мало занимала его. Когда трамвай подъехал к площади, Андрей поднялся с места и с усмешкой подумал о заляпанной мелом девчонке: «Ну и ловкачка! И моргнуть не успел…»
Подходя к дому и взбираясь по лестнице на четвертый этаж, Андрей все больше и больше мрачнел. Уже подняв руку, чтобы постучать в дверь, подумал о матери: хотя бы отругала, что ли. И то бы легче было. А то опять будет молчать и дуться.
Он не ошибся. Ирина Федоровна, открыв дверь, даже не взглянула на него. Молча разогрела борщ, молча подала на стол и ушла на кухню. Андрей несколько минут сидел, не дотрагиваясь до еды. Затем вздохнул, подошел к двери и хмуро произнес:
— Ну, а какие там нужны справки? В поликлинике-то?
Ирина Федоровна не обрадовалась, не повернула к нему головы.
— Я, Андрюша, тебя не заставляю, — сказала тихо. — Не хочешь идти — твоя воля.
Но от этого спокойного тона Андрей вспылил:
— Не хочешь, как хочешь! — Он зло передразнил мать и срывающимся голосом крикнул: — Да уж в интернате, конечно, не сладко будет, только все равно лучше, чем дома!
На мгновение он осекся, увидев, как побледнела Ирина Федоровна, но, сгоряча сам уже поверив в то, что говорит, убежденно повторил:
— Конечно, лучше, чем дома!
Дни мелькали незаметно. Это удивляло Андрея: так долго тянется каждый день, что вроде и конца ему не будет, а не успел оглянуться — неделя прошла, вторая. Уже давно сданы в школу-интернат справки и документы, уже началась вторая половина августа.
Зубея с того памятного дня Андрей видел всего один раз. Именно видел — поговорить не удалось. Что это за разговор, если и минутки не постояли! А поговорить следовало. Напрасно не вызвался он проводить Зубея, когда тот сказал на прощание: «Ну, бывай. Спешу». Надо было проводить его. А то загадал такую загадку, что до сих пор Андрей пожимает плечами. Увидел его тогда Зубей и вместо «Здорово! Как живешь?» огорошил вопросом:
— Знаешь, что такое филателия?
Как же, Андрей слышал такое слово. Слышал… Только… Минуточку, что оно обозначает?..
— Это… — сказал он неуверенно, — где оркестр играет. Ну, концерты…
По тонкой, презрительно оттопырившейся губе Зубея понял: сморозил глупость.
— Нет, постой. Это, кажется, где продают марки…
— М-да, — задумчиво протянул Зубей. — А такие вещи, между прочим, полезно знать. Очень полезно… Ну, бывай. Спешу.
Эх, надо было проводить Зубея. А он растерялся тогда, не догадался этого сделать. А теперь вот ломай голову — зачем спрашивал о филателии? Да что толку — сколько ни гадай, сам, без Зубея, ничего не придумаешь. А к Зубею без дела лучше не соваться.
В конце концов Андрей рассудил: когда-нибудь все это выяснится, и почти перестал думать о загадочном вопросе Зубея. А пока, скучая и бездельничая, потихоньку убивал время: ходил в кино, на футбол, ездил купаться.
В общем, все-таки скучновато было. Самые закадычные дружки еще не возвратились, Евгении Константиновны тоже нет. Лежит где-нибудь на берегу моря, загорает и, конечно, не вспоминает о нем.
А он вспоминает. И часто. И не только вспоминает. Сегодня вот даже говорил, о ней. Слышала бы она в своей Ялте, как он расхваливал ее! Разговор этот был у него со старушкой — матерью инженера Роговина. Приехала бабушка совсем недавно. Андрей узнал об этом так. Вышел вчера на лестничную площадку и увидел: медная пластинка на соседней двери сияет золотом. Буквы «П. К. Роговин», обычно едва различимые на потускневшей меди, выделяются ярко, празднично.
А выглянул сегодня утром в окно — опять обрадовался. На листьях цветов капельки воды светятся; плетеное кресло, чисто вымытое, стоит как новенькое. А вскоре и старушку увидел. Она вышла на балкон и принялась колотить плетеной палкой по коврику. Кругленькая, румяная, проворная, старушка понравилась Андрею. Захотелось сказать ей что-нибудь приятное.
— Здравствуйте, бабушка! — без всяких дипломатических подходов выпалил он, чуть не по пояс высунувшись из окна.
— И тебе того же, касатик! — певучим голосом охотно отозвалась старушка и тут же предупредила с опаской: — А ты, касатик, поберегись. Чай, не курица — полетишь вниз, крыльями не замашешь.
— Ничего.
— «Ничего» и бычок говорил, как повели его на бойню. Ан и шкуру сняли.
— А вы, бабушка, уже приехали? — спросил Андрей, очень довольный, что старушка такая веселая, разговорчивая и совсем не похожа на музейную древность, как предсказывала Евгения Константиновна.
— Да как видишь, приехала. Это собраться тяжело, а приехать легче легкого. Сел в вагончик, да и нет больше твоей заботушки: покачивает да потряхивает, будто дите малое в люльке.
— А мне Евгения Константиновна говорила о вас! — не без гордости сообщил Андрей.
— Ай, удивилась старушка. — Так ты знаешь Евгению?
— Конечно! Мы всегда здороваемся, разговариваем. Я бываю у нее.
— Ай, ай! — снова удивилась старушка и отложила коврик в сторону, до того заинтересовалась словами Андрея. — А я вот не застала ее. На курорты уехала… А тебя, касатик, как звать-величать-то?.. Андреем, говоришь? Хорошее имя. А ты бы, Андреюшка, не зашел ко мне? Заодно бы и ковер с дивана помог на балкон вынести. Пыли в нем много. Выбить надо.
