к переезду.
Жаркий туман слез заслонил перед Антанукасом и переезд, и железнодорожную насыпь, и погромыхивающий на стыках поезд…
— К телевизору не подходи, — предупреждает папа. — Нельзя. Мал еще.
— Внучек, почему супа не доел? Так и не вырастешь, так и останешься навсегда маленьким, — ворчит бабушка.
— Сыночек, спать пора! — напоминает мама, хотя за окнами еще совсем светло. — Все малыши уже давно спят.
Гядас, или как все называют его ласково — Гядукас, нехотя моет лицо, руки, чистит зубы и отправляется в постель. Его преследуют невеселые мысли. Ох, и нелегко быть маленьким. С утра до вечера только одно и слышишь: тебе нельзя, мал еще. Все мал да мал! Разве он виноват, что маленький?..
Хорошо Аудрюсу, старшему брату: ему еще летом пятнадцать исполнилось, недавно в комсомол приняли, в редколлегию выбрали, и он теперь рисует для стенгазеты маленькие картинки, которые называет виньетками. Зачем так называет? А скорее всего затем, чтобы ему, Гядасу, младшему брату, непонятно было, чем занимается старший! Сестре Бируте десять лет. Она пионерка, в танцевальном кружке занимается. Не танцевать учится, а «репетирует». Почему «репетирует»? Тоже, наверно, для того, чтобы младшему было непонятно, чем занимаются пионеры в кружке бальных танцев.
Ох, что ни говорите, а маленьким быть нелегко. Ты и не комсомолец, и не пионер. Никто тебе не предлагает рисовать для стенгазеты таинственные виньетки, не зовет репетировать в танцкружке. Даже телик не посмотришь вволю, другие смотрят, а тебе — нет.
— Иди лучше какую-нибудь книжку полистай. Это фильм для взрослых, — советует брат.
— Вечером свою «Спокойной ночи, малыши» посмотришь, — успокаивает сестра.
Да, хорошо им… Смотри все подряд… Его бы, Гядукаса, воля — он бы все так разделил: компот, к примеру, считался бы «Спокойной ночи, малыши», а рассольник с огурцом — «только для взрослых». А то как обедать — всем одно и то же, а как смотреть — «маленький!»
Забравшись в кровать, он поглядывает на потолок, на тени от пригашенной люстры. А потом глаза постепенно начинают закрываться. Но и засыпая, Гядас не забывает пожаловаться маме:
— Почему это всем можно, а мне нельзя?
— Чего нельзя?
— Ничего нельзя: ни красками Аудрюса рисовать, ни в танцевальном кружке репетировать, ни…
Мама смотрит прямо в его слипающиеся глаза и говорит:
— Вот растает снег, придет весна, потом будет лето, потом осень, зима, еще одна весна — и ты вырастешь большой, пойдешь в школу. Тебя примут в октябрята, научишься трубить в горн и бить в барабан…
— Горн… барабан… — еле слышно шепчет Гядукас и засыпает сладким сном.
Просыпается он, когда давно уже рассвело. Дома — только бабушка. Она помогает внуку одеться, кормит завтраком, обувает в теплые сапожки и отправляет гулять во двор.
Ночью, видать, крепко подморозило. Стекла окон покрылись ледяными цветами. Но сейчас погода хорошая. Нехолодно. Дворник дядя Лауринас даже телогрейку скинул, так разгорячился: соскребает лед с обмерзшего тротуара, посыпает ледяную корочку чем-то белым, похожим на манную крупу, и снова шаркает скребком.
— Это чего ты делаешь, дядя Лауринас?
— Тротуар чищу, — отвечает дворник.
— А посыпаешь чем? Сахаром?
— Солью. От нее лед быстрее тает.
— А снег?
— И снег.
Гядас раздумывает, что бы еще такое спросить, но дядя Лауринас так быстро работает скребком, что мальчик даже не успевает заметить, как он отходит, берет ведро и сыплет на тротуар несколько горстей соли.
А может, это не соль? Может, дядя Лауринас только в шутку сказал, что соль? Почему это от нее лед быстрее тает?
Мальчик приседает на корточки и, отыскав несколько белых крупинок, сует их в рот. Брр, как солоно! Соль, настоящая соль! А если насыпать много-много соли? То весь снег растаял бы. И тогда…
«Вот растает снег, придет весна… и ты вырастешь большой… — вспоминаются мамины слова. — Пойдешь в школу…»
Дядя Лауринас снова приближается, сгребая широкой лопатой осколки льда с тротуара.
«Спросить или нет?» — размышляет Гядас.
Дворник уже опять далеко, «вжик-вжик-тррр» скребет лопата.
— Дядя, а где ты берешь соль? — подходит к нему Гядукас.
— В магазине покупаю.
— А она дорогая, эта соль?
— Шесть копеек кило, — отвечает дядя Лауринас, с удивлением рассматривая малыша. Зачем ему?
Гядас вздыхает. Шесть копеек — это дорого… Впрочем, у него же есть копилка, и там кое-что можно наскрести! Наверно, уже целая горсть этих копеек! И папа давал, и мама. И бабушка несколько раз опускала туда денежки. Гядас собирается купить себе акварельные краски, чтобы рисовать такие же «виньетки», как Аудрюс. А если купить на все эти копеечки соли и посыпать двор? Снег растает, зачернеет земля и наступит весна! И он, Гядас, скорее станет большим, и уже никто не посмеет называть его малышом! Никто!
Только продадут ли ему соль в магазине? Вдруг детям не продают? «Ты еще маленький, — скажут. — Тебе еще нельзя». Магазин на первом этаже их же дома, все продавщицы знают Гядаса, даже по имени его называют. Сколько раз бывал там. И с бабушкой, и с мамой. Даже один. Продадут! Недавно он сам себе конфеты купил — дал большую белую монетку, а ему за это три огромных леденца. И еще сдачу. Продадут!
И вот деньги из копилки крепко зажаты в кулаке. Гядас — в магазине, возле прилавка. И боязно, и сердце стучит от радости. Подошла его очередь.
— Чего тебе, Гядукас? — улыбается продавщица.
— Соли, — отвечает он и разжимает ладонь.
— Соли? — продавщица удивлена. — Может, конфет? Не ошибся ли ты, малыш?
— Нет… Соли! — решительно повторяет Гядас и выкладывает на прилавок свои монетки.
Продавщица, пожав плечами, отсчитывает несколько копеечек, а остальные возвращает мальчику вместе с пачкой соли.
— Спасибо! — Счастливый Гядас, не оглядываясь, спешит во двор. Там вроде бы еще теплее стало. А может, это просто тяжелая пачка соли греет его ладони, грудь, сердце? Он осторожно вскрывает пачку, зачерпывает пригоршню белых кристалликов и, взмахнув рукой, высыпает их на снег. Потом вторую горстку, третью…
Не заметил, что прошло столько времени — бабушка зовет обедать. Потом послеобеденный сон…
Когда он проснулся, то первое, что услышал, был перезвон капели за окном. Текло с сосулек! Гядас соскочил с кровати и, подбежав к окну, внимательно оглядел весь двор. Снег осел, потемнел, местами на нем уже поблескивали лужицы…
— Ура! Уже весна! Уже пришла весна! — обрадовался Гядас. Ему показалось, что он растет, растет с каждой минуткой. Скоро станет совсем большой. Сердце ликовало, и от радости малышу захотелось запеть песенку о весне, которую он недавно слышал в передаче
