— Гниющая плоть, — зашептала Лира. — И черви вперемежку с личинками в глазницах…
— И здесь, наверное, есть привидения, — сказал, весело поеживаясь, Роджер.
За первым склепом они обнаружили коридор, покрытый каменными полками. Каждая была разделена на квадратные отделения, в которых покоились черепа.
Деймон Роджера, трепеща, поджала хвост и издала короткий тихий вой.
— Тихо! — шикнул он.
Лира не могла видеть Пантелеймона, но она знала, что сейчас он сидит у нее на плече в форме мотылька и, наверное, тоже дрожит.
Она протянула руку и слегка приподняла один из черепов.
— Что ты делаешь? — воскликнул Роджер. — Ты не должна их трогать!
Но она продолжала вертеть череп, не обращая на него внимания. И вдруг из отверстия в основании черепа что-то вывалилось — проскользнуло сквозь ее пальцы и со звоном ударилось об пол, так что в панике она едва не уронила сам череп.
— Это монета! — сказал Роджер, нащупывая ее. — Наверное, здесь сокровище!
Он поднял вещицу к свету, и они оба уставились на нее широко распахнутыми глазами. Это была не монета, а маленький диск с грубо выгравированным изображением кота.
— Это как на тех дисках на гробах, — сказала Лира. — Его деймон. Наверное.
— Положи-ка это лучше на место, — с тревогой сказал Роджер, и Лира перевернула череп и бросила диск в место его извечного упокоения прежде, чем положить череп обратно. Они обнаружили, что все остальные черепа тоже имеют свои монетки-деймонов, символизирующие, что прижизненная связь продолжается и после смерти.
— Как ты думаешь, кем они все были, когда были живы? — сказала Лира. — Я считаю, что, скорее всего, Мудрецами. Гробы есть только у Мастеров. Наверное, за века их было так много, что просто не было места хоронить их здесь полностью, поэтому отрезали и сохраняли только их головы. В любом случае, это их самая важная часть.
Глакожеров они не нашли, но катакомбы под молельней занимали Лиру и Роджера несколько дней. Однажды она попыталась подшутить над несколькими мертвыми Мудрецам, меняя местами монетки в их черепах, так что выходило, что у них другие деймоны. Пантелеймон пришел в такое возбуждение, что превратился в летучую мышь и принялся туда-сюда летать, издавая пронзительные крики и хлопая крыльями, но Лира не обратила на него внимания: шутка казалась ей слишком удачной. Однако позже она за нее расплатилась. Ночью, в своей кровати, в узкой комнатке наверху Двенадцатой Лестницы она увидела кошмар и с криком проснулась: рядом стояли три костлявые фигуры, одетые в мантии, и протягивали свои костлявые пальцы с намерением откинуть капюшоны и явить на свет кровавые культи вместо голов. И только после этого Пантелеймон превратился во льва и заревел на них, заставив пятиться, растворяясь в стене, пока не остались видны только их руки, потом — только загрубевшие желто-серые кисти, потом — шевелящиеся пальцы, и, в конце концов, все исчезло. Утром она первым делом спустилась вниз и положила монеты-деймонов на их правильные места, шепча черепам: «Простите, пожалуйста! Простите!»
Катакомбы были гораздо просторнее винных погребов, но и они имели свои границы. Когда Лира с Роджером обследовали в них каждый уголок и удостоверились, что Глакожеров им там не найти, они обратили свое внимание и на другие места — но не раньше, чем Заступник застукал их выходящими из склепа и позвал назад в часовню.
Заступник был пухлым престарелым мужчиной, которого все звали отец Хейст. Его работой было отправлять в колледже службы, проповедовать, молиться и слушать исповеди. Когда Лира была помладше, он был заинтересован ее душевным благополучием, которому суждено было быть разрушенным ее скрытым безразличием и неискренними раскаяниями. В итоге он решил, что в духовном плане она не подает никаких надежд.
Услышав его оклик, Лира и Роджер неохотно развернулись и, шаркая, прошествовали в пахнущую плесенью полутьму часовни. Тут и там перед ликами святых трепетали свечи; с хоров, где стоял орган и шел какой-то ремонт, доносился слабый отдаленный шум; слуга полировал медный аналой. Из ризницы их поманил отец Хейст.
— Где это вы были? — спросил он у них. — Я видел, как вы приходили сюда два или три раза. Что это вы задумали?
Его тон не был осуждающим. Он звучал искренне заинтересованным. Деймон-ящерица с насеста на его плече показала им тонкий язык.
Лира сказала:
— Мы хотели посмотреть на склеп.
— Зачем же?
— Ну… гробы. Мы хотели посмотреть на гробы, — сказала она.
— Для чего?
Она пожала плечами. Она всегда так отвечала, если на нее нажимали.
— А ты, — продолжил он, поворачиваясь к Роджеру. Деймон Роджера примирительно завиляла хвостом. — Как тебя зовут?
— Роджер, отче.
— Если ты слуга, то где ты работаешь?
— На кухне, отче.
— Тебе сейчас нужно быть там?
— Да, отче.
— Тогда ступай отсюда.
Роджер развернулся и убежал. Лира переминалась с ноги на ногу.
— Что до тебя, Лира, — продолжил отец Хейст, — Я рад, что ты проявляешь интерес к содержимому часовни. Тебе повезло, вся история нашего Колледжа буквально окружает тебя.
— Гм… — ответила Лира.
— Но меня удивляет твой выбор товарища. Тебе одиноко?
— Нет, — сказала она.
— Тебе… тебе не хватает общества других детей?
— Нет.
— Я не имею в виду поваренка Роджера. Я имею в виду таких детей, как ты. Благородных детей. Ты хотела бы иметь таких товарищей?
— Нет.
— Но, возможно, другие девочки…
— Нет.
— Видишь ли, никому из нас не хочется, чтобы ты тосковала по обычным детским радостям и развлечениям. Иногда, Лира, я думаю, что тебе, должно быть, одиноко в обществе дряхлых Мудрецов. Ты чувствуешь это?
— Нет.
Он соединил больше пальцы поверх сплетенных ладоней, не в силах придумать, о чем бы еще спросить это упрямое дитя.
— Если что-то тебя беспокоит, — сказал он наконец, — ты знаешь, что всегда можешь обратиться ко мне. Надеюсь, ты чувствуешь, что всегда можешь так делать?
— Да, — отвечала она.
— Ты молишься?
— Да.
— Молодец, девочка. А теперь — беги.
Она уходила с едва скрываемым облегчением. Потерпев неудачу в поисках Глакожеров под землей, она снова вернулась на улицу. Здесь она была как дома.
И вот, когда она почти утратила к ним интерес, Глакожеры появились в Оксфорде.
Впервые Лира об этом услышала, когда в семье знакомых ей бродяжников пропал мальчик.
Приближалось время конной ярмарки, и весь канал заполонили лодки и лодочки с торговцами и путешественниками, и пристани вдоль побережья Джерико пестрели сияющей сбруей и привлекали громкими звуками цоканья копыт и торговой шумихи. Лире всегда ужасно нравилась конная ярмарка; и, поскольку здесь всегда был шанс увести лошадь-за-которой-скверно-приглядывают, возникало бесконечное количество возможностей создать конфликт.
В этом году у нее появился грандиозный план. Вдохновившись прошлогодним похищением лодки, она собиралась на этот раз совершить настоящее путешествие, перед тем как вернуть ее назад. Если она со своими друзьями из кухни сможет добраться до самого Абингтона, то они смогут поиграть в разрушение плотины…
Но войнушки в этом году не произошло. Случилось кое-что другое. Под утренним солнышком Лира медленно прогуливалась вдоль края лодочной мастерской в Порт Мидоу, в кои-то веки без Роджера (ему было велено вымыть полы в кладовой), зато с Хью Ловатом и Саймоном Парслоу, передающими друг другу ворованную сигарету и выпускающими показные клубы дыма, когда вдруг услышала, как знакомый голос прокричал:
— Ну, и что ты с ним сделал, идиот тупоголовый?
Голос был властным, он принадлежал женщине, но у женщины были луженые легкие. Лира сразу огляделась в ее поисках, потому что это была Ма Коста, которая могла дважды наградить Лиру ошеломительными затрещинами, а на третий раз угостить горячим имбирным пряником, и чья семья постоянно заботилась о роскоши и богатстве своей лодки. Среди бродяжников они были принцами, Лира всегда восхищалась Ма Костой, но иногда приходилось ее остерегаться, потому что именно ее лодку они когда-то угнали.
Услыхав перепалку, один из задиристых спутников Лиры машинально поднял камень, но Лира сказала:
— Выбрось. Она сейчас не в духе. Сломает тебе хребет и не заметит.
На самом деле, Ма Коста была больше обеспокоена, чем разозлена. Мужчина, к которому она обращалась, торговец лошадьми, пожимал плечами и разводил руками.
— Ничего я не делал, — говорил он. — Он был рядом, и вдруг через минуту пропал. Я даже не заметил, куда он подевался.
— Он же помогал тебе! Он присматривал за твоими проклятыми лошадьми!
— В таком случае, он должен был остаться здесь, разве нет? Отлучки во время работы…
Торговец не закончил, потому что Ма Коста вдруг залепила ему увесистую оплеуху и обрушила на него такой град проклятий и упреков, что он вскрикнул и счел за благо убраться. Посмеивающиеся рядом другие торговцы сразу встревоженно замолчали.
