Лизу затрясло. Да, досталось Левке… Ссадина и растянутая нога — это пустяки по сравнению с тем, что сделал бы с ним замок, если бы изловил. Она хотела было спросить, как Лева узнал, что перед ним именно Черный замок, но прикусила язык. Замок хочешь не хочешь, ни с чем другим не перепутаешь.
— Понимаете, нельзя же было ему попасться! Потом вообще стало ни зги не видно, я куда-то свалился и ничего больше не помню. Нет, помню: успел подумать, что, может, в яме он меня не найдет… Кажется, я уснул, а потом очнулся уже здесь. Все. — Лева виновато развел руками. — Маловато, да?
— Нет, Лев, что ты! — успокоил его Филин. — А теперь скажи нам, пожалуйста, что вот это такое? — он прошел в угол комнаты, где стоял окованный сундук, принес какой-то большой сверток и разложил на опустевшем кресле Мелиссы грубый шерстяной плащ с капюшоном, пару расшитых мужских рукавиц и сверху — крупный перстень. — Мы нашли тебя в этой одежде и с перстнем.
Знакомый какой-то перстень, вдруг поняла Лиза, и, не утерпев, подошла поближе.
— Ой, смотрите, как похоже! — вырвалось у нее, а Лева одновременно воскликнул:
— Не приснилось!
— Что не приснилось? — спросил Инго. — На что похоже? Только давайте по очереди.
Лиза, чтобы не терять времени, подняла руку и показала всем мамино сапфировое колечко на безымянном пальце, которое с прошлой зимы носила, почти не снимая.
Узор колец был похож, да и сапфиры тоже, только Лизино кольцо было тоненькое, легкое, и камень в нем не больше капли, а на плаще лежал массивный перстень с большим ярким самоцветом.
— Филин! — негромко, но отчетливо произнесла с порога Бабушка. — Что это за срочное дело, из-за которого я должна являться на аудиенцию к вам, а не наоборот? Дожили!
Филин вскочил и поспешно придвинул Бабушке кресло. Но она почему-то не садилась — застыла, как статуя, не сводя глаз с синего сверкания сапфира. Не Лизиного, а того, который был в руках у Филина.
— Таль, посмотри, пожалуйста, — мягко спросил волшебник, протягивая ей перстень, — это ведь то, что я думаю? Тебе лучше знать.
Бабушка протянула руку, которая затряслась, точно у древней-предревней старушки. Дотронулась до перстня и отдернулась, словно обожглась.
— Таль? — повторил Филин.
Лиза ойкнула. Вместо ответа Бабушка покачнулась. Глаза у нее стали как будто слепые. А потом она медленно опустилась в кресло. Отмахнулась от кружки с питьем, с которой кинулась к ней Амалия.
— Рассказывай дальше, Лева, — тихо велела Бабушка.
* * *
И вот что поведал Лева.
… Тепло, но спать нельзя. Заснешь — замерзнешь насмерть. Папа так говорил. Заснуть в мороз проще простого, даже приятно, только вот от такого сладкого сна не просыпаются. Не спать, ни в коем случае не спать. Тихо как… И деревья не трещат, и ветер не воет… Но не мог же буран взять и кончиться в одно мгновение! Надо посмотреть, но осторожно. Вдруг Черный замок еще тут — щерит пасть, поджидает, хлюпает своей склизкой утробой? Если выглянуть осторожно, через край ямы… Нет, не встать. Да что там, даже веки не поднять — их точно снегом завалило. Только кажется, что снег теплый. Нельзя спать. Кто это говорит?
— Слышишь? Не спи! Откуда же ты взялся?! Тут четырнадцать лет живой души не было!
Кто-то наклонился надо мной. Папа? Дядя Кирилл? Нет, это какой-то незнакомый голос — густой, встревоженный и удивленный. Пахнет от этого человека дымом, как в у дяди Кирилла в его деревенской избе, а еще шерстяным свитером и немножко то ли конюшней, то ли чем-то похожим. И лесом и снегом уже не пахнет совсем, а воздух теплый и влажный. Странно, что я совсем не чувствую холода.
— Ты, никак, поранился? Ничего, ничего, сейчас вот паутину приложу, заживет — и сильф крылья сменить не успеет.
Крепкие сильные руки ощупывают, проверяют, цел ли, натыкаются на ремень с пряжкой.
— Узор клана Дайн! Да ты из Радинглена! Вот так удача! — ахает этот незнакомый человек. Откуда он знает про Радинглен и про гномские кланы?! Надо посмотреть, кто это, но глаз не открыть… вот, получилось чуть-чуть разожмуриться. Без очков только и вижу, что смутную фигуру. Ого, какой высоченный!
Что-то прохладное, металлическое налезает мне на палец. Этот, высокий, натягивает на меня бездонные холщовые рукавицы.
И вдруг в ушах у меня свистит ветер, и голос незнакомого спасителя доносится будто издалека:
— … стой! Куда! Куда!
Он пытается удержать меня за рукав, но его будто оттаскивает какая-то неимоверная сила. Густой голос удаляется, тает, исчезает, и вот уже нет влажного теплого тумана, и не пахнет травой и землей, а вокруг снова морозный лес, и я не понимаю, где был и откуда вернулся, а главное — почему.
* * *
… В наступившей тишине пальцы Амалии быстро простучали по клавиатуре и поставили точку — амберхавенская волшебница вкратце занесла рассказ Левы в ноутбук.
Общее молчание прервал еле слышный голос Бабушки.
— Да, ошибки быть не может, это перстень Инго… Инго Третьего. Обручальный. — Бабушка перевела дыхание, потому что говорить ей было тяжело. — Не понимаю… Он бы с ним ни за что не расстался. Уна-то свое колечко в последнее время… когда Лиллибет родилась… носить перестала — пальцы отекали.
— Лев, ты точно помнишь, он так и сказал? — спросил Филин. — Про сильфа и клан Дайн?
— Угу, — буркнул Лева. — За это — ручаюсь. — Он приподнялся на локте и блеснул очками.
— Он… отец меня именно так и утешал, когда я наступил на гвоздь, — вставил Инго, сидевший на подлокотнике Бабушкиного кресла и обнимавший ее за плечи. — Это у него было любимое присловье.
— Так что же получается — я видел Инго Третьего?! Он жив? — спросил Лева и приподнялся на локте. — Может, и королева Уна жива?
Лиза, которая на протяжении всего Левиного рассказа ерзала на стуле, сгорая от нетерпения, не выдержала:
— Вот! Я же говорила про картину! Я же говорила, что там неспроста! А все заладили — померещилось, померещилось! — Она покосилась на Бабушку и выпалила: — Мама умела колдовать еще с детства, так, может, она все это время пыталась нам что-то передать — как умела? Картина уже не первый раз меняется, вот Инго видел!
Она с мольбой посмотрела на брата: отчего он не замолвит словечко?
— Да, — кивнул Инго. — Теперь у нас еще больше оснований думать, что родители живы и подают какие-то знаки. Только я не понимаю, откуда. Надо разобраться, где же это побывал Лев… — он сжал пальцами переносицу. — Столько всего сразу…
— Бабушка, почему ты не хочешь поверить? — не унималась Лиза. — Давайте принесем портрет сюда… или Леву туда… и он посмотрит и подтвердит, что видел папу! Это ничего, что Лева был без очков! Ведь разглядел же он высокий рост, а папа тоже высокий, и на портрете это видно!
Бабушка опустила глаза и принялась крутить в пальцах сапфировый перстень.
— Да, Инго Третий был высоким, и что? — тихо-тихо отозвалась она.
— Лев, ты попробуй, может, еще что вспомнишь, — попросил Филин.
— А мы ему поможем, — решительно сказал Инго. — Будем отметать лишнее. Вот про землю на рукавицах непонятно… ладно, начнем с начала. Ответь, Лев: этот человек был полный, бородатый, черноволосый и в очках?
— Да ничего подобного! — сипло возразил Лева. — Никаких очков, борода у него была, это верно, рыжая, то есть соломенно-рыжая, словно выгорела на солнце, и лицо обветренное, я разглядел вблизи, когда он ко мне наклонялся. И никакой он не полный, наоборот — тощий, даже в плаще и то было видно! Он плащ с себя снял и меня укутал.
Выпалив это, Лева осекся и посмотрел на Инго с уважением. А у Лизы даже рот приоткрылся. Вот так фокус! Интересно, такому в Амберхавене учат?
— Убедился? — Инго перегнулся с подлокотника Бабушкиного кресла и потрепал Леву по плечу. — Если копнуть поглубже — ты много чего рассмотрел, даже без очков.
— Я еще вспомнил! — воодушевленный Лева даже подпрыгнул. — Руки у него были мозолистые, я почувствовал, когда он проверял мне пульс. А перстень он не с пальца снял, достал из мешочка на шее, у него под плащом висел такой кожаный мешочек на шнурке.
Инго и Филин переглянулись.
— В таком случае, это был не король, а вор! — презрительно и твердо заявила Бабушка, как приговор подписала.
— А может, он снял перстень, чтобы не мешал работать или чтобы не повредить? — живо предположила Лиза. — Я вот снимаю кольцо, когда играю на скрипке или мою посуду.
— Ага, раз руки мозолистые — может, он плотничал или, скажем, садовничал, — подхватил Лева.
— Настоящие короли свои руки до такого состояния не доводят! — отрезала Бабушка и в изнеможении откинулась на спинку кресла, стараясь сохранять непреклонный вид.
Филин хотел что-то сказать, но Инго мигнул ему, и волшебник смолчал. Надо же, как слушается, поразилась Лиза.
— Давайте не будем отвлекаться на вопросы о монаршем достоинстве и ручном труде, — голосом строгой учительницы произнесла Амалия. Глаза у Бабушки так и полыхнули на мраморно-бледном лице. А фриккен Бубендорф как ни в чем не бывало кивнула на монитор Мэри-Энн. Компьютер против обыкновения помалкивал — Амалия отключила у Мэри-Энн звук, чтобы та не встревала с замечаниями.
