Но тут мелькнула золотая вспышка, появилась эта злобная обезьяна и вскочила ей на плечо. Они оглянулись по сторонам, как будто что-то заподозрив, и вдруг вид у миссис Коултер стал совсем не домашний.
Ама быстро зашептала, что боится золотого дэймона-обезьяны: он любит отрывать крылья живым летучим мышам.
— С ней ещё кто-нибудь есть? — спросил Уилл. — Солдаты или ещё кто-нибудь?
Ама не знала. Она никогда не видела солдат, но люди говорили, что на склонах гор ночью видели странных и страшных людей…или духов… но в горах всегда живут духи, все это знают. Так что женщина тут может быть ни при чём.
«Ну, — подумал Уилл, — если Лира в пещере, а миссис Коултер оттуда не выходит, придётся пойти и нанести ей визит».
Он сказал: — Так что это у тебя за лекарство? Что с ним надо делать, чтобы она проснулась?
Ама объяснила.
— И где оно сейчас?
У неё дома, сказала Ама. Спрятано.
— Ладно. Жди здесь, близко не подходи. Когда её увидишь, не говори, что знаешь меня. Ты никогда не видела ни меня, ни медведя. Когда ты в следующий раз понесёшь ей еду?
— За полчаса до заката, — ответил дэймон Амы.
— Тогда принеси это лекарство с собой, — сказал Уилл. — Встретимся здесь.
И пошёл по тропинке. Ама смотрела ему вслед очень обеспокоено. Он, конечно, не поверил тому, что она сказала ему про дэймона-обезьяну, иначе он не пошёл бы так безрассудно к пещере.
Вообще-то Уилл очень нервничал. Все его чувства так обострились, что он замечал каждое мельчайшее насекомое в лучах солнца, шуршание каждого листа и движение облаков в небе, хотя взгляд его был всё время устремлён на вход в пещеру.
— Балтамос, — прошептал он, и ангел-дэймон подлетел к его плечу маленькой яркоглазой птичкой с красными крыльями, — держись рядом и следи за этой обезьяной.
— Тогда посмотри направо, — коротко сказал Балтамос.
И Уилл увидел у входа в пещеру пятно золотистого света с лицом и глазами, которое смотрело прямо на них. До него было не больше двадцати шагов. Уилл остановился, а золотая обезьяна обернулась к пещере, сказала что-то и снова повернулась к ним.
Уилл нащупал рукоять ножа и пошёл вперёд.
Когда он подошёл к пещере, женщина уже ждала его там.
Она сидела, свободно расположившись в маленьком шезлонге с книгой на коленях, и спокойно смотрела на него. На ней была дорожная одежда цвета хаки, но фигура её была так изящна, а одежда так хорошо скроена, что казалась на ней шедевром высокой моды, а маленькая ветка с красным цветком, приколотая к рубашке, выглядела как самое изящное украшение. Её волосы сияли, тёмные глаза блестели, солнечные лучи золотили её босые ступни.
Она улыбнулась. Уилл чуть-чуть не улыбнулся в ответ, обескураженный, непривычный к очарованию и нежности, которые могла вложить в улыбку женщина.
— Ты Уилл, — сказала она низким чарующим голосом.
— Откуда вы знаете моё имя? — резко спросил он.
— Лира произносит его во сне.
— Где она?
— В безопасности.
— Я хочу её увидеть.
— Тогда пойдём, — вставая и бросая книгу в кресло, сказала она.
Уилл в первый раз в её присутствии посмотрел на дэймона-обезьяну. У него была длинная сияющая шерсть, каждый волосок был намного тоньше человеческого и будто из чистого золота, а маленькие ручки и лицо обезьяны были чёрными. Последний раз Уилл видел это лицо искажённым от ненависти в тот вечер, когда они с Лирой выкрали алетиометр из дома сэра Чарльза Латрома в Оксфорде. Обезьяна всё пыталась его укусить, пока Уилл не полоснул перед собой ножом, заставив дэймона отпрянуть, и не закрыл окно, спрятавшись с Лирой в другом мире. Уилл подумал, что теперь ни за что на свете не подставит ей спину.
Но птица-Балтамос был рядом, и Уилл осторожно переступил порог пещеры и пошёл за миссис Коултер к маленькой фигурке, неподвижно лежавшей в тени.
Это была она, его любимый друг, она спала. Какой же маленькой она казалась! Он был потрясён тем, какой нежной и мягкой выглядит во сне Лира — сама сила и огонь наяву. На шее у неё лежал Пантелеймон в виде хорька с блестящим мехом; ко лбу Лиры прилипли влажные волосы.
Он опустился перед ней на колени и отвёл волосы со лба. Её лицо было горячим.
Краем глаза Уилл заметил, как золотая обезьяна изогнулась для прыжка, и положил руку на нож, но миссис Коултер слегка качнула головой, и обезьяна успокоилась.
Незаметно Уилл в подробностях запоминал план пещеры: форму и размер каждого камня, наклон пола, точную высоту потолка над спящей девочкой. Вот его единственный шанс увидеть это место перед тем, как он пройдёт здесь в темноте.
— Так что, видишь, она в безопасности, — сказала миссис Коултер.
— Зачем вы её тут держите? И почему не даёте ей проснуться?
— Давай сядем.
Она села не в кресло, а вместе с ним на поросшие мхом камни у входа в пещеру. Её голос был таким приятным, а в её глазах светилась такая мудрость, что недоверие Уилла возросло. Он чувствовал: каждое её слово — ложь, в каждом действии таится угроза, а каждая улыбка — маска обмана. Значит, и ему придётся обмануть её: убедить в том, что он безобиден. До сих пор он успешно обманывал всех учителей, полицейских, социальных работников и соседей, интересовавшихся им и его домом.
Так что он к этому всю жизнь готовился.
«Ладно, — подумал он, — я с тобой справлюсь».
— Хочешь пить? — спросила миссис Коултер. — Я тоже выпью с тобой… Это совсем безвредно. Смотри.
Она разрезала какой-то сморщенный бурый плод и выжала мутный сок в два маленьких кубка. Она отпила из одного, а второй протянула Уиллу. Он тоже выпил — сок оказался свежим и сладким на вкус.
— Как ты нашёл сюда дорогу? — спросила она.
— Нетрудно было идти за вами.
— Видимо, да. Алетиометр Лиры у тебя?
— Да, — сказал он, предоставив ей гадать, умеет ли он им пользоваться.
— И, как я понимаю, у тебя есть нож.
— Это вам сэр Чарльз сказал?
— Сэр Чарльз? О, Карло, — конечно. Да. Это просто удивительно. Можно на него взглянуть?
— Нет, конечно, — сказал он. — Почему вы держите здесь Лиру?
— Потому что я люблю её. — сказала она. — Я её мать. Она в страшной опасности, и я не позволю, чтобы с ней что-то случилось.
— В какой опасности? — спросил Уилл.
— Ну… — сказала она, ставя свой кубок на землю и наклоняясь вперёд, так что её волосы качнулись от лица. Она снова села и обеими руками заложила их за уши, и Уилл уловил аромат духов, смешанный со свежим запахом её тела. Он почувствовал смущение.
Если миссис Коултер и заметила его реакцию, то вида не подала. Она продолжала:
— Послушай, Уилл, я не знаю, как ты познакомился с моей дочерью, и не знаю, что ты уже знаешь, и уж точно не знаю, могу ли я тебе доверять, но я просто устала лгать. Так что вот правда:
— Я узнала, что моей дочери угрожают те самые люди, одной из которых была я, — Церковь. Откровенно говоря, я думаю, что они хотят её убить. Так что, понимаешь, я оказалась перед выбором: подчиниться Церкви или спасти свою дочь. А я была преданной слугой Церкви. Никто не служил ей с большим рвением. Я отдала ей всю свою жизнь. Я страстно служила ей.
— Но у меня была дочь..
— Знаю, я плохо заботилась о ней, когда она была маленькой. Чужие люди забрали её у меня и вырастили. Возможно, поэтому ей трудно мне доверять. Но, когда она подросла, я увидела, в какой она опасности, и уже три раза пыталась спасти её.
Мне пришлось стать изменницей и спрятаться в этом отдалённом месте, и я думала, что здесь мы в безопасности. Но теперь, сам понимаешь, меня тревожит, что ты так легко нашёл нас. Ты не мог намного опередить Церковь. И они хотят убить её, Уилл.
Они не оставят её в живых.
— За что? За что они так её ненавидят?
— За то, что она, как им кажется, сделает. Не знаю, что именно; хотела бы знать, тогда я могла бы спрятать её понадёжнее. Но я знаю только, что они её ненавидят и не знают жалости.
Она говорила тихо, спешно, близко наклонившись к нему.
— Почему я тебе всё это говорю? — продолжала она. — Могу ли я тебе верить?
Кажется, придётся. Я не могу бежать, идти мне больше некуда. А если ты друг Лиры, ты можешь быть и моим другом. А мне нужны друзья, мне нужна помощь. Всё сейчас против меня. Если нас найдут, Церковь уничтожит и Лиру, и меня. Я одна, Уилл, я одна в этой пещере со своей дочерью, и нас выслеживают все войска всех миров. И вот появляешься ты и даёшь понять, как легко нас найти. Что ты будешь делать, Уилл? Чего ты хочешь?
— Зачем вы держите её во сне? — упорно игнорировал он её вопросы.
— А что было бы, дай я ей проснуться? Она бы сразу убежала. И не прожила бы и пяти дней.
— Но почему вы это ей не объясните, не дадите ей выбирать?
— Думаешь, она бы меня послушала? Думаешь, даже если послушала бы, то поверила?
Она не доверяет мне. Она ненавидит меня, Уилл. Ты сам должен это знать. Она меня презирает. Я, ну… не знаю, как сказать… я так её люблю, что бросила всё, что имела: прекрасную карьеру, большое счастье, положение в обществе и богатство — бросила всё, чтобы поселиться в этой пещере в горах, жить на чёрством хлебе и кислых плодах, лишь бы моя дочь была жива. И если ради этого мне придётся держать её во сне, так тому и быть. Но я должна сохранить ей жизнь. Разве твоя мать не сделала бы того же для тебя?
