Кроме рода зонтичных, существует и род беззонтичных. Эти делятся на неудачников, которые стонут, что без всякой надобности проносили с собой зонтик всю неделю и не взяли его именно сегодня, и на принципиальных лоботрясов, которые не носят зонтика вообще никогда, надеясь на трех братьев-гопников Авося, Небося и Так Сойдёта.
Дождь начался внезапно – без прогнозов и объявления войны. Когда упали первые капли, Эссиорх ехал на мотоцикле домой. Это были капли-разведчики, имевшие задание разнюхать основные скопления солдат и техники противника, чтобы было куда стягивать тучи. Пока Эссиорх соображал, померещились ему капли или нет, где-то наверху отвернули кран. Город удивленно всхлипнул, хлюпнул и начал постепенно утопать.
Четверть часа спустя дороги превратились в реки, по которым плыло всё, что умело, не умело и только обучалось плавать, вроде большой пластиковой корзины и дутой рекламной жестянки обмена валют.
Газоны размыло, а где-то и унесло совершенно. Зонтичные сравнялись с беззонтичными, ибо и зонтики уже не спасали от струй. Автобусные остановки превратились в обитаемые острова. Люди стояли на скамейках с ногами, надеясь хотя бы так спастись от косых, поддуваемых ветром потоков. Машины останавливались: дворники были уже бесполезны. Да и какие дворники могут быть у подводной лодки?
Владельцы аптек шумно радовались и, укрытые за стеклянными витринами своих лекарственных цитаделей, потирали ладони, пахнущие микстурой от кашля.
Забыв первое правило мотоциклиста, что мокрые трамвайные рельсы переезжать нельзя, Эссиорх неудачно стал поворачивать и упал. Скорость, по счастью, была небольшой и, кроме самолюбия, ничего не пострадало. Подняв заглохший мотоцикл, мокрый как морж Эссиорх за руль довез его до подъезда и цепью приковал к липе. Цепь была золотая, заговоренная, в целях маскировки крашеная под ржавчину. Когда-то по ней ходил кот ученый. Впоследствии она долго валялась на складе Эдема, откуда и выудил ее Эссиорх.
Поднявшись в квартиру, Эссиорх первым делом скинул свою ставшую водолазным костюмом куртку, переоделся в сухое и, голодный как десять крокодилов, босиком зашлепал на кухню. В стекло весело стучали вздувшиеся почки вербы, похожие на бестолковых желтых шмелей. Он открыл холодильник и, взяв единственное, что там нашлось: пакет молока и пачку сливочного масла – вышел на балкон.
Отважно откусывая сливочное масло, он запивал его молоком и смотрел на дождь, захлестывающий его сбоку, со стороны правой щеки. Воздух блестел, как чешуя дракона. Где-то вдали, в окружении слежавшихся туч, смутно проступало утопшее солнце. Солнце упорно стучало лучами в тучи, но ему пока не открывали.
По улице среди множества зонтичных и некоторого числа беззонтичных карнавально плыла яркая дама в желтом плаще и красной шляпке, растекающаяся во влажном воздухе пульсирующим праздничным пятном. У Эссиорха мгновенно зачесались кисти и мольберт. Он хотел уже бежать за ними в комнату, но остановился и стал смотреть на дождь, вбирая его зрачками с жадностью сухой губки.
Внезапно Эссиорху стало казаться, что нет ни добра, ни зла, ни Эдема, ни Тартара, а существует только дождливый, бойкий, наполненный свежими весенними запахами город. Есть мотоцикл, есть краски, есть раковина, забитая скульптурной глиной, открытая пачка масла с отпечатком его зубов и прочая пестрая, довольно приятная суета.
Если постараться и приложить небольшие, почти неощутимые усилия, о свете и мраке вообще можно не вспоминать. Посчитать их абстракциями, которые придумали томящиеся от полуденного зноя древние мудрецы, у которых не было пластиковых карт и мобильных телефонов, а имелись лишь бесчисленные овечьи стада и виноградные лозы. Выпнуть добро и зло из системы координат и прекрасно существовать как придется, отвлекаясь только на решение сиюминутных задач, как заработать себе на тазик бензина, на ковшик с супом и куда смотаться вечером. Хуже другое – то, что свет и особенно мрак все равно о тебе не забудут, и законы их продолжат действовать, сохраняя над тобой полную власть, как единственные незыблемые законы бытия.
С большим трудом Эссиорх отогнал от себя наваждение, подумав, что еще пару лет в человеческом мире, и он залипнет тут настолько, что при слове «Эдем» будет максимум представлять себе неопределенные цветочки, которые существуют лишь на цветных страницах детских книг.
«Мирские заботы наброшены на человека, как тяжелое пыльное одеяло, ворочаясь под которым, он не видит ни добра, ни зла, и даже часто поверить не может в их существование», – вспомнил Эссиорх что-то из общего курса света.
Он решил все же сходить за кистями, когда к подъезду, поблескивая сиреной, подъехала машина ГАИ.
Пока Эссиорх ошалело размышлял, не связано ли это с сомнительной парковкой его мотоцикла под деревом и на газоне, из машины выскочила Улита, а за ней недовольно, как медведи-шатуны из берлоги, выбрались Мошкин, Чимоданов и Ната. Улита сразу по-хозяйски прошла в подъезд. Ната и Чимоданов потянулись за ней. Безотказный Мошкин был оставлен под дождем выгружать рюкзаки и чемоданы.
Когда последний чемодан перекочевал под козырек подъезда, гаишная машина уехала. Ее выглянувший из окна водитель имел озадаченный вид человека, который проснулся в незнакомом месте и теперь пытается понять, где он и как сюда попал. На прикованный к дереву мотоцикл Эссиорха он посмотрел тупо и без интереса.
Эссиорх вздохнул. Гостей он любил, но не в таком количестве и с несколько меньшим числом вещей. Единственное, что гость должен иметь с собой, кроме себя родного, это торт, банку с кофе и, возможно, какую-нибудь недорогую, но предварительно согласованную запчасть для мотоцикла. Кроме того, бывает полезно, если гость вооружен палкой копченой колбасы.
Открыв дверь, Эссиорх стал ждать, пока вся шумная орда поднимется наверх. С лестницы тянуло сыростью. Воздух в подъезде был спертый, таинственно и необъяснимо пахнущий старой штукатуркой. Не той современной штукатуркой, что радостно отслаивается перхотью на пятый год своего земного существования, а настоящей, мудрой и правильной побелкой. Примерно так пахнет в древних монастырях в Суздале.
Слышно было, как, поднимаясь, Чимоданов и Ната переругиваются между собой. Без злобы, лениво, точно старая и стабильная семейная пара. Первой на площадке появилась Ната. Заметив Эссиорха, она сказала «ой!» и по лицу ее пробежала атакующая мимическая волна. Пробежала, разумеется, машинально, так как едва ли Вихрова могла всерьез надеяться охмурить хранителя из Прозрачных Сфер.
В ответ Эссиорх высунул язык, поднял кожу на лбу, попеременно подмигнул правым и левым глазом, облизал губы и два раза щелкнул зубами.
– Больной? Лечиться надо! Несмешно! – буркнула Вихрова, с негодованием отворачиваясь, хотя хранитель просто повторил ее мимику за ней.
Улита, поднявшаяся вслед за Натой, успела еще увидеть странную гримасу Эссиорха.
– Приятно, когда тебя так рады видеть, что даже зубами щелкают! – заявила она.
– Не обращай внимания. Это нервное, – извинился Эссиорх, зарекаясь впредь повторять что-либо за кем-либо.
Ему вспомнилась правдивая история об одном профессоре химии, который, видя, как подростки рисуют баллончиком на бетонном заборе, присоединился к ним и был мгновенно задержан милицией, хотя всего лишь скромно изобразил гетероциклические основания нуклеиновых кислот.
– Ты удивлен? Мы честно направлялись на вокзал, но по дороге моя мудрая голова придумала, что уезжать, не сказав: «прощай!», невежливо, – произнесла Улита.
На Эссиорха она смотрела не прямо, а как-то вскользь. Примерно так человек, поднимающийся по лестнице, разговаривает с выглянувшим из своей квартиры соседом снизу, всем своим видом показывая, что спешит и представления не имеет, откуда у того на потолке в ванной подтеки воды.
– У тебя краски на майке… И ты небритый… – внезапно сказала она, все так же не глядя на него, но очень зорко всё видя.
Эссиорх задумчиво провел рукой по щетине и опустил глаза на майку.
– А это… кисти не обо что было вытереть.
– Раньше ты вытирал кисти о кухонные полотенца!
– На этот раз кухня была далеко. Я рисовал в парке: двое рабочих несут молодое дерево, один вбивает подпорки, а на заднем плане женщина незаметно отсыпает из кучи чернозем для комнатных цветов, – мечтательно вспомнил Эссиорх.
– Чернозем? Ну-ну! – насмешливо влез Чимоданов. – А снос Большой Дмитровки, 13, слабо было изобразить? У твоей музы случился нервный тик, и она принялась нервно тикать?
– Снос чего? – не понял Эссиорх.
Чимоданов и Ната рассказали в два голоса, перебивая друг друга.
– Арей схвачен? Лигул разрушил его резиденцию? Мне это не нравится, – серьезно сказал Эссиорх, пытаясь сообразить, должен ли он немедленно сообщить обо всем Троилу, или боевые двойки златокрылых, патрулирующие город, узнали обо всем раньше.
