— Говоря о ноже, ты говоришь о своих матери и отце.
— Да? Да… наверное.
— Что ты собираешься с ним делать?
— Не знаю.
Внезапно Йорек бросился на Уилла и крепко шлёпнул его левой лапой, так крепко, что наполовину оглушённый Уилл упал в снег и прокатился по склону горы, в голове у него звенело/гудело.
Пока он пытался встать, Йорек не спеша спустился к нему и сказал:
— Отвечай честно.
Уиллу так и хотелось сказать: «Будь у меня в руках нож, ты бы этого не сделал».
Но он знал, что Йорек знает об этом, и знает, что об этом знает он, и что сказать так будет невежливо и глупо. Но всё-таки ему хотелось это сказать.
Он держался, пока не встал прямо, глядя Йореку прямо в лицо.
— Я сказал, что не знаю, — сказал он, изо всех сил стараясь говорить спокойно, — потому что пока ясно не представляю, что я собираюсь делать. Что это такое. Это пугает меня. И Лиру тоже. Но я согласился на это, как только услышал, что она сказала.
— А что она сказала?
— Мы хотим спуститься в Земли мёртвых/страну и поговорить с призраком друга Лиры, Роджера, которого убили в Свельбальде. И если страна мёртвых действительно существует, тогда и мой отец там, и если мы можем говорить с призраками, я хочу поговорить с ним.
— Но я в нерешительности, меня мучают сомнения, потому что я также хочу вернуться к матери и ухаживать за ней, потому что я мог бы, и ангел Балтамос сказал, что я должен пойти к лорду Азраилу и предложить нож ему. И, может быть, он тоже был прав…
— Он бежал, — сказал медведь.
— Он не воин. Он сделал что мог, а больше не сумел. Не один он испугался, я тоже боюсь. Так что мне нужно всё обдумать. Может, иногда мы не поступаем правильно потому, что кажется, что поступить неправильно опаснее, а мы не хотим показать, что испугались, и поступаем неправильно просто потому, что это опасно. Мы больше заботимся о том, как бы не показать, что боимся, чем о том, как правильно решить.
Это очень трудно. Поэтому я тебе не ответил.
— Понятно, — сказал медведь.
Они долго стояли молча, особенно медленно время тянулось для Уилла, почти незащищённого от сильного мороза. Но Йорек ещё не закончил, и у Уилла от его удара ещё кружилась голова, он некрепко стоял на ногах, так что они не двигались с места.
— Ну, я во многом пошёл на компромисс. — сказал король-медведь. — Возможно, помогая вам, я привёл своё королевство к окончательному уничтожению. А может, и нет, и разрушение его всё равно ожидало; может, я его сдержал. И я обеспокоен тем, что мне приходится поступать не по-медвежьи и размышлять и сомневаться, как человек.
— И скажу тебе кое-что. Ты это и сам уже понял, но не хочешь признавать, и поэтому скажу тебе прямо, чтобы ты не ошибся. Если ты хочешь выполнить задуманное, ты не должен больше думать о матери. Ты должен отставить её в сторону. Если твой разум будет разделён, нож сломается.
— А теперь я попрощаюсь с Лирой. Ты должен подождать в пещере; эти двое шпионов не спускают с тебя глаз, а я не хочу, чтобы наш с ней разговор подслушали.
Уилл не мог найти слов, хотя в груди и горле было тесно. Он только смог сказать:
— Спасибо тебе, Йорек Бирнисон.
Они поднялись к пещере в которой тёплым огоньком среди бескрайней ночи всё ещё горел костёр.
Вернувшись, Йорек закончил починку ножа. Он положил его в самые горячие угли, лезвие раскалилось, и Уилл с Лирой увидели, как сотни цветов взвихрились в дымчатой глубине металла. Когда Йорек решил, что время пришло, он велел Уиллу взять нож и сунуть прямо в нападавший снег.
Рукоятка из розового дерева обгорела и закоптилась, но Уилл на несколько раз обмотал руку рубахой и сделал как велел Йорек. Сталь зашипела и окуталась паром, и он почувствовал, что атомы наконец воссоединились, и понял, что нож стал таким же острым, как раньше, а его остриё вновь бесконечно тонким.
Но выглядел он и впрямь по-другому. Он стал короче и совсем не таким изящным, а в местах соединений остались тускло-серебряные полоски. Он выглядел уродливо, он выглядел, как и должен был выглядеть — раненым.
Когда нож достаточно остыл, Уилл убрал его в рюкзак, сел и стал ждать Лиру, не обращая внимания на шпионов.
Йорек отвёл её чуть выше по склону, чтобы их не было видно из пещеры, и там она устроилась между его огромных лап, Пантелеймон мышкой приютился у неё на груди.
Йорек наклонил голову и уткнулся носом в её обожжённые и пропахшие дымом руки.
Не говоря ни слова, он стал их вылизывать; его язык успокаивал ожоги, и Лире стало так спокойно, как никогда в жизни.
Но когда на её руках не осталось сажи и грязи, Йорек заговорил. От его голоса спина её загудела.
— Лира Среброязыкая, что это за план пойти в мёртвым?
— Мне пришло это в голову во сне, Йорек. Я увидела призрак Роджера и поняла, что он зовёт меня… Ты помнишь Роджера. Ну так вот, после того, как мы ушли от тебя, его убили, и в этом виновата я, по крайней мере, мне так казалось. И я думаю, что мне просто нужно закончить то, что я начала, вот и всё: пойти и попросить прошения, а если смогу, спасти его. Если Уилл может открыть дорогу в земли/страну мёртвых, мы должны это сделать.
— Могу не значит должен.
— Но если ты должен и можешь, оправдания нет.
— Пока ты жива, твоё дело жить.
— Нет, Йорек, — мягко сказала она, — наше дело держать слово, как бы это ни было трудно. Знаешь, в тайне я до смерти боюсь. И хотела бы никогда не видеть этого сна, и чтобы Уиллу не пришло в голову попасть туда с помощью ножа. Но я видела и он подумал, и нам никуда от этого не деться.
Лира почувствовала, как задрожал Пантелеймон, и погладила его израненными руками.
— Но мы не знаем, как туда попасть, — продолжила она. — Мы ничего не узнаем, пока не попробуем. Что собираешься делать ты, Йорек?
— Я вернусь на север со своим народом. Мы не можем жить в горах. Здесь даже снег другой. Я думал, мы сможем здесь жить, но нам проще жить в море, даже в тёплом.
Стоило это узнать. К тому же, думаю, мы будем нужны. Я чувствую войну, Лира Среброязыкая, я чую её запах, я её слышу. Перед тем, как прийти сюда, я говорил с Серафиной Пеккала, и она сказала, что направляется к лорду Фаа и гиптянам.
Если будет война, мы будем нужны.
Лира села, услышав имена её старых друзей. Но Йорек не закончил. Он продолжал:
— Если вы не найдёте выход из земель/страны мёртвых, мы больше не встретимся, ведь у меня нет призрака. Моё тело останется на земле, а потом станет её частью.
Но если окажется, что мы оба выжили, ты всегда будешь почётным и желанным гостем в Свельбальде, и к Уиллу это тоже относится. Он рассказывал тебе, как мы встретились?
— Нет, — сказала Лира. — он только сказал, что возле реки.
— Он бросил мне вызов. Я не думал, что кто-то может это сделать, но этот полувзрослый мальчик оказался слишком отважным и слишком умным для меня. я не рад тому, что ты хочешь сделать это, но никому не доверил бы идти с тобой, кроме этого мальчика. Вы достойны друг друга. Удачи, Лира Среброязыкая, мой милый друг.
Она протянула руки и обняла его шею, зарывшись лицом в его шкуру, не в силах ничего сказать.
Через минуту он осторожно встал и отвёл её руки, а потом повернулся и молча ушёл во тьму. Лире показалось, что его силуэт почти сразу же исчез на фоне снега, но, может быть, просто слёзы застилали ей глаза.
Заслышав её шаги на тропинке, Уилл взглянул на шпионов и сказал:
— Не двигайтесь. Смотрите, вот нож, я его не трогаю. Оставайтесь здесь.
Он вышел из пещеры и увидел застывшую неподвижно Лиру; она плакала, а Пантелеймон, превратившийся в волка, стоял, подняв морду к чёрному небу. Она молчала. Единственным светом в ночи было бледное отражение догоравшего костра в сугробе, и этот свет падал на её мокрые щёки, а её слёзы отражались в глазах Уилла, и фотоны опутали двоих детей молчаливыми нитями.
— Я так его люблю, Уилл! — дрожащим голосом смогла прошептать она. — А он выглядел старым! Он выглядел голодным, и старым, и грустным… Всё теперь зависит от нас, Уилл? Ведь нам теперь больше не на кого положиться… Мы одни.
Но мы ведь ещё не такие взрослые. Мы ещё маленькие… Слишком маленькие… Если бедный мистер Скорсби умер, а Йорек старый… Всё, что надо сделать, зависит только от нас.
— Мы можем, — сказал он. — Я больше не буду оглядываться назад. Мы можем это сделать. Но сейчас нам нужно поспать, а если мы останемся в этом мире, могут прилететь эти гироптеры, которые вызывали шпионы… Я прорежу окно, и мы найдём другой мир, в котором сможем поспать, а если с нами пойдут шпионы, это плохо.
Придётся избавиться от них потом.
— Да, — ответила она, шмыгнула носом, вытерла его и потёрла глаза ладонями. — Давай сделаем это. Ты уверен, что нож действует? Ты пробовал его?
— Я знаю, что он действует.
Пантелеймон превратился в тигра, что, как они надеялись, должно было отпугнуть шпионов; Уилл с Лирой вернулись в пещеру и взяли свои рюкзаки.
