Он потянул немного сильнее.
— Не делай этого, Пан!
Но он не остановился. Медведь смотрел, не двигаясь. Боль в сердце Лиры становилась все более мучительной, от немыслимой тоски на глаза наворачивались слёзы.
— Пан…
Потом она была уже за воротами, скользя по замерзшей грязи к нему, а он превратился в дикого кота и прыгнул ей в объятья, они крепко прижимались друг к другу, и от обоих исходили дрожащие звуки печали.
— Я думала ты действительно…
— Нет…
— Я не могла поверить, что так больно…
Потом она зло смахнула слезы и громко всхлипнула. Он устроился у неё на руках, и она знала, что скорее умрёт, чем позволит оторвать его от себя и снова ощутить эту тоску; она сойдет с ума от горя и страха. Если она умрёт, они всё равно будут вместе, как Мудрецы в склепе Джорданского Колледжа.
Теперь девочка и деймон посмотрели на медведя — одиночку. У него не было деймона. Он был один, всегда один. Она почувствовала к нему такую сильную смесь жалости и нежности, что почти дотронулась до его спутанной шкуры, и только чувство уважения к этим свирепым глазам остановило её.
— Йорек Барнисон, — сказала она.
— Ну?
— Лорд Фаа и Фардер Корам пошли, чтобы попытаться вернуть тебе броню.
Он молча стоял. Было ясно, что он оценивает их шансы.
— Хотя я знаю, где она, — сказала Лира, — ну и не знаю, если бы я тебе сказала, ты мог бы попытаться сам вернуть её.
— Откуда ты знаешь, где она?
— У меня есть чтец символов. Думаю, я должна сказать тебе, Йорек Барнисон, увидев, как они тебя первые надули. Я не думаю, что это правильно. Они не должны были этого делать. Лорд Фаа собирается спорить с городским главой, но, похоже, они не отдадут её тебе, всё равно, что он скажет. Поэтому, если я тебе скажу, ты пойдешь с нами и поможешь спасти детей из Болвангара?
— Да.
— Я… — она не собиралась совать нос не в своё дело, но не могла не полюбопытствовать. Она сказала, — почему ты не сделаешь себе ещё броню из этого металла, Йорек Барнисон?
— Потому что это бесполезно. Смотри, — сказал он, поднимая металл, закрывающий мотор одной лапой. Он выпустил коготь на одной лапе и разрезал его как открывалкой. — Моя броня сделана из звёздного металла, сделана для меня. Броня медведя — его душа, так же как твой деймон — твоя душа. Ты точно также могла бы вынуть его, — он показал на Пантелеймона, — и заменить на куклу, набитую звёздной пылью. В этом вся разница. И где же моя броня?
— Послушай, ты должен пообещать не мстить. Они неправильно поступили, забрав её у тебя. Но если ты её получишь, тебе придётся с этим смириться.
— Хорошо. Никакой мести после этого. Но я не собираюсь сдерживаться, когда буду забирать её. Если они нападут, они умрут.
— Она спрятана в подвале пасторского дома, — объяснила она. — Он думает в ней дух, и он пытается изгнать его. Она там.
Он выпрямился на задних лапах и посмотрел на восток, так что последние лучи солнца окрасили его морду в блестящий сливочно-желто-белый среди окружающего полумрака. Она чувствовала мощь гигантского создания, исходившего от него как волны жара.
— Я должен работать до захода солнца, — сказал он. — Я дал слово здешнему мастеру сегодня утром. Я всё ещё должен несколько минут работы.
— С того места, где я нахожусь, кажется, что солнце уже село, — указала она, потому что с её точки зрения оно исчезло за скалистым мысом на юго-востоке.
Он опустился на четвереньки.
— Правда, сказал он. Теперь его морда тоже была в сумерках. — Как тебя зовут, дитя?
— Лира Белакуа.
— Тогда я твой должник, Лира Белакуа, — сказал он.
Он повернулся и пошел вразвалку, так мягко ступая по промёрзшей земле, что Лира не могла поспеть за ним, даже бегом. Хотя она действительно бежала, а Пантелеймон летел вверху в обличье чайки, чтобы следить, куда идет медведь, и окликая её на земле, говорил куда двигаться.
Йорек Барнисон покинул территорию станции и двигался вдоль узкой улочки, прежде чем свернуть на центральную улицу города; миновал внутренний двор резиденции городского главы, где в неподвижном воздухе обвис флаг, и, как заведённый, взад — вперед маршировал часовой. Йорек двигался дальше, к подножию холма, за пределы улицы, туда, где жил Совет колдуний. К тому времени часовой понял, что происходит, и пытался собраться с мыслями, но Йорек Барнисон уже сворачивал за угол недалеко от бухты.
Люди либо останавливались посмотреть, либо спешили убраться с его пути. Часовой произвел два выстрела в воздух, и поспешил вниз по холму за медведем, но испортил весь эффект, поскользнувшись на ледяном склоне и возвратив себе равновесие только схватившись за ближайшее ограждение. Лира не отставала. Проходя мимо дома городского главы, она обратила внимание на большое количество людей, выходящих во двор, чтобы посмотреть, что происходит; Лира подумала, что среди них увидела Фардера Корама. Но вот она уже проносится по улице к углу, где уже поворачивается часовой, чтобы преследовать медведя.
Дом пастора, построенный из дорогого кирпича, был старее многих других домов. Три ступеньки вели к входной двери, ныне разнесенной в щепки. Из дома доносились крики, и звон и вновь звук ломаемого дерева. Часовой, колеблясь, стоял на улице, ружье взведено; но когда стали собираться прохожие, и люди выглядывали из окон напротив, он понял, что нужно действовать. Он выстрелил в воздух, прежде чем забежать внутрь. Минутой спустя показалось, что покачнулся весь дом. Стекла в трех окнах разлетелись, с крыши посыпалась черепица, из дома выскочила напуганная служанка, её деймон-курица хлопала крыльями позади.
Из дома долетел звук ещё одного выстрела, а затем оглушительный рёв заставил служанку завизжать. Как из пушки, и сам священник вылетел из дома, вместе с деймоном-пеликаном, хлопающим крыльями и приглаживая свою униженную гордость. Лира слышала, как кто-то кричал команды и, повернувшись, увидела отряд вооруженных полицейских, спешащих из-за угла; у некоторых в руках были пистолеты, у остальных — ружья. И почти сразу за ними показался Джон Фаа и оплывшая суетливая фигура городского главы.
Прерывистый душераздирающий звук заставил всех обернуться и посмотреть на дом. Кто-то выдирал окно на уровне земли, очевидно ведущее в погреб, со звуком бьющегося стекла и трещащего дерева. Часовой, последовавший за Йореком Барнисоном в дом, выбежал на улицу и стал лицом к окну из погреба, держа ружьё на плече. А потом, окно было выломано окончательно, и наверх выбрался Йорек Барнисон, медведь в броне. Он был огромным и без неё. В ней же он внушал ужас. Она была ржавой и грубо склёпанной: большие листы и пластины покорёженного облезлого металла, которые тёрлись друг о друга и скрипели. Шлем был заострён как его морда, с прорезями для глаз, он оставлял открытым нижнюю челюсть, чтобы можно было рвать и кусать.
Часовой выстрелил несколько раз, и полицейские тоже приготовили своё оружие к бою, но Йорек Барнисон лишь стряхнул пули, как будто это были дождевые капли, и в скрежете и треске металла ринулся вперед, повалив не успевшего убежать часового на землю. Его деймон — эскимосская лайка — кинулась на горло медведя, на что Йорек Барнисон обратил внимание не более, чем на муху; подтащив часового к себе одной огромной лапой, он наклонился и сомкнул челюсти на его голове. Лира четко видела, что случится потом: он раздавит череп человека как яйцо, и за этим последует кровавая бойня, снова трупы, и снова задержка; и им никогда не вырваться, неважно, будет ли медведь с ними или нет.
Не раздумывая, она стрелой бросилась вперёд и положила руку на единственное уязвимое место на броне медведя — на брешь, которая появлялась между шлемом и большой пластиной на плечах, когда он наклонял голову — там она могла смутно различить бело-жёлтый мех среди ржавых краёв металла. Она вонзила туда свои пальцы, и Пантелеймон немедленно перелетел на то же самое место и превратился в дикого кота, ощетинившегося, чтобы защитить её. Но Йорек Барнисон не двигался, и стрелки не открыли огонь.
— Йорек! — свирепо прошептала Лира. — Послушай! Ты мой должник, так? А сейчас ты можешь мне отплатить. Делай, как я говорю. Не дерись с этими людьми. Просто повернись и уйди со мной. Ты нужен нам, Йорек, ты не можешь здесь остаться. Просто пойдем к бухте со мной, не оглядываясь. Фардер Корам и Лорд Фаа, пусть они занимаются всеми разговорами, они всё сделают, точно. Оставь этих людей в покое, и пойдём со мной…
Медленно, медведь распахнул пасть. Голова часового, мокрая, окровавленная и посеревшая, опустилась на землю, он упал в обморок, и его деймон принялся успокаивать и утешать его, в то время как медведь отошёл и стал рядом с Лирой.
Больше никто не двинулся с места. Они смотрели, как медведь покинул свою жертву по просьбе девочки с деймоном-котом, а потом они расступились, когда Йорек тяжело прошел сквозь толпу рядом с Лирой по направлению к бухте.
