К счастью, у Люксы была большая группа поддержки: Аврора, Марет, Перита, Говард, Газард, Нерисса, Найк и несколько зубастиков помогали ей как могли. Письма с советами и поддержкой присылал с Источника Йорк. Иногда Грегор с улыбкой наблюдал за тем, как она оживленно обсуждает что-то с Темпом.
Но все важные решения ей приходилось принимать самостоятельно, и ответственность за них ложилась на ее плечи. Ее очень тревожил неуклонно приближающийся день капитуляции.
Капитуляция означала официальное признание поражения крыс в войне. И было непонятно, что делать с Коготок и другими крысами, перешедшими на сторону людей. Должны ли они быть наказаны, как и их сородичи и в то же время враги? Это было бы несправедливо, но с другой стороны — Коготок и ее соратники воевали не за то, чтобы спасти людей, — они воевали против Мортоса, чтобы спасти собственные жизни. И кроме того — между людьми и крысами существовала такая лютая ненависть, которую сейчас, казалось, ничем невозможно приглушить. Все понимали, что капитуляция — это ритуал, после которого в полный рост встанет вопрос: «Что делать дальше?» И Люкса, глава Регалии, должна была подготовиться к тому, что от нее потребуют ответа на этот и многие другие вопросы. В том числе о том, как будут отныне распределяться земли в Подземье и как превратить крыс из врагов в друзей и союзников. И это были сложные вопросы.
Грегор однажды наткнулся на Люксу и Нериссу, которые пытались истолковать последнее четверостишие «Пророчества Времени»:
Когда фонтаном кровь монстра забьет,
Когда Воин, запачкав кровью ладони, умрет,
Изменить навсегда и для всех можно времени ход —
Разгадай Код Когтя, мира таинственный код.
Завидев Грегора, они замолчали. Он хотел было сказать им, что эти корявые строчки не имеют никакого значения. Неужели они сами этого не поняли? Разве то, что он остался в живых, не доказывает, что в пророчество закралась ошибка? А может, Сандвич обманщик?
Но он не был готов объяснять им, почему его мнение о пророчествах Сандвича так изменилось, — пришлось бы начинать слишком издалека.
В ночь перед капитуляцией Люкса ужинала с семьей Грегора в его больничной палате, когда неожиданно вошла его мама. Она была страшно худая и еле держалась на ногах, но вошла сама — и просто молча раскрыла руки для объятий. Они все бросились к ней и застыли. Босоножка, слишком маленькая для того, чтобы долго находиться в одном положении и одном переживании, тут же начала верещать:
— Меня! Меня! Целуй меня!
Папа поднял ее на руки, и все по очереди начали тискать и целовать ее, а она хихикала и требовала еще и еще. Только через несколько минут Грегор заметил, что Люкса стоит одна у двери и смотрит на воссоединение его семьи с грустью в глазах. Он тут же подумал о том, скольких людей, которые ее любили и которых любила она, она уже потеряла. И протянул ей руку, приглашая присоединиться. Но она только тихонько улыбнулась, покачала головой и выскользнула за дверь. И впервые за все это время Грегор вдруг понял, какой же он счастливчик.
На следующее утро Грегор встретил Люксу незадолго до начала церемонии. На ней была роскошная мантия, а голову украшала сверкавшая всеми цветами радуги корона.
— Ого, ты во всем этом так взросло выглядишь! — сказал, он. — Как минимум лет на тринадцать.
Это заставило ее улыбнуться, хотя он видел, что она нервничает.
Грегор был в простой рубашке и таких же штанах. Но на боку в ножнах болтался меч.
Без него он чувствовал себя голым.
В Наземье ему придется, конечно, обходиться без меча. Но при мысли об этом он чувствовал дискомфорт и беспокойство. Его сестры вместе с папой улетели на стадион, а он задержался, потому что обещал Люксе проводить ее. Когда платформа опустилась на землю, Грегор увидел великое множество людей вдоль дороги. Они стояли неподвижно, склонившись в почтительном поклоне, когда Люкса проходила мимо. У многих по щекам текли слезы. Люкса приветствовала толпу, кивая и иногда вскидывая руку вверх. Но заговорила она всего раз — когда они вышли на перекресток, где сходились четыре улицы. Она остановилась и огляделась по сторонам: крысы и камнееды превратили здания здесь в руины. Резной камень под ногами все еще был в крови и в копоти от затоптанных факелов. Здесь стояла маленькая безрукая девочка и смотрела на них пустыми глазами.
— Взгляни на мой город, Грегор, — произнесла Люкса. — Взгляни на мой дом.
Когда они дошли до стадиона, Люкса остановилась. Грегор взял ее за руку и быстро пожал. Она сделала глубокий вдох — и двинулась вперед. Грегор следовал за ней.
На стадионе негде было яблоку упасть — все народы, которые сыграли принципиальную роль в этой войне, прислали свои делегации: здесь были ползучие, прядущие, камнееды, раньше крыс признавшие свое поражение, а также зубастики, летящие и грызуны. А еще люди. Грегор даже заметил Фотоса Свет-Света и Бац, сидевших на скамейке. Он их не видел с момента своего спасения, и даже не успел поблагодарить их. Он собирался сделать это после церемонии.
Хотя дорога перед ними была расчищена, идти по ней было трудно: вся поверхность стадиона была сплошь изрыта ходами. Но Люкса просто изящно перепрыгивала через них, в то время как Грегор неловко за ней ковылял.
В самом центре стадиона было пустое пространство в виде круга. Там уже ждали три крысы.
Люкса вступила в круг, а Грегор остался за его пределами. Прилетела Аврора и приземлилась рядом с ним. Грегор заметил неподалеку папу и Лиззи. Марет, Перита, Йорк и Говард стояли вместе. Даже Нерисса собралась с силами и пришла на церемонию. Где-то в толпе тараканов Грегор увидел две курчавые головки и догадался, что Босоножка и Газард тоже решили побывать на этом событии.
Как только Люкса заняла свое место, разговоры на стадионе стихли. Если все еще нервничала — она это умело скрывала. Держалась Люкса с большим достоинством, а голос ее звучал твердо и уверенно:
— Приветствую вас всех. Мы собрались здесь, чтобы ознаменовать окончание ужасной кровопролитной войны. Я пришла, чтобы принять капитуляцию и обсудить ее условия. Грызуны, кто будет говорить от вашего имени?
Одна из крыс выступила было вперед, но в этот момент произошло нечто непредвиденное.
В одном из ходов, прорытых кротами, неожиданно зашевелился камень, он отвалился и укатился прочь, открывая проход. Весь стадион ахнул в тревоге — у всех слишком свежа была память о недавних атаках и боях. А затем на свет явилось весьма ободранное создание.
Его почти невозможно было узнать.
Половина шерсти и приличная часть кожи были начисто съедены плотоядными клещами, и на их месте зияли открытые раны. Одна из задних лап была перебита и безвольно волочилась по земле. На морде появился еще один диагональный шрам, который пересекался с уже имеющимся и образовывал крест. Но голос его невозможно было перепутать ни с каким другим.
— Я буду, — заявил Живоглот, вваливаясь в круг, — буду говорить от имени грызунов.
На стадионе воцарилась полнейшая тишина, которую прорезал восторженный вопль Лиззи:
— Живоглот! Живоглот!
Она выскочила из толпы и кинулась ему на шею:
— Я думала, ты умер!
— Я же говорил тебе — меня очень трудно убить. Для этого надо кое-что посолиднее, чем кучка жалких жучков, — ответил крыс.
— Но ведь нашли твой скелет! — воскликнула Лиззи.
— Это, видимо, был скелет Кливера. Я прикрывался его телом, пока было можно. А потом бросил его — и клещи на него накинулись, дав мне время скрыться. Времени было немного — но, как видишь, достаточно. Забавно, я всегда презирал Кливера, но сейчас, должен признать, испытываю к нему нечто вроде благодарности, — сказал Живоглот.
— А это? Откуда у тебя это? — Лиззи коснулась нового шрама на его морде.
— А, это? Ничего особенного. Крыса прихватила. Не сбивай меня, Лиззи, а то я забуду, зачем я здесь, — и он перевел взгляд на Люксу.
— И зачем же, Живоглот? — Голос Люксы звучал очень холодно. — Зачем ты здесь?
— Я же сказал тебе. Чтобы говорить от имени грызунов. Или, может, ты думала, что я стольким рисковал и столько лет провел в борьбе лишь для того, чтобы дать тебе возможность определять наше будущее? — последовал ответ.
Теперь все в толпе обрели дар речи и возбужденно обсуждали случившееся.
Большинство крыс считали Живоглота своим врагом. Он сражался на стороне людей и их союзников так давно и успешно, что все давно забыли о том, что он сам — крыса. И давно уверовали в его беззаветную преданность людям.
А это было большой ошибкой.
У Грегора сложилось впечатление, что все, что делал Живоглот, он делал ради этого момента. Возможно, он не ожидал, что ему придется иметь дело с Люксой. Возможно, он думал, что ему будут противостоять Викус или Соловет. Но вообще-то никакого значения не имело, кто будет ему противостоять — потому что он выступал от имени крыс.
