А это было большой ошибкой.
У Грегора сложилось впечатление, что все, что делал Живоглот, он делал ради этого момента. Возможно, он не ожидал, что ему придется иметь дело с Люксой. Возможно, он думал, что ему будут противостоять Викус или Соловет. Но вообще-то никакого значения не имело, кто будет ему противостоять — потому что он выступал от имени крыс.
Люкса возвысила голос, пытаясь перекричать взволнованный гул толпы:
— Это правда, грызуны? Он действительно будет говорить от вашего имени?
Крысы были так же изумлены появлением Живоглота, как и остальные. Они растерянно вертели головами, перешептывались, пытаясь прийти к единому мнению. А потом послышался громкий уверенный голос, который легко перекрыл остальные:
— Да. Я подтверждаю — он будет говорить от всех нас!
Из толпы выступили Коготок и ее дети. Если относительно Живоглота еще были сомнения, можно ли ему доверять, то Коготок доверять было можно. Ее выбрали тогда для участия в походе за лекарством от чумы, и это она теперь собирала крыс, готовых пойти против Мортоса. После ее заявления крысы сгрудились вокруг нее и стали призывать Живоглота выступить от их имени.
Грегор заметил, как дрогнули плечи Люксы. Делить послевоенное Подземье и решать, каким будет его будущее, было трудно само по себе. Но делать это с Живоглотом, который наверняка будет оспаривать каждое ее движение! Живоглот! Он был гораздо более сильным игроком, чем она, — и она это знала. Да и кто мог считать себя равным ему по уму и ловкости?
И как назло Нерисса вдруг закричала:
— О, Люкса! Ты видишь эти отметины у него на морде?!
Люкса взглянула.
— Это просто еще один шрам — у него их хватает, Нерисса.
— Нет, посмотри внимательно! Он в виде креста! Это знак, которым должен быть отмечен Миротворец! — не унималась Нерисса.
— У многих из нас есть шрамы в виде креста! — взревел Йорк из толпы.
— Вдумайтесь в эти слова!
И вся толпа затихла, слушая, как она читает строчки из стихотворения о миротворце из комнаты пророчеств:
На слабых ногах, на себя не похожий совсем,
Смерть обманув в сотый раз, он явится всем.
Тот, кто убит, похоронен, оплакан, — воскрес.
Линии две на лице образуют загадочный крест.
С миром придет неожиданный мира гонец.
Линии все пересечься должны наконец.
— Разве вы не видите? — взывала к ним Нерисса. — Это же описание Живоглота! Пропавший без вести, мертвый, ненавидимый многими, исчезнувший — но вернувшийся к жизни. И этот крест! Одну половину его он получил от людей, а вторую — от крыс. Две линии сходятся. Две линии шрама — и две линии жизни. Люкса и Живоглот. Да как же вы не видите?!
Толпа на стадионе загудела, но Люкса продолжала стоять не шелохнувшись. Она подождала, пока все успокоятся, потом произнесла:
— А ты, Живоглот? Ты тоже считаешь себя Миротворцем?
— Ну, я не очень-то люблю все эти штучки с пророчествами, но в данном случае в том, что говорит Нерисса, много смысла. И если я действительно он — разве я могу с этим что-нибудь поделать? — развел лапами крыс.
Грегор слышал, как многие взволнованно переговаривались, соглашаясь, что все это правда, что на камне в виде стиха написано очередное пророчество.
А Живоглот…
Живоглот хитро взглянул на Грегора и незаметно подмигнул ему, а потом закатил глаза, словно говоря: «Видишь? А я что говорил?!» И тут Грегора осенило: он готов был поклясться, что Живоглот сам нанес себе эту вторую рану на морде! Для него это была небольшая цена за то, что его назовут Миротворцем.
— Отлично, — отчеканила Люкса. — Тогда у тебя прекрасно получится без проблем вывести твоих драгоценных грызунов за пределы Подземья, в Неизведанные земли.
Это заявление даже Грегора застало врасплох, хотя оглядываясь назад — вообще-то не должно бы. Еще только начав войну, Люкса сказала Грегору: «Нам нужно наконец решить, кому придется уйти, а кто останется». Но он почему-то думал, что после всего, что произошло за время этой ужасной войны, она изменила свое решение.
Видимо, нет.
Атмосфера на стадионе накалялась.
— Вообще-то, ваше величество, вряд ли у меня это получится без проблем, — огрызнулся Живоглот. — Хотя бы потому, что я не стану этого делать. Что ты на это скажешь?
— Я скажу, что тебе придется это сделать — мирным путем или силой, выбор за тобой! — сказала Люкса.
— Если хочешь еще одной войны, дорогая, ты ее получишь! — взревел Живоглот. — Только подумай хорошенько — как ты будешь сражаться, когда твоя армия обескровлена, город разрушен, а я готов вцепиться тебе в горло, вместо того чтобы прикрывать твою спину!
— Ты мне не нужен, Живоглот! — парировала Люкса. — У меня есть Грегор!
— Ты уверена? Я бы на твоем месте не рассчитывал на него. Даже если он останется здесь, готов биться об заклад, твое решение покажется ему неприемлемым! И возможно даже, что он вспомнит о нашей дружбе — и встанет на мою сторону! — вернул ей удар Живоглот.
Грегор не верил своим ушам. О чем они говорят?! И что творят?!
Они что, хотят новой войны? И думают, что он к кому-то из них присоединится?
— Мы предоставим ему решать самому, — заявила Люкса и повернулась к нему в ожидании ответа.
Все на стадионе замерли, ожидая, чью сторону он примет.
— Вы что, серьезно? — Грегор и правда ничего не понимал. — Вы готовы начать новую войну?
Он чувствовал, как кровь закипает у него в жилах.
— Что ж, давайте! Давайте забудем все, что было! Джунгли, Огненную землю, Мортоса! — Он говорил все громче, ощущая, как в нем проснулось яростничество. — Забудем обо всех, кто погиб! О Тик и Вертихвостке. Хэмнет и Талии. Об Аресе! О твоих родителях, Люкса! И твоих детях, Живоглот! Давайте забудем обо всех, кто отдал свои жизни, чтобы случилось то, что происходит сейчас, и чтобы вы сделали то, что можете сделать только вы! Потому что только вы можете прекратить убивать! Мы сражались именно за это, вы помните? Вы оба рисковали своими жизнями друг ради друга! И мне спасали жизнь! А теперь стоите и спрашиваете, кого из вас я выберу! Чтобы помочь одному из вас убить другого!
Грегор выхватил меч Сандвича из ножен и взмахнул им так резко, что Живоглот и Люкса невольно отпрянули.
— Так знайте, Воин не будет больше сражаться ни за кого из вас!
И с этим словами Грегор схватил обеими руками меч, переломил его через колено и протянул обломки, один — Люксе, второй — Живоглоту. По ладоням его текла свежая кровь — он порезался об острое лезвие.
— Вот так. Воин умер. Я убил его.
— Значит, «Пророчество Времени» все-таки исполнилось! — воскликнула Нерисса, задыхаясь.
Грегор затряс головой. Они когда-нибудь заткнутся со своими пророчествами?!
Но вслух он произнес:
— Пусть так. Теперь вы оба — что вы будете делать?
— А действительно, что — после такой демонстрации? — обратился Живоглот к Люксе. — Даже мальчишка понимает, что развязывать новую войну, когда еще не высохли лужи крови от предыдущей, по меньшей мере неразумно. Тем более что острогубцы не дремлют и вплотную подошли к вашим границам.
Толпа бурно отреагировала на его сообщение, а Живоглот обернулся вокруг своей оси, чтобы убедиться, что его слушают.
— О, я что, не сказал этого раньше? И надо заметить, они выбрали подходящее время, чтобы покончить с вами навсегда. Согласитесь, момент сейчас наилучший: они сильны, вы слабы… Впрочем, если нам удастся договориться…
— Да, я знаю. Мы сможем их остановить, — резко бросила Люкса.
— Мы уже делали это в прошлом, — заметил Живоглот.
— Прошлое это прошлое. Откуда знать, можно ли вам доверять?
— Доверять нам? Да ты только что пыталась выдворить нас из Подземья в Неизведанные земли! Если кому-то здесь нужны гарантии — то именно нам, грызунам! — ответил Живоглот. — Не знаю… какой-нибудь пакт или договор… что-то в этом вроде.
— Никто не верит договорам. Никто их не соблюдает, — сказала Люкса.
— Что ж, это твой выбор, Люкса. Друзья или враги. Доверять или не доверять. Ты и я. Твой народ и мой народ. Тебе сейчас решать, что будет, — произнес Живоглот.
Это был момент истины. Грегор видел, как на лице Люксы отражается мучительная внутренняя борьба. Жесткость и бескомпромиссность Соловет боролась сейчас в ней с мягкостью Викуса, с его приверженностью решать все миром, с его стремлением к взаимопониманию. Вся эта вековая ненависть… и жертвы… и сомнения… и надежды — все это водоворотом кружило у нее в душе, пока она пыталась решить судьбу Подземья. Мир — или война. Сражение — или компромисс. Соловет — или Викус.
Такое решение когда-то разрушило жизнь Хэмнета. Лишило его разума, а потом заставило навсегда покинуть Регалию и через десять лет пасть в бою.
