Она испугалась. Внезапно ее идея не показалась её такой уж гениальной.
Но она подошла поближе, потому что должна была, и тогда она увидела, что Йофар держал что-то на колене, как человек мог бы держать кота — или деймона.
Это была большая мягкая кукла, манекен с ничего не выражающим глупым человеческим лицом. Она была одета, как одевалась госпожа Коултер, и эта кукла была своего рода грубым её подобием. Он притворялся, что у него был деймон. И теперь Лира знала, что она в безопасности.
Она подошла близко к трону и очень низко поклонилась, с Пантелеймоном, тихо лежащим в её кармане.
— Наши поздравления вам, великий король, — сказала она спокойно. — О, я имею в виду, мои поздравления, не его.
— Не чьи? — сказал он, и его голос был тоньше, чем она ожидала, но полным выразительных тонов. Когда он говорил, он махал лапой перед ртом, чтобы отогнать мух, которые там роились.
— Йорека Барнисона, Ваше Величество, — сказала она. — У меня есть для вас очень важное и секретное сообщение, и я думаю, что я должна сообщить вам его наедине.
— Что-то о Йореке Барнисоне?
Она подошла близко к нему, тщательно ступая по загаженному птицами полу, и отогнала мух, гудящих у её лица.
— Кое-что о деймонах, — сказала она так, чтобы только он мог её услышать.
Выражение его морды изменилось. Она не могла понять, что оно теперь выражало, но вне всякого сомнения, он был крайне заинтересован. Внезапно он слез с трона, заставив её отскочить в сторону, и проревел приказ остальным медведям. Они все склонили голову и вышли через дверь. Птицы, потревоженные его рёвом, некоторое время кричали и суетились над головой, прежде чем снова усесться на свои гнёзда.
Когда в тронной комнате не осталось никого, кроме Йофара Ракнисона и Лиры, он нетерпеливо повернулся к ней.
— Ну? — сказал он. — Говори мне, кто ты. И что там насчёт деймонов?
— Я деймон, Ваше Величество, — сказала она.
Он замер.
— Чей? — спросил он.
— Йорека Барнисона, — ответила она.
Это были самые опасные слова, которые она когда-либо говорила. Ей было совершенно ясно, что только удивление удержало его от того, чтобы убить её на месте. Она продолжила:
— Пожалуйста, Ваше Величество, позвольте мне рассказать вам всё, прежде, чем вы повредите меня. Я прибыла сюда на свой страх и риск, как вы сами знаете, и у меня нет ничего, что могло бы повредить вам. Фактически, я хочу помочь вам, и именно поэтому я и пришла. Йорек Барнисон был первым медведем, получившим деймона, но это должны были быть вы. Я бы предпочла быть вашим деймон, а не его, и именно поэтому я и прибыла.
— Как? — Сказал он, затаив дыхание. — Как медведь получил деймона? И почему он? И как ты можешь быть так далеко от него? — Мухи вылетали из его рта подобно маленьким чёрным словам.
— Это легко. Я могу быть далеко от него, потому что я похожа на деймонов ведьм. Вы ведь знаете, как их деймоны могут улетать за сотни миль? Тут всё точно так же.
А что касается того, как он получил меня, то это было в Болвангаре. Вы, наверное, слышали про Болвангар, потому что госпожа Коултер, должно быть, говорила вам об этом, но она, вероятно, не рассказала вам про всё, что они там делали.
— Усечение… — сказал он.
— Да, усечение, но это только часть целого, Вмешательства. Но они там делают всякие другие вещи, вроде создания искусственных деймонов. И экспериментов на животных. Когда Йорек Барнисон услышал об этом, он предложил себя для эксперимента, чтобы узнать, смогут ли они сделать для него деймона, и они сделали. Это была я. Мое имя — Лира. И, так как человеческие деймоны принимают форму животных, то медвежьи деймоны принимают форму человека. И я — его деймон. Я могу читать в его разуме, и я всегда точно знаю, что он делает, и где он находится, и…
— Где он теперь?
— На Свельбарде. Он двигается сюда со всей возможной скоростью.
— Почему? Что он хочет? Он, должно быть, безумен! Мы его на клочки разорвем!
— Он хочет меня. Он идёт сюда, чтобы вернуть меня. Но я не хочу быть его деймоном, Йофар Ракнисон, я хочу быть вашим. Потому что, когда эти люди в Болвангаре увидели, на что способен медведь с деймоном, они решили никогда больше не повторять этот эксперимент. Йорек Барнисон хочет быть единственным медведем, имеющим деймона. И, вместе со мной, он смог бы поднять всех медведей против вас. Это — то, для чего он прибыл на Свельбард.
Король-медведь взревел в ярости. Он ревел настолько громко, что хрусталь в люстрах зазвенел, все птицы в комнате завопили, а Лира почти оглохла. Но она не обратила на это внимания.
— Именно за это я вас и люблю, — сказала она Йофару Ракнисону, — потому что вы страстный и сильный, а не только умный. И я просто должна была покинуть его, и прибыть и сообщить Вам это, потому что я не хочу, чтобы он правил медведями. Это должны быть вы. И есть способ забрать меня от него и превратить меня в вашего деймона, но вы бы не знали этого, если бы я вам не сказала, и вы бы поступили с ним, как с любым изгоем; я хочу сказать, не сражались бы с ним должным образом, а убили его из огнеметателей или ещё из чего-нибудь. И, если бы вы сделали это, я бы просто потухла, как свечка, и умерла вместе с ним.
— Но ты — как ты можешь…
— Я могу стать вашим деймоном, — сказала она, — но только, если вы одержите победу над Йореком Барнисоном в бою лицом к лицу. Тогда его сила перетечёт в вас, и мой разум перетечёт в ваш, и мы будем едины, и будем знать мысли друг друга, и вы можете посылать меня далеко-далеко, чтобы шпионить для вас, или держать меня при себе, как вам больше понравится. И я помогла бы вам править медведями, и захватить Болвангар, если захотите, и тогда вы сможете заставить их создать много деймонов для ваших фаворитов, или, если вы захотите быть единственными медведем с деймоном, то мы могли бы уничтожить Болвангар навсегда. Мы могли бы сделать что-угодно, Йофар Ракнисон, вы и я, вместе!
Всё это время она придерживала Пантелеймона в кармане дрожащей рукой, и он сидел там так тихо, как только мог, в форме самой маленькой мыши, которой он когда-либо становился.
Йофар Ракнисон мерял шагами комнату в сильнейшем волнении.
— Бой лицом к лицу? — сказал он. — Я? Я должен сражаться с Йореком Барнисоном? Невозможно! Он — изгой! Как это может быть? Как я могу бороться с ним? Это единственный путь?
— Это единственный путь, — сказала Лира, желая, чтобы это было не так, потому что Йофар Ракнисон казался ей всё более сильным и яростным с каждой минутой. Как бы нежно она ни любила Йорека, и как бы сильно она в него ни верила, она не могла представить себе, как он может справиться с этим гигантом среди гигантских медведей. Но это была единственная надежда, которая у них была. А в том, чтобы быть убитым из огнеметателей, не было вообще никакой надежды. Внезапно Йофар Ракнисон повернулся к ней. — Докажи! — сказал он. — Докажи, что ты деймон!
— Хорошо, — сказала она. — Я легко могу сделать это. Я могу узнать что-нибудь, что знаете только вы, и никто больше, что-то такое, что мог бы узнать только деймон.
— Тогда скажи мне, кто был моей первой жертвой.
— Я должна быть в одиночестве, чтобы сделать это, — сказала она. — Когда я стану вашим деймоном, вы сможете видеть, как я делаю это, но до тех пор это должно быть наедине.
— Позади зала есть приёмная. Иди туда, и возвращайся, когда узнаешь ответ.
Лира открыла дверь и оказалась в комнате, освещённой одним факелом, и пустой, кроме кабинета красного дерева, в котором лежало несколько запачканных чем-то серебряных украшений. Она достала алетиометр и спросила: «Где Йорек?»
«В четырёх часах пути, и спешит изо всех сил.»
«Как я могу сообщить ему, что я сделала?»
«Ты должна довериться ему.»
Она подумала с тревогой о том, насколько он устанет, пока доберётся досюда. Но тут она поняла, что не делает именно то, что алетиометр только что велел ей делать: она не доверяла ему.
Она отложила эту мысль в сторону и задала вопрос Йофара Ракнисона: «Кто был его первой жертвой?» Ответ был: «Собственный отец Йофара.»
Она расспросила подробнее, и выяснила, что, когда Йофар, будучи ещё молодым медведем, был один на льдах в своей первой охотничьей экспедиции, он натолкнулся на одинокого медведя. Они поссорились и подрались, и Йофар убил его. Это само по себе было преступлением, но это было хуже, чем простое убийство, потому что, как Йофар узнал позже, другой медведь был его собственным отцом. Медведи воспитывались матерями, и редко видели своих отцов. Естественно, Йофар скрыл правду о том, что он сделал, и никто не знал об этом, кроме самого Йофара, а теперь ещё и Лиры.
Она спрятала алетиометр поглубже, и задумалась над тем, как сообщить ему об этом.
— Льстить ему! — прошептал Пантелеймон. — Это всё, чего он хочет.
Так что Лира открыла дверь, и увидела ожидающего её Йофара Ракнисона, на морде которого смешались выражения триумфа, хитрости, предчувствия, и жадности.
