— Какая форма у двух потерявшихся деймонов?
— Они ещё не приняли одной формы, госпожа, — отозвался Тевкрос Басилид, — могут выглядеть, как угодно.
— Итак, — произнёс лорд Азраэль, — если подвести итог: мы все, наша Республика, будущее любого мыслящего существа зависим от жизни моей дочери, и от того, удастся ли нам уберечь её деймона и деймона мальчика от лап Метатрона?
— Так и есть.
Лорд Азраэль вздохнул, почти удовлетворённо, словно завершив длинные сложные вычисления и получив ответ, исполненный совершенно неожиданного смысла.
— Отлично, — он упёрся широко расставленными руками в стол, — наши действия к началу битвы будут таковы. Король Огунве, примешь под командование все силы, защищающие крепость. Госпожа Оксентиэль, вы должны разослать ваших людей во все стороны на поиски детей и их деймонов. Когда ваши люди их найдут, пусть защищают ценой своих жизней, пока они не соединятся. В этом случае, полагаю, мальчик поможет им перейти в другой мир, где они будут в безопасности.
Женщина кивнула. Её жёсткие седые волосы в свете лампы блестели, как сталь, и голубой сокол, перешедший по наследству от лорда Рока, взмахнул крыльями.
Теперь, Ксафания, — продолжал лорд Азраэль. — Что ты знаешь об этом Метатроне?
Он был человеком, есть ли у него сейчас физическая сила человека?
— Известность он приобрёл много позже моего изгнания, — отозвался ангел, — вблизи я его никогда не видел. Но он не сумел бы справиться с Королевством, не будь он действительно силён во всех смыслах. Большинство ангелов избегают схватки лицом к лицу. Метатрон наслаждается боем и одерживает верх.
Огунве мог бы сказать, что лорду Азраэлю что-то пришло в голову: он отвлёкся, на миг его взгляд затуманился, затем он с удвоенной энергией возвратился в настоящее.
— Да, да… В конечном счёте, Ксафания, как только что сказал нам господин Басилид, их бомба не только разверзла пропасть под мирами, но так глубоко нарушила структуру сущего, что разрывы и расселины теперь повсюду. Где-нибудь неподалёку должен быть путь к этой пропасти. Найди его.
— А что будешь делать ты? — резко спросил король Огунве.
— Я собираюсь уничтожить Метатрона. Но моя роль почти подошла к концу. Выжить должна моя дочь, а наша задача держать подальше от неё все силы Королевства, дать ей возможность найти путь в безопасное место. Ей самой, мальчику и деймонам.
— А госпожа Коултер? — поинтересовался король.
Лорд Азраэль провёл рукой по лбу.
— Я не стану её беспокоить, — отвечал лорд Азраэль. — Оставьте её, защищайте её, если получится. Хотя… Возможно, я к ней несправедлив. Чтобы она ни делала, она никогда не переставала меня удивлять. Но все мы знаем, что нам следует делать, и почему. Мы должны защищать Лиру, пока она не вернёт своего деймона и не скроется.
Может быть, наша Республика появилась с единственной целью помочь девочке в этом.
Выполним нашу задачу настолько хорошо, насколько сможем.
Госпожа Коултер лежала в постели лорда Азраэля в соседней комнате. Голоса потревожили её, она заворочалась, потому что сон её не был глубок. Она вынырнула из своей дремоты с ощущением беспокойства и тяжёлого желания.
Её деймон присел рядом с ней, но она не хотела подойти поближе к двери. Госпоже Коултер хотелось слышать голос лорда Азраэля, а не вникать в смысл отдельных слов. Она подумала: «Мы оба обречены. Все обречены».
Наконец дверь внешней комнаты захлопнулась, услышав это, она побудила себя подняться.
— Азраэль, — произнесла она, входя в тёплое сияние нафтовой лампы.
Его деймон мягко заворчала, и золотая обезьяна низко опустила голову, умиротворяя её. Лорд Азраэль разворачивал большую карту, он не обернулся.
— Азраэль, что будет с нами всеми? — спросила она, берясь за стул.
Лорд Азраэль прикрыл глаза и прижал веки ладонями. Лицо его было пустым от усталости. Потом медленно сел, опираясь на стол локтем. Оба деймона замерли в неподвижности, обезьяна скорчилась на спинке стула, снежная леопардиха сидела рядом с лордом Азраэлем прямая, настороженная, и, не мигая, смотрела на госпожу Коултер.
— А ты не слышала?
— Слышала немного. Уснуть я не могла, но не прислушивалась. Где Лира сейчас кто-нибудь знает?
— Нет.
Первый вопрос так и остался без ответа, он и не собирался на него отвечать, она это знала.
— Надо было нам пожениться и самим её растить, — сказала она.
Замечание оказалось таким неожиданным, что он моргнул. В самой глубине горла его деймона родилось мягчайшее ворчание, и она опустилась на пол в позе сфинкса, вытягивая передние лапы. Но он ничего не сказал.
Она продолжала:
— Сама мысль, чтобы забыться, мне невыносима, Азраэль. Что угодно только не это.
Я думала, что боль это куда хуже, я думала, что хуже бесконечных мучений ничего не выдумаешь. А на самом деле, пока ты остаёшься в сознании, лучше уж так, правда? Всё лучше, чем ничего не ощущая уходить в темноту, а всё ускользает от тебя навсегда, верно?
Ему оставалось только слушать. Он, не отрываясь, смотрел в её глаза, с глубочайшим вниманием, отвечать не было необходимости. Она сказала:
— В тот день, когда ты так ожесточённо о ней говорил, и ещё обо мне… Я подумала, что ты её ненавидишь. Понять твою ненависть ко мне я бы могла. Я к тебе ненависти никогда не испытывала, но я могла бы понять. Я знаю, за что ты мог бы меня возненавидеть. Но за что тебе ненавидеть Лиру, я не понимаю.
Он медленно отвернулся, потом снова взглянул на неё.
— Я помню, ты сказал очень странную вещь на Свельбарде, на вершине, перед тем, как уйти из нашего мира, — так продолжала она. — Ты сказал: пойдём со мной, и мы навеки уничтожим Пыль. Помнишь? Но ты ведь не это имел в виду? Совсем наоборот, верно? Теперь я это знаю. Почему ты не сказал мне, что собираешься делать на самом деле? Почему не сказал, что пытаешься защитить Пыль? Ты ведь мог бы сказать мне правду.
— Я хотел, чтобы ты присоединилась ко мне, — ответил он негромко и хрипло. — Я подумал, что ты предпочла бы ложь.
— Да, — прошептала она, — так я и думала.
Усидеть на месте она не могла, но сил встать ей действительно не хватало. На мгновение она впала в полуобморочное состояние, голова закружилась, звуки куда-то пропали, в комнате потемнело, но почти немедленно все ощущения безжалостно обрушились на неё, а ничего не изменилось.
— Азраэль… — пробормотала она.
Золотая обезьяна попробовала протянуть руку и коснуться лапы снежной леопардихи.
Мужчина не проронил ни звука, и Стельмария не двигалась, по-прежнему глядя на госпожу Коултер.
— О, Азраэль, ну что же с нами будет? — снова повторила госпожа Коултер. — Это конец всему?
Он ничего не сказал.
Двигаясь, как сомнамбула, она встала, подняла рюкзак, валявшийся в углу комнаты, и полезла в него в поисках своего пистолета. Что она собиралась предпринять дальше, так никто и не узнал, потому что в эту минуту на лестнице раздались шаги, кто-то поднимался бегом.
Оба, мужчина и женщина, и оба деймона повернулись к дежурному, который вбежал и, задыхаясь, сообщил:
— Простите, мой лорд, но те два деймона… Их видели недалеко от восточных ворот, в облике котов. Часовой хотел поговорить с ними, впустить внутрь, но они не подходят ближе. Всего минуту назад или около того…
Лорд Азраэль выпрямился, преображённый. Все следы усталости мгновенно исчезли с его лица. Он вскочил на ноги и схватил пальто.
Не обращая на госпожу Коултер внимания, он набросил пальто на плечи и распорядился:
— Немедленно всё расскажите госпоже Оксентиэль. Передайте такой приказ: деймонам не угрожать, не пугать, силой не удерживать ни под каким видом. Любой, кто их увидит, вначале должен…
Но дальше госпожа Коултер ничего не услыхала, потому что он уже был на полпути вниз. Когда звук бегущих ног затих, осталось только слабое шипение нафтовой лампы, да завывания свирепого ветра за стеной.
Она встретилась взглядом со своим деймоном. Выражение глаз золотой обезьяны было так неуловимо, так сложно, как едва ли случалось прежде за все тридцать пять лет их жизни.
— Ну, и хорошо, — сказала она. — Другого пути я не вижу. Я думаю… Думаю нам…
И он сразу же понял, что госпожа Коултер имеет в виду. Он прыгнул ей на руки, они обнялись. Потом она разыскала своё пальто на меху, и они тихонько выскользнули из комнаты и поспешили вниз по темной лестнице.
Глава двадцать девять. Битва на равнине
Лире и Уиллу было ужасно трудно покидать этот райский уголок, где они спали прошлой ночью. Но им надо было найти деймонов и войти в темноту ещё раз. А сейчас после утомительных часов ползанья через мрачный туннель Лира склонялась над алетиометром уже двенадцатый раз, издавая всхлипывания, хныканья и вздохи, которые могли перерасти в рыдания, если были бы немного посильней. Уилл тоже чувствовал боль, зная, где находится его деймон. При мысли об утрате при каждом воспоминании в его память словно впивались острые крюки.
