Елена Ракитина
Приключения новогодних игрушек
Когда ёлку принесли в дом, первым её запах услышал Большой Красный Шар с белой снежинкой на боку.
Он проснулся и закричал:
— Эй, вы, сонные тетери! Бал!
Блестящие фонарики замигали:
— Бал! Бал! Бал!
И принялись начищать бока о старого ватного Деда Мороза. Он был глуховат, но, когда захлопали флажки, открыл глаза.
— Опять Новый год?
— Ах, ну конечно! Бал! Бал! — ответили ему, подпрыгивая, стеклянные кошки.
— В этом году я снова буду королевой ёлки! — заявила Серебряная Фея с пружинками-завитушками на голове.
— Нет уж, позвольте! — стал, как обычно, спорить Картонный Домик.
Он не начищал бока о Деда Мороза, считая это вредным, а лишь пыхтел, отдуваясь от пыли. Ему нужнее всех оказаться под потолком. Того и гляди, помнут.
— Не позволю! Никому не позволю! — грозно прикрикнула Шишка. — Я — Шишка! А шишки у ёлок висят наверху!
— Подумаешь, шишка! — зазвенела Стеклянная Сосулька. — Мои сёстры растут на крышах, которые выше ёлок. Я, может, тоже хочу быть королевой…
— А прошлогодняя трещина?! — воскликнула Снежинка.
— Подумаешь! — Сосулька посмотрелась в сияющий белый шарик. — С одного бока немножко… Если правильно повесить, то и не видно.
— Опомнитесь, на вас и ниток-то нет! — заверещал Разноцветный Попугай на прищепке.
Он был немножко красный, немножко синий, немножко зелёный и очень этим гордился.
Те игрушки, что растеряли нитки, смущённо переглянулись.
— Ничего, привяжут, — важно ответил Снеговик. — Но Новый год — это я, а не вы.
Он поправил поролоновую морковку и подмигнул Снежинке:
— Снег выше всего. Он над всеми домами кружится и даже над самолётами.
Снеговик принялся карабкаться к крышке, расталкивая соседей. Всем известно, что те игрушки, которые лежат сверху, вешают на ёлку первыми. За ним поспешили Картонный Домик, Серебряная Фея, Сосулька и Шишка.
— Выскочки! — заметил Большой Красный Шар с белой снежинкой на боку. Он был любимым шаром мамы и никуда не торопился.
Маленький Ослик забился в угол и думал только об одном: как сделать так, чтобы его достали последним?
В прошлый раз он спрятался в ватной бороде Деда Мороза, но теперь к нему не пробраться. Все чистились о красный потрёпанный тулуп. Все хотели сиять ярче, чтобы огни гирлянды, когда её зажгут, танцевали в них золотыми искорками.
На балу, таком весёлом и коротком, каждой игрушке хочется быть самой красивой. Весь год, сквозь дрёму, они вспоминают праздник. Весь год мечтают о следующем. Весь год беспокоятся: каким он будет? Какую привяжут нитку? Как высоко повесят? Будет ли видно телевизор? Не разобьют? Удастся ли поболтать с новичками: мандаринами и конфетами, которые висят совсем недолго и никогда не ложатся в коробку?
Только Ослик ни о чём таком не думал. Он никогда не видел комнату сверху. Никогда не начищал бока, не боялся разбиться. И нитку к нему не привязывали. Он был Пластилиновым Осликом, которого слепил Павлик.
Вокруг синего туловища намотан жёлтый шнурок — великолепная попона, концы которой разлохматились и превратились в уздечку. Ослик может везти тележку из спичечной коробки и вообще всё, что привяжут. Его слепили, чтобы играть.
Ослик залез под серпантин и мечтал только об одном: оказаться последним, висеть пониже, чтобы Павлик увидел и вспомнил его.
Павлик — это мама. Павлик — это папа. У него тёплые ладошки и большие серые глаза. Он умеет всё на свете: читать вверх ногами книжки, строить башни, спасать принцесс и медведей. Он лепит шарики, змей и огурцы. А бегает так, что даже королева ёлки подпрыгивает на верхушке!
Ослик боится одного: только бы Павлик не вырос. Большой Красный Шар с белой снежинкой на боку рассказывал, что дети вырастают и забывают свои игрушки. Но не всегда. Мама Павлика не забыла Большой Красный Шар с белой снежинкой на боку.
Когда открывают коробку, все игрушки жмурятся от яркого света.
Все, кроме Ослика. Он смотрит вверх и, затаив дыхание, ищет Павлика.
Он готов скакать к нему, только немного запутался в серпантине.
Картонный Домик когда-то был Дворцом. Так, по крайней мере, ему казалось. Он любил рассказывать о том, что крыша у него была блестящая, лаковая, а окошки и крылечко нарисованы такими яркими красками, что каждый, кто брал его в руки, улыбался.
— Ко мне даже принцесса захаживала… — говорил он значительно.
Все стеклянные яблоки и груши, которые вешали вокруг него, Картонный Домик считал своим садом. Стоило рядом появиться ракете, Домик мнил себя Домиком Космонавта, а если мама окружала его снежинками, Домик становился Заснеженным Домиком.
Так когда-то он был домом Деда Мороза, Феи с пружинками-завитушками на голове и сестриц-матрёшек. А однажды Картонный Домик превратился в цирк! Да, да! Ведь рядом с ним оказались весёлые клоуны.
Каждый Новый год Картонный Домик волновался больше всех: какое его ожидает превращение? Он гордился собой и свысока поглядывал на другие игрушки, даже если висел внизу.
Что — шары, сосульки, фонарики? Куда ни повесит их мама, они так и останутся собой.
Они не умеют превращаться. Только кружатся и хвастают, в ком сияет больше блестящих искорок. В их стеклянных бочках отражаются огни бенгальских огней, гирлянд и люстры под потолком.
Ещё чего недоставало! Картонный Домик презрительно хмыкает.
Сколько таких вертушек он повидал! Сколько было слёз от трещин, а то и просто — осколков.
В картонных стенах Домика не отражается ничего, но зато он прочный. Его купили ещё маминой маме, когда она была маленькой. В те далёкие времена на ёлки ставили настоящие свечи! Как боялся их поначалу Картонный Домик! С такими соседями и праздник не праздник!
Они подмигивали ему жёлто-красными глазками и шипели:
— Не уйдёш-ш-шь!
— Колобок я, что ли? — храбро отвечал им Картонный Домик. — Никуда я не собираюсь уходить!
Но на самом деле внутри у него начинались сквозняки, и становилось зябко. Потом Домик увидел, что свечи трещат, шипят, но делаются всё меньше и меньше.
«Да они от злости сами себя съедают», — догадался он, перестал бояться свеч раз и навсегда и заодно решил быть Добрым Домиком.
Как-то его схватили разноцветные пальцы. Они были в черничном варенье, томатной подливке и шоколаде!!!
Мамина мама испугалась:
— Отдай, Таня!
И спасла Домик. Она потом долго отчищала пятна резинкой и шептала:
— Это моя любимая игрушка! Её надо беречь.
Домику было неприятно: резинка грозилась протереть дыру, но мамина мама говорила такие ласковые слова, что он терпел.
Так он понял, что он ещё и Любимый Домик.
Таня выросла и сама стала мамой. Как-то она повесила домик внизу, и его лизнул пёс Тишка. Картон стал бурым и мокрым. Домик тогда сильно перетрусил, он спросил:
— Ты съешь меня?!
— Нет, — сказал Тишка. — Ты невкусный.
Домик стал Невкусным Домиком и очень этим гордился. Он видел, как за новогодним столом люди едят всё вкусное, и радовался, что у него впереди ещё много праздников.
Однажды открыли балконную дверь, и Домик сорвался с ветки. Все над ним смеялись, а он понял, что он ещё и Летучий Домик! У него откуда ни возьмись вдруг выросли крылья! Подумать только: Домик дважды перевернулся, когда летел! И, если бы не мама, обязательно бы унёсся в Большой Мир за Балконом.
Наверное, эти невидимые крылья были всегда. И всегда будут…
«Моя жизнь полна счастливых превращений, — думал он, засыпая после Нового года. — Значит, я ещё и Счастливый Домик…»
Стеклянная Сосулька знала, что очень похожа на настоящую. Она видела своих сестриц за окном и однажды, когда мама открыла форточку, даже разговаривала с ними.
— Вам не холодно? — спросила она вежливо.
Сосульки рассмеялись.
— Мы сами — холод! — ответили они звонко. — Мы изо льда!
— А что такое лёд? — удивилась Стеклянная Сосулька.
— Лёд — это вода! — ещё звонче рассмеялись сестрицы.
— Но вода же льётся! — крикнула им Сосулька, но в это время форточку закрыли, и что ответили за окном, осталось загадкой.
Сосульку перестали интересовать ёлочные дела. Она плохо кружилась, когда её звали танцевать, забывала искать своё отражение в рядом висящих шарах и даже позволяла (неслыханное дело!) садиться на себя пыли!
«Вода льётся… — думала Сосулька днём и ночью. — Льётся! Как она, такая прозрачная и текучая, вдруг может стать искристой и твёрдой?»
