заслушалась она говора доброго, молодецкого:
— Житье у нас будет вольное, вотчина приволь-
ная, прислуга расторопная, надежная. И над всей
Волгой и землей низовской мы хозяева!
И день, и другой живет молодец на воеводском
дворе. Починил заново замки на сундуках кованых,
пригнал запоры со звоном на ворота и двери терема.
И стало надежно на боярском дворе от воров и раз-
бойников, спокойно у воеводы на сердце. На всех две-
рях и сундуках запоры со звоном, а самый певучий —
на дверях Олениной светелки-горенки. Как запоет под
ключом-отмычкой серебряными колокольчиками —
все подворье разбудит. Тупой Бердыш спал теперь без
заботушки, запоры со звоном, как псы сторожевые,
всякого облают, только рукой прикоснись. Одного не
ведал воевода. Под рукой Оленки без звука отмыкал-
ся запор со звоном на дубовых дверях терема.
Пропал из Новгорода низовского умелец по зам-
кам и запорам, ушел и следа не оставил. Поначалу
его добрым словом поминали. Радовались и бояре бо-
родатые и посадские богатые, что их клети да кладо-
вухи, амбары и погребухи теперь за надежными за-
порами, а на сундуки да лари, где самое дорогое ухо-
ронено, замки со звоном поставлены. Порадовались
до первых темных ночей да вдруг и начали ахать да
плакать. Без шума, без шороха мышиного опустоша-
лись их клети и кладовухи. Пойдут с отмычкой на
погребец за медом хожалым, дедовским, а там ни
замка, ни запора, ни браги-медовухи. Отомкнут сун-
дук кованый, прозвенит он звоном протяжным да неж-
ным, а не порадует. Замок-то со звоном, а сундук пус-
той. Все добро-серебро, и парчу, и шелка будто домо-
вой на плечах утащил. И понеслись по городу и по-
садам брань да причитания.
Только воевода Тупой Бердыш в бороду посмеи-
вался. Не заходили на его подворье ни тать ночной,,
ни разбойник дневной. Никто чужой це подходил к
его погребцам и кладовухам, как завороженные стоя-
ли сундуки кованые, дополна добром набитые. Над,
чужой бедой смеялся, перед челядью похвалялся:
«Слово такое знаю, наговорное. Не миновать того сло-
ва ни смерду голодному, ни змею подколодному. Са-
мому удалому молодцу не подступиться к моему те-
рему и погребцу!» Похвалялся так, но не забывал па
вечерам замки со звоном проверять, за горенкой доч-
ки доглядывать, дубовые двери терема своей рукой на
ночь закрывать. И казалось воеводе, что все ладно на
его подворье и в тереме, не догадывался, что его Олен-
ка по суткам из дома пропадает, замки со звоном не-
слышно открывая.
Эх ты, тупой воевода Тупой Бердыш! Вот придут
вдруг в поздний неурочный час сваты от боярина име-
нитого и попросят товар лицом показать. Снимешь
ты отмычку-ключ с пояса, подойдешь к дубовым две-
рям Олениной горницы. Запоет звоном замок, распах-
нутся двери, а дочки в горнице нет! Куда на ночь
глядя запропала самовольница? С утра до вечера до-
ма была, пояс шелковый кому-то плела, а тут нет
Олены во всем тереме! И начнешь ты со зла-досады
теребить свою бороду, бранить свою воеводиху да ко-
рить за то, что дочь избаловала и проворонила! И не
рад будешь, воевода, сундукам заморским кованым,
с певучим замком-будильником, с утробой полной ут-
вари золотой и серебряной, чистого серебра и золота!
Далеко под откос тропинками глухими да знако-
мыми проводила Оленка молодца с бородкой позоло-
ченной. В глуши вязовой да ясеневой, в непролазном
ракитнике лодочка в одно весло ухоронена. Тут и про-
щались-расставались умелец с дочкой воеводиной. До-
стал он из сумки кожаной, что через плечо носил,
три кольца золотых с камешками ярче звезды утрен-
ней. Одно на средний палец девушке, другое на безы-
мянный, а третье на мизинец в самую пору пришлось.
Покачала умной головкой Олена-краса, на парня при-
стально глянула:
— Почто ты с ремеслом по городу ходил, коли бо-
гатый да тароватый такой?
— За тобой, моя голубка, приходил!
Не напугалась и не раскаялась Олена, дочка вое-
водина, как узнала, с кем связала судьбу свою, кому
будет верной спутницей. Грозное имя Сарынь Позо-
лоты ее не отталкивало, а за собой влекло. Только
стала она неприметнее из отчего терема пропадать и
глухими тропинками к Волге сбегать. Вот в конце
лета при желанной встрече и поведал атаман Позо-
лота о задумке своей посчитаться со боярином и бас-
каком-басурманом за все обиды и надругательства.
И о том, что не может он потушить в груди лютую
ненависть к обидчикам, что у него жену отняли и
кулигу-кормилицу.
Ну и пала эта исповедь Олене на сердце смелое,
как искра горячая на трут огнива. От той искры за-
тлелось, разгорелось в ней зло неистребимое на всех
ворогов ее удальца молодца. И сказала под конец ти-
хо-тихо, а на вес золота:
— Ладно, сокол сероглазый да бесстрашный мой!
Оленка, дочка воеводина, знатного роду-племени, не
погнушается помочь разбойнику посчитаться с коры-
стным боярином и баскаком-татарином. Не зря она
на Волге родилась и выросла. Она, Волга, только роб-
ким страшна, а девке Оленке с малых лет мать род-
ная. И баюкала, и укачивала, и волной ласковой ока-
чивала!
Перед бабьим летом в золотые ризы начали оде-
ваться берега волжские. Жара да сушь летняя пото-
ропили дубняк багряными листочками украситься,
березняк желтел, осинник румянился. В ночь на ильин
день по росе ночной августовской к Волге седой олень
подходил, в плесе копытце обмочил, и с той ночи по-
холодела вода во всех реках и роса на лугах. При-
мета верная, народная, временем проверена. Охладе-
ла вода волжская и стала прозрачная, что горный
хрусталь.
Уже свозят смерды с полей в боярские закрома
хлеб-жито, двуногие бородатые медведи с топором за
поясом собирают последний мед диких пчел, холопи-
рыбари заготовили бочки осетрины и стерляди. А
сколь мехов еще по весне собрано со звероловов лес-
ной стороны! Довольны бояре низовской земли, есть
чем задобрить хана, да и на свою нужду всячины ос-
танется. А что до смердов, так им не привыкать го-
лодать. Бурлак да смерд раньше пса не околеют.
Заревели по зорям на заволжских моховых хол-
мах олени сохатые. Последнее тепло над низовской
землей стоит. Вот и поспешает ханский баскак Хаби-
була новую баржу добром загрузить, что бояре угод-
ливо для хана припасли. Посудина надежная, утро-
бой ненасытная, немало поглотила груза разного. Тут
и бочки с осетриной да стерлядью, и дуплянки липо-
вые с медом янтарным, мешки пеньковые с мехами
куньими. И сумы кожаные с гривной серебряной. До-
полна разным добром нагружает баржу ханский бас-
как. Хитро посмеивается: «Низовские князьки да боя-
ре люди покладистые. Только их не тронь, а они за
эту милость последнюю рубаху со своего русского
стащат, деток-малолеток и жену отнимут, лишь бы
хану угодить!»
Доволен и сыт баскак Хабибула. Коренастым пнем
стоит он на носу посудины под нежарким солныш-
ком. И приветливо раскрывает перед ним Волга свои
берега. Но не гордись, не радуйся прежде времени,
баскак Хабибула!
Провожать баскака в дорогу дальнюю вышли и
бояре бородатые и княжичи бесталанные — все под-
лизы и угодники ханские. Но посадский люд да стра-
далец смерд на те сборы хмурой толпой глядят. Уво-
зили хану немало добра, что их кровью и потом на
скупой земле добыто. На посудине ни одного русско-
