Тем временем, за размышлениями, она вышла на главную городскую площадь. Увидела памятник основателю города, одному из своих предков. Как всегда, залюбовавшись драконом, на котором восседал Дорий Первый, потрепала его по задней лапе — выше она не доставала. Забежав к Лионсию купить любимых братом сладких булочек утренней выпечки, взяла еще себе марципановую розу, рассудив, что тоже заслужила подарок за прошедшую неделю страданий во дворце. Она именно этими высокопарными словами и подумала — «неделя страданий», так, что стало смешно — принцесса была смешлива и легкомысленна и сама это отлично знала. Лионсий сегодня с утра лично стоял за прилавком — это было хорошей приметой. Улыбнувшись и кивнув девушке, которая частенько сюда забегала, он быстро выполнил заказ. Стасия заулыбалась в ответ и вышла из лавки в еще более радужном настроении. Размышления о невеселых обстоятельствах жизни его не портили, так как впереди был ясный солнечный день со Стасием, и возможно даже, интересные зарисовки. Вечер же, с дворцом, королевой и мерзким тараканом-секретарем был еще не скоро, может и вообще удастся тихонько вернуться, избежав их общества.
Стасия, в который уже раз пообещав себе быть смелой и решительной, как поколения ее предков-королей, поспешила дальше. Пересекла начало Кленового бульвара, улыбнувшись, как всегда, стоящей там цветочнице, бросила монетку в фонтан «на удачу» и пробежала по мостику через пруд. Дальше начиналась широкая каменная лестница вниз к Университету и небольшому парку.
Лестница была длинная — три сотни ступенек серого камня, из которого был выстроен весь город. На ней, особенно по вечерам, было полно студентов и всякого интересного народа — уличные музыканты, художники, мелкие торговцы, гадалки различных мастей, жонглеры и акробаты, даже встречались настоящие чародеи, впрочем, и мошенников было пруд пруди. Городская стража время от времени гоняла всех оттуда, но без усердия, и лестница продолжала жить своей жизнью. Стаси сама иногда сидела тут с альбомом в руках и рисовала виды любимого города.
Она обожала Истен. Брат много рассказывал ей о других странах, их столицах, чужих землях и прочих диковинках. Стасий был очень начитан, хоть сам никогда никуда далеко не выезжал, но мечтал об этом. А принцесса не хотела никуда ехать, хоть и слушала его рассказы с удовольствием. Она мечтала, что выйдет замуж не за иноземного принца, хвала Богине — в близлежащих государствах таковых не было, а за какого-нибудь местного дворянина, поместье которого находится около столицы Руазия, и не будет нужды в долгих путешествиях. Ей становилось не по себе от мыслей о том, что придется уехать куда-нибудь в холодный Халан, или знойный Башанг, или еще куда-то далеко. И девушка опять с улыбкой обещала себе, что станет смелее… когда-нибудь, в далеком и счастливом будущем.
Позабытый голубой шарф давно упал на плечи с головки, которую обязан был прикрывать, и темные кудри, выбившиеся из высоко подвязанной косы, растрепались и развевались легким осенним ветерком. Невысокая крепкая фигурка девушки в голубом простом платье, вприпрыжку сбегавшей по ступеням, привлекала внимание — окружающие, а впрочем, рано утром их было немного, оглядывались на это воплощение радости и энергии. Многие ее узнавали, так как она частенько тут бывала. Они помнили молоденькую художницу, что иногда сидела и зарисовывала лица людей и городские сценки. Некоторые, совсем немногие, знали, что девушка бежит к брату, живущему и работающему в университетском городке. И уж совсем никому не могло прийти в голову, что это принцесса Стасия скачет по ступенькам вниз. Зато мало кто мог сдержать улыбку, глядя ей вслед.
Оказавшись перед дверью в квартирку брата, девушка легонько стукнула в нее и, не дожидаясь ответа, толкнула внутрь. Как всегда, было не заперто. Укоризненно покачав головой, Стасия переступила порог. Квартирка была крохотная — обычно в таких жили преподаватели. Маленькая темная прихожая, из которой можно было пройти в жилую комнату с одним окном.
Плотные шторы препятствовали проникновению солнечных утренних лучей. В помещении царил полумрак. Молодой человек лет двадцати, прямо в одежде, спал, лежа поперек кровати на животе. Девушка возмущенно ахнула:
— Стас, негодник, сколько можно спать! — она шлепнула брата по соответствующему месту полотенцем, которое нашла тут же, висящим на стуле. — Вставай, злодей! Ты обещал сводить меня на этюды с утра! — и тут же рассмеялась, раздвинув шторы и обернувшись — юноша перевернулся на спину и недовольно щурился в лучах утреннего солнца.
— Стаси, — простонал он, — пощади, я только лег на рассвете.
— Опять смотрел на какие-нибудь звезды или что-то новенькое придумал?
— Ах, Стаси, я видел только одну звезду… она прекрасна.
Молодой человек хотел привстать, но принцесса повелительно взмахнула ручкой:
— Лежи и не двигайся! — она схватилась за свою папку.
Принц знал — если в глазах сестры появляется это выражение, то лучше не спорить. Он замер на постели, в лучах восходящего солнца. Помятая белая рубашка была расстегнута на несколько пуговиц, глаза, цвета шоколада, сияли восторгом, спутанные темные, как и у Стасии, кудри, живописно раскинулись по подушке. Девушка уже крепила лист бумаги к переносному легкому мольберту.
— Рассказывай. Что там за звезды ночами не дают тебе спать? — приказала она, приступая к работе.
— Стаси, я встретил самую необычную и прекрасную девушку. Мы проговорили всю ночь до утра. Она… она… у меня нет слов, чтоб описать ее. Тебе бы обязательно захотелось сделать ее портрет. Она так живописно стояла у городского пруда, опершись на перила мостика, и смотрела вдаль… — он помолчал, вспоминая, — такая печальная и прекрасная, как неземное, нереальное создание.
— Да, братец, — принцесса увлеченно черкала кусочком угля на бумаге, — чтобы отвлечь тебя от звезд небесных, нужно воистину быть необыкновенной девушкой.
— Не смейся, — голос его дрогнул, а взгляд его почти черных глаз стал мечтательным, — она не только хороша чуждой, волшебной красотой и невероятно умна, она еще как-то трогательно ранима и беззащитна… хочется спасти ее от всего мира и унести на край света.
— Ох… — рука художницы дрогнула и замерла, — да ты поэт, братец. Никогда не думала, что мой брат влюбится раньше меня. Мне казалось, что твоей любовью всегда будет наука.
Молодой человек чуть грустно улыбнулся, но глаза его продолжали светиться счастьем.
— Лежи спокойно, сейчас уже закончу, — девушка продолжила делать набросок. — Вот. Еще минутку… все, — она развернула лист, чтоб показать брату. — Нравится?
— Да… — он перевернулся на живот, обнял подушку, подтащив ее под подбородок, и замер, глядя на рисунок, — неужели я такой?
— Какой? — в голосе девушки опять звенел смех.
— Не знаю как сказать… — Стасий не отрывал взгляд от своего портрета, — счастливый… влюбленный… глупый мальчишка.
Она рассмеялась, наклонившись к нему, поцеловала в лоб и провела рукой по волосам, еще больше растрепав и так изрядно взъерошенные вихры:
— Еще какой глупый! Но мне нравишься таким, какой есть. Уверена, что той, что полюбит не как сестра, тоже будешь нравиться самим собой, — Стасия выпрямилась и потянулась всем телом. — Вставай, полуночник, ты просто обязан накормить меня завтраком, я, кстати, принесла твои любимые булочки — утренние кафе уже открылись и с тебя кофе. Идем, пока не рассердилась и не начала ругаться.
— С чего это тебе ругаться, сестрица?
— Опять дверь не запер, кронпринц? Мало того, что живешь без охраны, как простой горожанин, так еще и дверей не запирая, спать ложишься! — привычно ворчала девушка.
— Ну, моя милая, мне тоже есть что сказать, — парировал он, — я-то хоть мужчина, пусть и принц, а вот ты, сегодня опять полгорода одна прошла. И тоже без охраны, и во дворце, наверное, никому ничего не сказала, как всегда. Сбежала.
— Стас, — глаза принцессы изумленно расширились, — это же Истен. Наш Истен. Родной и изученный вдоль и поперек. Тут ничего плохого не может с нами случиться, — но тут же добавила. — Только спать я все равно ложусь при запертых дверях. Мало ли…
— Ну и правильно, о, моя мудрая сестра, — рассмеялся Стасий, вставая и заканчивая этим на сегодня бесполезный и вечный их спор.
Они пошли на улицу, сидели в кафе, смеялись, много говорили и спорили, как обычно. После он отвез ее за город на этюды, как и обещал. Она рисовала, а он рассказывал всякие интересные вещи. Но часто сегодня девушка ловила паузу в разговоре и мечтательный взгляд брата, направленный в пустоту. Стасий был не с ней, явно мечтал и вспоминал о чем-то своем, личном, и ей было немножко обидно и завидно.
Они всегда были очень близки — ближе брата у Стасии не было никого и никогда. Даже мать до своей смерти, все-таки была, прежде всего, царствующей особой и опорой отцу. А они были вместе. Одно целое. Вместе шалили и проказничали, а потом вместе встали стеной перед новой грозной королевой с ее свитой. И только брат не давал ей окончательно струсить и растерять себя. А теперь… теперь они выросли, и у него появились свои какие-то тайны и свое счастье, которое он, даже если и хотел, не мог с ней полностью разделить.
