— Что это он делает? — с интересом спросил Кабачок.
— Изображает то, что видит.
— Зачем?
— Чтобы увековечить, — сообщила Соня, — представь: он нарисует твой портрет. Ты повесишь его дома над камином, и твои внуки будут глядеть на портрет и говорить: «Всё-таки он был ничего, рыжий дедушка Кабачок!»
— Хорошо, пусть нарисует мой портрет! — решил Кабачок.
— Не знаю, согласится ли он? Художники обычно рисуют прекрасных дам!
— Почему это?! Пойду у него спрошу.
Кабачок встал между художником и мольбертом:
— Скажите, а правда художники обычно рисуют дам?
— Не только, — ответил художник. — Вот ты был когда-нибудь в музее? Нет? Это серьёзный пробел в твоём образовании. О чём думают твои мама с папой? — Художник покачал головой. — Всё рисуют: и пейзажи, и людей. Кому что нравится…
— А вам нравятся лошади? — спросил Кабачок.
— Нравятся, когда они мне не мешают… — сказал художник.
Кабачок довольно фыркнул.
— Художники обычно рисуют лошадей, — сообщил он Соне. — Вот ты когда-нибудь была в музее? — И не успела Соня ничего ответить, как Кабачок сокрушённо покачал головой: — О чём думают твои мама с папой?!
— Я как раз была в музее! — рассердилась Соня. — А вот тебя следовало бы сводить!
— Ну и своди!
— Кабачок, что мы ссоримся? Давай ему предложим нарисовать нас обоих, — предложила Соня. — И я повешу наш портрет дома…
— Это я повешу!
— Какой ты несговорчивый сегодня…
— Так будет он меня рисовать или нет?!
Кабачок снова навис над мольбертом.
— Лошадка, опять ты? — На этот раз художник посмотрел на лошадь с интересом. — Какой чудесный рыжий цвет. Девочка, вы при лошади? Вы не могли бы поставить лошадь вон там?
Соня заволновалась:
— Кажется, он будет рисовать тебя. Пойдём, встанем, где он сказал.
— Что я говорил?! — обрадовался Кабачок.
— Назад, левее, ещё чуть-чуть, — командовал художник. — Вот, хорошо!
— Не шевелись! — сказала Соня.
Кабачок замер. Но тут же ему захотелось почесаться, поваляться, выяснить, не пора ли обедать… Он заёрзал на месте.
— Да стой ты!
— Мухи, — пожаловался Кабачок.
Соня стала его обмахивать.
— Может, ты мне травки хотя бы нарвёшь, — капризничал Кабачок.
Соня нарвала травки. И пока Кабачок жевал, Соня мечтала:
— Надо придумать, куда мы повесим эту картину.
— Чтобы все могли видеть! — поддержал Кабачок.
— Пойду посмотрю, что получается.
На картине переливалось зелёно-жёлто-синее море трав Это было так прекрасно, что всякий, кто смотрел на картину невольно начинал любить природу! Но… но вместо лошади..
вместо маленькой рыжей лошадки там было какое-то оранжевое недоразумение!
Соня не верила своим глазам. «Может, это картина-загадка? — мелькнуло в её голове. — Может, зритель должен отыскать, где лошадь?»
— Простите, а где тут лошадь? — набравшись смелости, спросила она.
— Что?
— Где лошадь на вашей картине?
— Лошадь? Вот! — Художник ткнул в оранжевое пятно.
— Это — лошадь? — недоверчиво переспросила Соня.
Художник кивнул.
— Знаешь, Кабачок, оказывается, он не умеет рисовать лошадь!
— Как это?
— Совсем не умеет!
— Не может быть!
Они подошли вместе.
— Да, — протянул Кабачок. — Непохоже…
— Хочешь, я тебе ещё травки нарву?
Кабачок уныло помотал головой. Портрет не удался, и всё было ужасно.
— Придумала! — вдруг закричала Соня. — Я тебя сфотографирую!
И сфотографировала.
Кабачок на фотографии получился как настоящий: и уши, и глаза, и рыжая грива. Лошади по очереди подходили и удивлялись: «Очень похоже!»
А Кабачок так растрогался, что решил записать Соню в «Книгу охраны двуногих» второй раз. Теперь под цифрой «один» в книге было записано: «Соня». А под цифрой «два»: «Соня с фотоаппаратом».
Лошадь тянется к искусству
— Помнишь, ты обещала сводить меня в музей? Я сегодня свободен, — однажды сказал Кабачок.
— По-моему, лошади не ходят в музеи. Я ни разу там не видела даже пони, — засомневалась Соня.
— Вот и увидишь!
— В музее нельзя бегать, громко разговаривать…
— Я буду вести себя тихо, — пообещал Кабачок.
Соня не нашла что возразить, и они поскакали в город.
По дороге Соня пыталась научить Кабачка правильно себя вести.
— В музеях обычно говорят об искусстве.
— Хорошо, будем говорить об искусстве, — отозвался Кабачок. — Только надо потренироваться. Начинай!
Соня сосредоточилась:
— Об искусстве обычно говорят так: не правда ли, на этом портрете нарисована голова?
— А я что должен отвечать?
— Несомненно…
— А дальше?
— Потом можно так: это дерево совсем зелёное!
— А я?
— Безусловно… или что-то в этом роде…
— Безусловно, несомненно! Несомненно, безусловно! — бормотал Кабачок.
«Конечно, я никогда не видела, чтобы лошади ходили в музеи, — размышляла Соня, — но, может, я ходила не в те музеи или мы ходили в разное время».
В самом радужном настроении они подъехали к музею…
— С лошадьми нельзя! — отрезала служительница.
— Почему?! — расстроилась Соня.
— Не спорь! — кротко сказал Кабачок и спросил: — А с девочками можно?
— С девочками? — растерялась служительница. — Детский билет надо купить!
— Хорошо, — сказал Кабачок, и они прошли внутрь.
Народу было мало. Служительницы подрёмывали в креслах. И Соня с Кабачком устремились вперёд.
— Почему ты не смотришь картины? — спросила Соня, когда они пробежали залов пять.
— Уже нужно смотреть? — удивился Кабачок.
— Посмотри, это называется портрет, — начала Соня.
— Безусловно! — сказал Кабачок. Потом подумал и уточнил: — Так надо про портрет говорить?
Соня кивнула.
— Как странно, на всех портретах изображено одно и то же! — задумчиво сказал Кабачок.
— Они разные! — растерялась Соня.
— Одинаковые, — настаивал Кабачок. — Ты сравни: здесь нос — и там нос; здесь рот — и там; глаза — глаза… Тут, правда, уши не видны…
Соня решила не спорить. Тем более что Кабачок уже разглядывал батальные полотна.
— Знаешь, художники в этом музее рисуют гораздо лучше, чем тот, что водится в наших краях, — сказал он.
— Они просто по-другому рисуют, — согласилась Соня.
— У них не только можно понять, где у лошади голова, но иногда — и где ноги… Смотри, как красиво гарцует! Я тоже так умею! — и Кабачок загарцевал.
Шум разбудил служительницу.
— Лошадь? — удивилась она. — Вы с ума сошли! Лошадь — в храме искусства!
— Нельзя? — расстроилась Соня.
— Вы что, не видели при входе надпись: на роликах и с велосипедами нельзя?!
— Он без велосипеда!
— Это переходит все границы! Я пойду к директору! — и, размахивая руками, служительница удалилась.
— Сейчас выгонят, — расстроилась Соня. — А мы толком ничего и не посмотрели. Послушай, давай так: если на тебя смотрят, ты притворяешься статуей.
— Зачем это?
— Чтобы нас не выгнали.
— Смотри-ка, лошадь с крыльями! — вдруг оживился Кабачок.
— Это Пегас! Лошадь поэтов.
— Они сразу крылатые рождаются или у них постепенно отрастает?
— Я слышала, как папа говорил про кого-то: «У него выросли крылья». Так что, наверное, не сразу. — Соня и сама не знала.
— То есть если найти поэтов, заделаться к ним лошадью, то, может, отрастут? — Кабачок задумался, а потом спросил: — Кстати, а ты кем будешь, когда вырастешь?
— Не знаю…
— А поэтом не хочешь быть?
— Ты смешной, Кабачок. Это мифическая лошадь, и у неё мифические крылья.
— Какая разница, мифические, не мифические! Лишь бы летали. Соглашайся! А?
От волнения Кабачок почувствовал страшный голод. Он приблизился к одному из пейзажей и попробовал ущипнуть травку.
— Что ты делаешь? — в ужасе закричала Соня. — На тебя смотрят.
Действительно, служительница зала в растерянности глядела на них.
— В моём зале никогда не было лошадей! — поделилась она.
— Это чучело лошади, — сказала Соня и похлопала Кабачка по шее.
— Сама ты чучело! — обиделся Кабачок.
— Чучело? — потерянно бормотала служительница. — Не было чучела. Может, это из другого зала? А где инвентарный номер?! — с надеждой воскликнула она и начала ходить вокруг лошади.
— А как он выглядит? — спросила Соня.
— Такая бирочка железная.
Соня быстро оторвала железяку от соседней картины.
— Вот она!
— И правда. — Служительница совсем растерялась. — Пойду уточню в реестре.
— Уходим! — шепнула Соня.
