— Я и не думал, что можно обзавестись двумя головами, — задумчиво проговорил Бруно. — Одна голова будет обедать, а другая спорить с Сильвией… Здорово, а? Ведь это очень весело — иметь сразу две головы! Не так ли, господин сэр?
— Вне всякого сомнения, — заверил я его.
— А то Сильвия вечно перечит мне… — проговорил малыш серьезным, почти печальным тоном.
При таком новом обороте мысли глаза Сильвии так и вспыхнули от изумления, и все ее личико буквально излучало мягкую иронию. Но она предпочла промолчать.
— Может быть, мы поговорим об этом после того, как ты сделаешь уроки? — предложил я.
— Договорились, — со вздохом согласился Бруно, — при условии, что она не будет перечить.
— Тебе надо сделать всего три задания, — отвечала Сильвия. — Чтение, география и пение.
— А что же, арифметики нет? — спросил я.
— Арифметика — не для его головы…
— Так и есть! — воскликнул Бруно. — Для моей головы куда лучше подходят волосы! А заводить несколько голов я не собираюсь!
— …он не может запомнить таблицу умножения…
— Мне гораздо больше нравится история, — заметил Бруно. — Давай лучше повтори таблицу по истории Средних веков…
— Тогда повторяй и ты…
— Ну уж нет! — прервал ее Бруно. — История всегда повторяется. Сама. Так сказал Профессор!
Сильвия тем временем написала на доске несколько букв: Д-А-Р. — Ну-ка, Бруно, — окликнула она брата, — что здесь написано? Бруно уставился на доску и надолго задумался.
— Это слово не читается! — наконец отвечал он.
— Не говори чепухи! Еще как читается! — заметила Сильвия. — Итак, что же здесь написано?
Бедный малыш опять поглядел на таинственные буквы.
— И впрямь! Здесь написано «РАД!» — воскликнул он. — Задом наперед, погляди сама! (Я взглянул на доску: Бруно оказался прав.)
— И как ты только можешь читать задом наперед! — воскликнула Сильвия.
— Свожу оба глазика в одну точку, — отвечал Бруно. — Вот мне все сразу и видно. А теперь можно я спою песенку Зимородка? Ну пожалуйста!
— Сперва выучи географию, — строго вставила Сильвия. — Ты что, Правил не знаешь?
— Я думаю, Сильвия, что такой кучи Правил просто-напросто не может быть! А еще я думаю…
— Нет, ленивый негодник, Правил есть ровно столько, сколько нужно! Как ты только мог такое подумать, а? А ну, закрой рот!
Но поскольку ротик малыша упрямо не желал закрываться, Сильвии пришлось самой закрыть его обеими ручками и запечатать поцелуем, подобно тому, как мы запечатываем письмо сургучом.
— Ну вот, теперь Бруно больше болтать не будет, — продолжала девочка, повернувшись ко мне. — Хотите, я покажу вам Карту, по которой он учит уроки?
Перед нами возникла большая-пребольшая карта мира; девочка аккуратно расстелила ее на земле. Она была такой огромной, что Бруно приходилось ползать по ней, чтобы указывать места, упоминаемые в песенке Зимородка.
«Когда Зимородок увидел улетавшую Божью Коровку, он воскликнул: „Цейлон или Канадия!“ А когда он поймал ее, он предложил: „Летим в Средиземье! Если вы Голландны или голодны, я угощу вас тарелочкой Кашмира!“ Схватив ее когтями, он воскликнул „Европпа!“ Взяв ее в клюв, он прошептал: „Вомнесуэла!“ А проглотив ее, он произнес: „Съелль!“» Вот и все.
— Отлично, — отозвалась Сильвия. — Ну вот, теперь можешь петь свою песенку Зимородка!
— А ты поможете мне спеть припев? — обратился малыш ко мне.
Я собрался было сказать нечто вроде: «Боюсь, я не помню слов», но в этот момент Сильвия проворно перевернула карту, и я увидел, что на ее обороте записана вся песенка целиком. Это была и впрямь любопытная песенка: припев надо было петь не в конце каждого куплета, а как раз посередине его. Впрочем, мелодия была совсем простенькой, так что я мигом запомнил ее и подумал, что такой припев вполне по силам спеть и одному человеку. Напрасно я упрашивал Сильвию подпевать мне; в ответ она лишь улыбалась да качала головкой…
Увидел как-то Зимородок
Коровку Божью в небесах.
Какая милая головка,
Ну просто прелесть и плутовка!
А борода и подбородок,
А очи, ушки, просто ах!
И у булавки есть головка, —
Креветки, Крабы, Мошкара!
Они мелькают тут и там
На всех ветрах, по всем волнам —
Но им торчать на ней неловко,
Будь хоть она из серебра!
Есть борода и у Улиток, —
Лягушки, Мушки и Шмели!
Они давно со мной дружны;
Они — большие молчуны:
Не молвят слова из-под пыток,
Хоть коронуй их в короли!
Ну, есть ушко и у иголки, —
Картошка, Кошка, Хмель лесной!
Она остра умом, а вы,
Твое Величество — увы!
Само собой — не будет толка
Тебе ухаживать за мной!
— И он улетел, — заметил Бруно в качестве своего рода постскриптума, когда умолкли последние звуки песенки. — Он всегда куды-нибудь улетает.
— О, милый мой Бруно! — воскликнула Сильвия, зажимая пальчиками уши. — Никогда не говори «куды»! Запомни: надо говорить «куда»!
На что Бруно отвечал:
— А или ы, какая разница? — И добавил что-то еще, но что именно, я так и не смог разобрать.
— И куда же он улетел? — спросил я, пытаясь перевести разговор на другую тему.
— О, далеко-далеко и даже более далее! Туда, где он никогда еще не бывал.
— Зачем ты говоришь «более далее»? — поправила его Сильвия. — Правильнее будет сказать «дальше».
— Тогда зачем же ты говоришь за обедом: «Еще хлебца»? — возразил Бруно. — Правильнее сказать «еще хлебальца», то есть чего-нибудь такого, что можно похлебать.
На этот раз Сильвия пропустила возражение братика мимо ушей и принялась скатывать Карту.
— На сегодня уроки окончены! — веселым голоском объявила она.
— А он не будет просить добавки? — заметил я. — Маленькие дети всегда просят добавки, особенно если речь идет об уроках, не так ли?
— Я никогда не поднимаю шум после двенадцати, — возразил Бруно, — особенно если дело идет к обеду.
— Иной раз бывает, особенно утром, — понизив голос, прошептала Сильвия, — когда предстоит урок по географии, а он каприз…
— Что это ты так разболталась, Сильвия, а? — резко прервал ее братик. — Неужто ты думаешь, что мир создан для того, чтобы без умолку болтать в нем!
— А где же мне в таком случае разговаривать? — спросила Сильвия, готовясь постоять за себя.
Но Бруно в этот раз был настроен мирно.
— Я вовсе не собираюсь с тобой спорить, потому что уже поздно, да и время не самое подходящее. Мне все равно! — С этими словами он потер кулачком глаза, из которых вот-вот готовы были брызнуть слезы.
Глаза девочки мигом наполнились слезами.
— Я не хотела расстроить тебя, милый! — прошептала она; а остальные доводы были рассыпаны «среди локонов милых кудрей» и обнаруживались постепенно, пока спорящие наперебой обнимались и целовались друг с другом…
Внезапно этот новый способ доказательства был прерван вспышкой молнии, за которой почти тотчас последовал удар грома, а через миг сквозь листья дуба, под которым мы укрывались, брызнули капли дождя, шипя и дрожа, словно крошечные живые существа.
— Льет как из ведра! Всех кошек с собаками перепугает!
— Ну, собаки давно уж убежали! — заметил Бруно. — Остались одни кошки!
В следующую минуту ливень прекратился столь же неожиданно, как и начался. Выйдя из-под ветвей дуба, я убедился, что гроза кончилась. Но когда я вернулся обратно, моих маленьких друзей и след простыл. Они исчезли вместе с грозой, и мне не оставалось ничего иного, как возвращаться домой.
Вернувшись, я обнаружил, что на столике меня ждет конверт того самого бледно-желтоватого цвета, который указывает на телеграмму и в памяти многих и многих, если не большинства из нас, всегда ассоциируется с нежданным горем или бедой — короче, чем-то таким, что отбрасывает столь мрачную тень, что никакому сиянию Жизни не по силам полностью развеять ее. Впрочем, он, без сомнения, многим из нас послужил и вестником радости; но этот конверт, скорее всего, принес грустную весть: человеческая жизнь вообще в куда большей степени состоит из печалей, чем из радостей. И все-таки мир вертится! На чем? Бог весть…
К счастью, на этот раз беда обошла меня стороной; в телеграмме было всего несколько слов («Все никак не мог заставить себя написать тебе. Приезжай скорей. Всегда рад тебе. Письмо пришлю следом. Артур».), но мне показалось, что я поговорил с самим Артуром. Это доставило мне немалую радость, и я тотчас же начал собираться в дорогу.
Глава вторая
КУРАНТЫ ЛЮБВИ
