Алешка присмотрелся, принюхался и презрительно сказал:
– Петарда.
А уж он-то знает! У него-то опыт есть! Он со своими одноклассниками на Новый год что-то подобное устроил. Грохнуло так, что даже «Дорожный патруль» примчался. И вечером по телевизору рассказывал, что во дворе одной московской школы была совершена попытка теракта. Алешка так при этом хмыкнул, что папа сразу же догадался, в чем дело. Но мама, правда, успела за Алешку заступиться. У них, у родителей, всегда так. Но бывает и наоборот: мама на нас нападает, а папа заступается. И мы никак не можем понять: все-таки плохо мы поступили или очень плохо?
– Дед свою задачу выполнил, - сказал Алешка, когда мы поглазели через бойницу на Пеньки и убедились, что никто из их жителей сюда не торопится.
– Надо домой идти, - сказал я. - Родителей успокоить. Они наверняка решили, что это мы что-нибудь здесь рванули.
Мы спустились по хитрой лестнице, которая освещалась небольшими дырками в стенах, и пошли домой. По дороге я спросил Алешку:
– Как думаешь, с машиной что-нибудь серьезное?
– Ерунда какая-нибудь, - отмахнулся Алешка. - У опытных механиков так всегда бывает.
– Как?
– Ну, ищут какую-нибудь серьезную поломку, всю машину разберут, все детали заменят, а оказывается - просто в баке бензина нет.
– Но у нас-то есть, - осторожно заметил я.
– Ну, мало ли… - Алешка упорно уходил от обсуждения этого вопроса. - Ну… там… например, в выхлопную трубу что-нибудь попало. Закатилось. Вот она и не заводится.
Так! И мне стало ясно не только это. Мне вспомнилась аналогичная подозрительная история с Вадиком-Гадиком. Это наш дворовый бизнесмен. И к тому же жулик. Его никто не любит. И когда он в нашем дворе на детской площадке поставил пивной ларек, то у него почему-то три дня не заводилась его нехилая иномарка. К Вадику приезжали лучшие автомеханики столицы. Они обследовали машину, как толпа профессоров сложного больного. А диагноз оказался самый простой: кто-то засунул в выхлопную трубу помидор. И теперь я знаю - кто! Но не скажу.
– И чего же в нашу выхлопную трубу закатилось? - прямо спросил я Алешку.
– Откуда я знаю? - невинно пожал он плечами. - Может, яблоко. Может, еще что… Что ты ко мне пристал?
…Когда мы вернулись в наш стан, то застали там великую картину.
Папа и дядя Федор торжественно стояли рядом - удочки, как винтовки, на плече, - а между ними - ведро, полное живой рыбы. Она вовсю хлестала своими хвостами. А мама задумчиво улыбалась.
– Вот так вот! - сказал папа, когда мы подошли к ним. - И не на какую-то там губную помаду, а на самый обычный хлеб. И еще штук десять, самых крупных, сорвалось.
Так, в нашем стане завелись еще одни обманщики. Это меня успокоило, история с выхлопной трубой уже не казалась мне такой криминальной. Уж если полковник милиции, сотрудник российского Бюро Интерпола позволяет себе такие хитрости, то что уж говорить о его жене и детях!
– Где ж вы столько надергали? - для приличия спросил я.
– Все тама, - ответил дядя Федор. - В пруде.
– А вам чек не дали? - спросил его Алешка.
– Иде? - растерялся простодушный дядя Федор.
– В пруде!
За ужином мы объелись рыбы.
– У меня уже плавники вместо рук, - признался Алешка. - Надо теперь на охоту сходить.
– В гастроном, - сказал дядя Федор.
– Кстати, об охоте, - совсем некстати вспомнил папа. - Это вы что-то в монастыре хлопнули?
– Неужели ядро взорвалось? - всплеснула руками мама.
– Ядра не взрываются, - буркнул Алешка и почему-то смутился.
ЯДРА ВСЕ-ТАКИ ВЗРЫВАЮТСЯ!
Мы еще спали, а мама уже успела сбегать в Пеньки и принести оттуда яички, редисочку, огурчики, всякие зеленушечки, молочко и две свежие новости. Свежей, чем огурчики.
Сквозь сон мы слушали, как она эти новости рассказывает папе и дяде Федору. Мама их кормила пораньше завтраком, потому что скоро должен был приехать обещанный участковым «уазик», чтобы отбуксировать нашу капризную малышку в мастерскую.
Первая новость нас не заинтересовала. Для нас она уже не была новостью, и мы ее чуть только прослушали сквозь сладкую дремоту.
– Слышали, вчера грохнуло? - говорила мама. - Редисочки возьми, дядя Федор, отличная редиска, красная с белым кончиком называется. Так это в монастыре взорвался склад боеприпасов. Мальчишек туда не пускать, слышишь, отец? Давай я тебе огурчик посолю. Взрыв был страшной силы. В соседнем городе несколько кварталов снесло. Но жертв и пострадавших нет. Яичницу будете или всмятку вам сварить?
– Ничего не понимаю, - признался папа. - Редисочка грохнула… Огурчики всмятку… Яичница страшной силы. Дядя Федор, ты врубился?
– А чего тут понимать-то? - удивился дядя Федор. - Все ясно. Два квартала всмятку. Целая яичница боеприпасов. Все ясно. Это наши пацаны натворили. Больше некому такой ущерб создать. - И он так громко хрустнул редиской, что я даже вздрогнул.
– Вот вредина, - пробормотал Алешка, не открывая глаз.
– Но самое интересное, - взахлеб продолжала мама, - иду я полем, еще в Пеньки…
– Ты только по порядку, - попросил папа. - И не увлекайся подробностями, вроде редисок всмятку.
Мама помолчала. То ли обиделась, то ли собиралась с мыслями.
– Иду я, значит, в Пеньки. Утро такое славное. Солнышко светит…
– Птички щебечут, - подсказал папа.
– Да, - удивилась мама. - А ты откуда знаешь?
– По радио говорили, - буркнул дядя Федор и хрустнул редиской. - Еще третьего дня. В Курске.
– Я могу и не рассказывать, - пригрозила мама. - Вам же хуже.
– Кто его знает, - задумчиво изрек дядя Федор, - от чего вреда меньше, а пользы больше?
– Ты только про взрыв больше не рассказывай, ладно? - тихонько так попросил папа. - А то страшно очень.
Тут они все рассмеялись, а мама звонче всех. Она умеет не обижаться на шутки.
– Иду я, значит, в Пеньки…
– Рассказывала уже, - хихикнул и Алешка. - Два раза.
– …А навстречу мне плетется дед Степа с клюкой. На пруд, говорит, пошел, лечиться. Грязевые ванны принимать. И что вы думаете? Иду уже из Пеньков - опять дед Степа навстречу. Бегом. Мчится как сумасшедший спортсмен. Я сначала испугалась, думала, за ним Васька гонится. Нет, сам по себе дед мчится. И на бегу чихает во все горло.
– Я ж говорил, - опять хихикнул Алешка, - что он забегает. Как миленький. Еще и чесаться начнет. Во всех местах.
В общем, интересно день начался. А тут еще участковый приехал, на «уазике». Вежливо со всеми поздоровался, а папе доложил:
– Товарищ полковник, я все необходимые документы собрал и подготовил. Завтра в суд передаем. Так что, думаю, очень скоро гражданину Чашкину придется потесниться с чужой площади.
– Чего-чего? - взвыли мы с Алешкой так, что участковый даже немного в сторону от нас отскочил. - Какой Чашкин? Гаишник?
– Вы что-то путаете, ребята, - сказал участковый. - Я здесь всех инспекторов ГАИ знаю. Никакого Чашкина среди них нет. - Он немного подумал, а потом добавил: - А этот Чашкин, он владелец автомастерской. И к ГАИ никакого отношения не имеет.
– А он какой из себя? - спросил Алешка. - Мелковатый такой? Вроде меня?
– Чуть побольше, - улыбнулся участковый. - На два пальца.
Вот это номер! Значит, это мелкое Пугало вовсе не милиционер. Он только мундир позорит. И значит, это он выгнал Хлястика из его квартиры и из его монастырской башни. Вот гад! Тут уж я полностью одобрил Алешкин фокус с машиной. Не уедем мы отсюда, пока не разберемся с этим негодяем. Мелким, но злобным.
– Ну, что, вы готовы? - спросил участковый дядю Федора. - Едем?
– Ага, - сказал дядя Федор, цепляя трос. - Давно пора. Я уже соскучился без руля.
Он сель за руль «фордика», а папа зачем-то забрался в «уазик». И вдруг мы там увидели знакомый облик нашего архитектора. Он улыбнулся нам и помахал рукой.
– А это кто с вами? - нахально спросил Алешка участкового.
Участковый подумал и сказал:
– Попутчик. - И сел за руль «уазика».
И они медленно, включив аварийные мигалки, поехали к шоссе. А мы с Алешкой задумчиво смотрели им вслед.
– Жаль, они нас не взяли, - сказал Алешка. - Мы бы там пригодились.
Что он имел в виду, я понял позднее.
Папа вернулся довольно скоро, а дядя Федор остался с машиной, в мастерской.
Мы позанимались всякими хозяйственными делами. Попробовали удрать в монастырь, но мама категорически нас не пустила.
– Он и так разрушен веками и людьми, - сказала она. - Пусть еще постоит.
И она пошла к шоссе, на рыбалку.
Вернулась мама вместе с дядей Федором. Мы еще издали увидели, что он задумчиво скребет в затылке. Чем-то очень озабоченный. Вернее - озадаченный.
– Ну дела, Саныч, - сказал он папе. - Ну и машина у вас. - Он, видно, забыл, что эту машину сам построил. На свалке.
– А что такое?
– Взорвалась, вот что.
– Как взорвалась? - вырвалось у мамы. - Совсем?
– Не, даже как бы не взорвалась, а как бы выстрелила. Так ахнула! Одну стенку в мастерской насквозь пробила. Во такая дыра, - и он показал свой кулак.
