— Здесь, здесь, все здесь, — ответил кто-то.
Колька пробился вперед, заглянул в щель и увидел вагоны-теплушки. Люди шли по ту сторону вагонов, в просвете возле колес мелькали ноги.
— Казик! — закричал Колька.
Соседки женщины тоже стали звать своих. И тогда кто-то выглянул между вагонов, помахал рукой. Кто там, в темноте невозможно было различить, но он помахал, и каждый признал в нем своего. Женщины закричали громче, и Колька тоже закричал во всю мочь:
— Я здесь! Я здесь! Казик, пиши мне, Казик!
Тот, что стоял на сцеплении между вагонов, спрыгнул на противоположную сторону, побежал торопливо. У вагонов больше никого не осталось. И почти тотчас паровоз тихонько свистнул, вагоны сдвинулись и поползли.
— До свидания! — закричал Колька. — До свидания!
— Счастливого пути! — закричали рядом с ним.
Кто-то заплакал. Стояли до тех пор, пока не утихло вдалеке торопливое постукивание колес. Растянувшись длинной цепочкой, пошли к вокзалу. Обгоняя всех, Колька побежал вперед и приостановился. Самым первым шел старик, Колька узнал его. Это был тот дед, который продал ему шубу. Отчего-то сробев, Колька побрел следом. Было и радостно от встречи и чего-то боязно. Он долго присматривался, ошибки не могло быть: та же шапка с бархатным верхом, та же трость с белым костяным набалдашником. Возможно, почувствовав, что на него смотрят, старик обернулся, и Колька сказал:
— Здравствуйте.
— А, здравствуйте, — ответил старик, пропуская Кольку вперед. Но Колька не шел.
— Я вас знаю… Это я купил у вас пальто, вот это, помните? — смутившись, сказал Колька.
— А, как же, как же, помню, — оживился старик, с интересом осматривая Кольку. — Вы?.. Здравствуйте! Очень приятно. — Он взял Кольку под локоток и повел. — Очень приятно!.. Я вас сразу узнал.
— У меня тогда денег не хватило. А теперь я вам могу отдать.
— Да? Ну хорошо, это мы еще успеем.
— Вы дайте мне ваш адрес, я принесу.
— Обязательно. — Кажется, старик очень обрадовался Кольке, будто родному. — Ну, рассказывайте, как вы живете, очень интересно. Расскажите!
— Да хорошо живу.
— А на работу устроились? Где работаете? — Колька ответил.
— Кем? — Колька чуть замешкался.
— Да вообще-то… водопроводчиком.
— Что значит «вообще-то»? — возмущенно спросил старик, внимательно и строго посмотрев на Кольку. — Вы должны с гордостью произносить: «Водопроводчик!» Нет плохих работ и хороших, а есть плохие работники и хорошие. К любой специальности надо относиться с уважением. Казалось бы, самой незначительной. Ну, расскажите, расскажите подробнее, как вы работаете, что делаете? Батенька, это же так интересно!
И Кольке стало как-то очень хорошо от этих слов. Он рассказывал, а старик внимательно слушал и тем временем осматривал на Кольке пальто, даже изредка касался воротника пальцами. Пока говорили, подошел трамвай.
— А вот и мой номер, — сказал старик. — Ну что же. Вы — молодец! Все это очень интересно. Было бы время, мы с вами еще поговорили, но надо ехать. Извините великодушно! Всего вам доброго, молодой человек! Может быть, еще встретимся. — И он направился к трамваю. Но вдруг приостановился, будто что-то вспомнив. — А между прочим, молодой человек, ведь вы обознались. — И он усмехнулся, как бы извиняясь за Колькину ошибку. — Я никогда не продавал вам это пальто. Действительно, я продал точно такое же, но не вам. Тот паренек был серьезным, умел ценить хорошие вещи и, я думаю, никогда не допустил бы, чтобы на спине у его пальто прогорела дырка.
И с этими словами старик вошел в трамвай. Ошарашенный услышанным, Колька еще долго стоял открыв рот и растерянно смотрел на удаляющийся вагон.
Мы работаем на вышке. Она надстроена над пятиэтажным корпусом нашего цеха. Ее верхняя площадка открыта и продувается ветром. Ветер теплый, вешний. Он дует от Невы, пошевеливает полы брезента, которым обернуты антенны.
Нева совсем рядом, синяя, чистая. А еще несколько дней тому назад по ней шел лед.
За Невой город. В противоположную сторону от завода, за полем, лес. Он все еще темен, сумрачен, и лишь по горизонту, где висят сизые чубчики паровозных дымов, запылился первой зеленью.
А над нами небо. Холодно-нейлоновое, голубое. Однотонное, как на плакате.
Каждый раз, поднявшись на вышку, мы останавливаемся у перил. С минуту смотрим вниз. Почему-то хочется привстать на носочки, вытянуться и крикнуть во все горло или швырнуть чем-нибудь вниз.
Но бросать запрещено. Правда, когда на вышке нет начальства, изредка мы нарушаем запрет.
А сегодня я видел, как само начальство, наш глубокоуважаемый шеф Женя, выйдя на площадку, вдруг присел у перил, высунув кончик языка, прицелился и стрельнул куда-то монеткой.
Женя сухой и длинный. Ходячая макаронина.
— Ну как дела, ребята? — спросил Женя, подойдя к нам. — Сколько блоков настроили?
Я ответил.
— Сейчас вам еще привезут. Характеристики направленности снимали?
— Снимали.
— Покажите-ка графики.
Женя сел на перевернутый ящик, стал рассматривать графики. Покусывал верхнюю губу.
— А погодка сегодня великолепная! Правда, Евгений Леонидович? — сказал Витя. — Отличный денек!
— Угу.
— Погода шепчет — бросай работу, бери расчет! Тепло!
Витя откинулся, подставив лицо солнцу.
— Подай, пожалуйста, плоскогубцы, — попросил я.
— Сам возьмешь, — ответил Витя, ногой подтолкнув мне плоскогубцы.
— А тебе разве трудно?
— Нет. Но подобные просьбы меня могут утомить. А вон посмотри, кто идет.
Я взглянул вниз и увидел Инну. Она шла по заводскому двору к соседнему зданию. Шла быстро, легко. Витя заложил пальцы в рот и пронзительно свистнул.
Но она не оглянулась. Она даже не замедлила шаг, будто не слышала.
И правильно, Инка! Молодец! Так и надо! Я не люблю женщин, которые оглядываются, когда им свистят.
Я смотрел на нее до тех пор, пока она не скрылась за дверями.
— Ну что, сегодня, наверное, опять в кино поведешь? — спросил Витя. — Ты ее очень-то не балуй. И будь бдительным. Держи ушки топориком. А то она тебя цап-царап — и приведет к общему знаменателю. Она это может! Вредная дамочка, хоть и моя сестра! Будет точить, точить, как сверло, пока своего не добьется!
— А что же она тебя не привела?
— А я как вода, меня сверли не сверли — толку не будет!
Витя улыбнулся.
До чего же они с Инкой похожи друг на друга и какие разные! Витя — вон он какой! Дяденька-автобус. Округлые плечи, мускулистые руки, грудь, как говорят, колесом.
А Инка тонюсенькая, быстрая, летящая. И вся уголками, уголками.
Женя отложил графики.
— Ну что ж, наконец-то стало получаться, — сказал Женя. — А там, внизу, «молнию» повесили.
— Какую «молнию»?
— Для нас. «Товарищи с вышки! От вас зависит выполнение плана!»
— Лихо! — воскликнул Витя. — Да мы и так вкалываем как проклятые, не разгибаясь! Мы ж еще никого не подвели. Какое сегодня число? — Он по пальцам пересчитал оставшиеся дни. И Женя тоже посчитал. А потом пересчитал еще раз.
— Немного осталось! — сказал Женя. — Но успеть нужно. Я был у главного. Обещал. Придется поднажать, а? Как?
Он светлыми внимательными глазами посмотрел на нас. Глаза спрашивали. И мы молча кивнули: «Поднажмем!»
— Наука требует жертв!
И мы снова кивнули: «Так точно!»
— К тридцатому — кровь из носа! — а надо сделать.
«Бу сделано!»
— А теперь давайте посмотрим вместе. Что бы здесь еще такое?
Женя поддернул брюки на остро выступающих коленях, присел у осциллографа.
На вышку поднялся лифт. Из кабины вышел дядя Саша. Руку горсточкой поднес к кепке.
— Мое почтеньице! Принимайте товар, парни!
— А там еще много осталось? — спросил Витя.
— Полно.
Дядя Саша осторожно взял Витю за рукав, отвел в сторону.
— Как Анна Ивановна, Виталий?
— Мама? — Витя выпрямился и сразу же стал серьезным. — Вчера выходила гулять. Правда, всего на полчасика.
— Ей надо бы куда-нибудь поехать, на воздух.
— Обязательно надо! Ведь она три месяца не вставала!
— Н-да, у человека всего по два: две руки, две ноги. А вот сердце — одно. Такой нужный комочек — и один. Никогда бы я не подумал, что она может вот так… Никогда! Такой орел была смолоду!.. Зайду в завком, поговорю насчет путевки в санаторий. Может, что-нибудь выхлопочем.
— Спасибо, дядя Саша.
— Возможно, вечерком я к вам забегу. Только ты подожди, раньше времени ей не говори. А то вдруг на работе задержусь или что-нибудь. Получится вроде как неудобно.
Дядя Саша сутуловат, кривобок на правую сторону. Левая лопатка у него выше правой, треугольником выпирает из-под пиджака. Волосы серые от седины, брови густые и лохматые.
