– Прискорбно, – покивал Евграф Андреевич, – когда столь великая нация скатывается в хаос.
С первыми звуками менуэта на площадке перед зданием дворянского собрания начались людские посиделки. Кучера составили кареты своих господ в рядок, а сами вместе с выездными лакеями собрались в два кружка по соседству. Многие из них бывали здесь не однажды, знали друг дружку, приятельствовали, порой поругивались.
– Что, Стёпка, когда полтину отдашь? – спрашивал соседа рыжий кучер.
– Каку полтину? – таращился на него лысый, как колено, Стёпка. – Я ить тебе, Михась, всё до зёрнышка овсом возвернул.
– Врёшь! – посмеивался рыжий Михась. – Отдай полтину.
Другие поминали житьё-бытьё у своих господ: ругали их почём зря или, наоборот, хвалили. Меж третьими шли сугубо профессиональные разговоры – как коней ковать, как смотреть да лечить. Четвёртые и вовсе вели задушевные беседы – кто о Боге, а кто и о красных девицах.
В лакейском кружке также говорили о разном. Одни только слуги княжны Залесской не принимали ни в чём участия. Кучер в чёрном дремал на козлах. А ливрейные лакеи и вовсе не слезали с запяток – как приехали, так и стояли истуканами.
– Ишь, кака барыня у них строгая, – решили в лакейском кружке. – Ровно солдаты на карауле поставлены, не шелохнутся.
– Дурни! – заметили в кучерском кружке. – Барыня их давно голову в танцах завертела и уж не помнит, где они такие у неё есть. Чем строже баре, тем напротив требуется каждую вольную минутку себе на роздых пускать. Иначе беда.
Лакеи не согласились. Спор по этому поводу кончился тем, что рыжий Михась вместе с лысым Стёпкой силой стащили чёрного кучера с козлов.
– Поди к нам, разомнись, – звали они наперебой его к своему кружку.
Тот не шёл. Как спрыгнул с козлов, так и застыл. Но только словно очнулось в нём нечто. Глазки живо забегали по сторонам, а коротенькие усишки встопорщились, выдавая хитрую усмешку.
– Чего же ты нейдёшь? – дивился лысый Стёпка. – Мы, чай, не кусачие. Поди.
– Да он глухой али немой? – предположил рыжий Михась. – Он тебя не слышит и сказать ничего не могет. Ты ему, Стёпка, на пальцах обскажи.
Пока приятели веселились и веселили других, кучер княжны как-то незаметно сантиметр за сантиметром сжевал всю свою упряжь. Надо пояснить, что крысы, к племени которых принадлежал преобразованный любимец младшего из Лозовичей, существа, весьма любящие чего-нибудь погрызть. Таким образом, они стачивают свои передние зубы. В противном случае их резцы за год способны вырасти до двух метров.
Расправившись с упряжью, чёрный кучер невольно освободил шестёрку мышастых лошадей. Недавние мышки, которые и без того смерть как проголодались, сидя в жбане, тотчас набросились на карету и принялись выгрызать в ней пребольшущие дыры. Мы то знаем, что они ели сочную и сладкую тыкву. И мыши это знали. Но со стороны картина выглядела ужасающей – громадные кони рвали карету на куски и чавкали не хуже бегемотов. И только ливрейные лакеи с безучастным видом по-прежнему стояли на запятках и длинными липкими языками ловко ловили пролетающих мимо мух.
Вначале кучера с лакеями оторопели.
– Чего энто с ними? – спрашивали они друг друга, пожимали плечами и в страхе не двигались с места.
Но когда чёрный кучер взялся грызть упряжь соседней кареты, которой правил рыжий Михась, Михась не стерпел.
– Мужики! – крикнул он, переборов страх. – Да энто нечисть! Ей Богу, нечисть! В батоги её!
Засвистели в воздухе плети, и худшие опасения подтвердились – нечисть исчезла вместе с каретой, как будто ничего и не бывало. На самом деле, едва ударили плети, с хозяйством княжны Залесской произошло обратное преобразование. В мгновение ока кучер стал крысёнком, кони – прежними крохотными мышками, лакеи – жабами. От тыквы же осталось жалкая недоеденная корочка. В полутьме и в горячке напуганные люди этой малости, конечно же, не заметили.
– Прискорбно, – вздохнул Евграф Андреевич, – что французы дошли до такого унижения.
Шурка просмотрел историю Франции до конца 18 века и содрогнулся. Оказалось, что через три года в Париже начнётся революция, и следом из-под ножей гильотин[164] покатятся головы сотен тысяч французов. Потом Франция начнёт воевать с Австрией, Пруссией, Германией, Египтом, Италией, Англией, Португалией, Испанией и в начале 19 века захватит едва ли не всю Европу. Прольются реки человеческой крови. Под занавес Наполеон попытается завоевывать Россию. Вспомнив ужасный 1812 год, Шурка помрачнел.
– Есть опасность, – сказал он грустно, – что, униженные сами, они завтра станут унижать других.
– Ого, – удивлённо посмотрел на него майор. – Но позвольте спросить, откуда такие сведения?
– Это моё личное мнение.
Не говорить же, в самом деле, что он всё знает наперёд.
– Посему, – заключил Шурка, – надо быть начеку и готовиться к защите своего отечества.
– Мда, – ещё более удивился Капищев, – вы, я вижу, патриот. Похвально.
– Есть маленько, – смутился Шурка.
– А мне сказывали, что вы и сами масон, – вдруг огорошил его городничий.
– Врут, – твёрдо заявил князь.
Глянул сердито на городничего, и городничий тотчас понял, что на самом деле врут.
– Охотно верю, – рассмеялся он. – Но токмо побожитесь, что вы не вольтерьянец и не мартинист[165].
– Да вот вам крест, – перекрестился Шурка и, решив загладить свою вину за ушибленный нос Евграфа Андреевича, предложил: – Хотите ваше сиятельство[166] уберу?
– Кого, куда уберёте? – испугался городничий.
– Ваше сиятельство, которое сияет меж глаз, – улыбнулся Шурка и легонько дотронулся до синяка.
В следующий миг припухлость на носу Капищева исчезла, а вместе с ней и багрово-синий отёк.
– Браво, князь! – вынул из кармана крохотное зеркальце городничий. – Вы и в самом деле кудесник.
– Вот видите, – обрадовался Шурка. – А вы – масон, масон. Я больше по врачебной части.
– Как же вы это делаете?
– Да всё просто. Когда вас ударили, лопнули капилляры – мелкие кровеносные сосуды, которые находятся под кожей. Вылившаяся из них кровь пропитала ткани носа, поэтому и синяк появился. Организму нужна как минимум неделя, чтобы очистить травмированное место от вылившейся из капилляров крови. Я же ускорил очистительный процесс в сотни раз, для чего все ваши силы направил на спасение ушибленного носа.
– Ишь ты! – восхитился городничий и показал на кружащегося в вальсе Леру. – А попутчик ваш, иноземец граф Леркендорф, тоже не масон?
– С чего вы взяли? Да он за родину ещё больше, чем я. Вы не смотрите, что у него акцент и фамилия такая.
– Дивное дело, – с ещё большим интересом посмотрел на Леру майор. – Мы тут схватили двоих, под персидских купцов работали. А на поверку выходит настоящая немчура. Уж больно грамотные – премножество языков ведают. Но твердят, что птичкой певчей торгуют, и всё тут. Врут ироды. А сами в тот же час на вас указывают, что вы, мол, с графом и есть масоны.
– Каковы плуты! – возмутился Шурка.
– Верно, князь, – обрадовался городничий. – Истинные оборотни. Не далее как вчера стражник обнаружил, что в холодной замест сих арестантов бобры обретаются. Стражника на предмет употребления хмельного зелья проверили – чист, подлец, аки ангел Божий. Вошли с приставом в камеру. Сидят там, как ни в чём не бывало, арестанты наши и эдак сладко улыбаются. Токмо, смотрю, один всё бок трёт, будто его ударили. Я их к лекарю на обследование. Тот глянул и ахнул. Спрашивает, с каких таких пор в съезжей избе зверствовать стали. А ведь купчин никто и пальцем не трогал, ежели не считать двух затрещин, коих я им в трактире отвесил. А тут ведь сплошная синь от побоев. Я к ним с вопросом: кто вас так?
Отвечают: никто. А ныне с утра приходит лекарь к персякам, а у них на теле ни царапинки. И токмо у толстого на голове две шишечки, аккурат там, где у чертей рога растут. Чудеса! А стражники толкуют, что они-де на самом деле натурально бесы заморские. И по всему выходит, что они масоны и есть. Те ведь тоже с нечистью якшаются.
– Что вам дались эти масоны? – заинтересовался Шурка. – Где ни послушаешь, везде только и говорят о них, их только и боятся. Кто они такие?
Глава города внимательно посмотрел в честные Шуркины глаза и снисходительно усмехнулся.
– Донесение мне было из столицы, – признался он. – Указано смотреть за передвижением иноземного люда. Особо за теми, кои следуют в Санкт-Петербург, Москву, Могилёв, Харьков, Кременчуг, Казань, Вологду и Орёл, ибо во всех этих городах имеются русские масонские ложи. К ним из государств европейских, того и гляди, могут сообщники прибыть.
