В ту же минуту, словно на заказ, из-за поворота дороги выехала бричка Переверзевых. На козлах, неестественно сгорбившись, сидел молодец Сенька. Правда, на молодца он теперь походил менее всего. Друзья бы его вовсе не признали, не окликни он их сам. На Сеньке вместо его праздничной сатиновой рубахи был надет какой-то задрипанный невзрачный полукафтан синего сукна, да на самые глаза надвинута шапка.
– Доброе утро, барчуки, – поздоровался он.
Заметил пачку ассигнаций и покосился на пустынную дорогу: – А я за вами. Марьян Астафьевич вас желает видеть. Мировую зовут принять.
И Сенька показал рукой на сиденье позади себя.
– Перебирайтесь, враз домчу.
Обрадованные таким поворотом дела, друзья расплатились с извозчиком, и пересели в помещичью бричку. Развернув коня, Сенька погнал его обратно к усадьбе.
– Выкупим Лозовичей, напишем им подорожный билет[174] в Томск или лучше в Иркутск, – вполголоса стал стоить планы Шурка, – а самих отправим в наше время.
– Зачем тогда билет? – пожал плечами Лера.
– Чтобы инопланетян со следа сбить. Если они расканареятся и узнают про Лозовичей, то обязательно начнут их искать.
– Чтобы на нас выйти? – понял Лера.
– Ну, да. Фу-Фью за ними хоть куда поедет. Вот мы следы и запутаем.
Тут бричку хорошенько тряхнуло на ухабе, и друзья, наконец, заметили, что Сенька везёт их вовсе не к усадьбе, а к обширной лесной чащобе, что раскинулась в стороне от имения.
– Куда это ты? – поинтересовался Шурка.
– А в охотничий домик, – пояснил, не оборачиваясь, молодец каким-то чужим голосом. – Там вас Марьян Астафьевич и дожидается.
Всё это было более чем странно. Но друзья, увлечённые планом спасения Вари и её семейства, не придали этому значения. Лишь когда бричка заехала в самую глушь и лошадь остановилась, мальчишки насторожились.
– В чём дело?
– Далее дороги нет, – спрыгнул с козлов и нехорошо ухмыльнулся Сенька. – Далее пешочком надоть пройти. Вот тут как раз по тропинке, а там и домик охотный.
Пропустив господ, он пошёл следом, безмолвный и громадный. Только шумно вздыхал, словно бы решаясь на нечто непозволительное. Лера, за спиной которого топал сапожищами Сенька, почуял неладное и на всякий случай отпустил свой левый глаз на свободу. Глаз незаметно взмыл вверх и теперь летел над ними, пристально наблюдая за молодцом.
Мальчишки шли не оборачиваясь, нарочито весело напевая песенки. И когда отошли далеко от повозки, Лера увидел, что Сенька достаёт из-за пазухи здоровенный острый нож. Вот он крестится, прибавляет шагу, замахивается…
В следующий миг Лера прыгнул влево от тропинки, а Шурка – вправо. Молодец застыл в растерянности, не понимая, отчего убежали его жертвы. Между тем в лесу стали множиться загадочные звуки. Раздался невдалеке треск, и оттуда, гулко ступая по земле, двинулось нечто большое и тяжёлое. Такое тяжёлое, что земля гудела от поступи. Не успел Сенька понять, что же это может быть, как с противоположного боку раздалось «шмяк-шмяк», и после паузы опять «шмяк-шмяк». Пятясь, молодец в ужасе озирался по сторонам.
– Нечистики, ей-ей, нечистики, – шептал он и был едва ли не прав.
Вдруг на тропинку вышел, преграждая ему путь к отступлению, многопудовый валун.
– А-а! – придушено взвыл Сенька и тотчас увидел, что с другой стороны тропинку перекрыл громадный муравейник.
Глаза его от страха готовы были выскочить из орбит.
– Вот тебе и кара Божья! – громыхнул из кустов динамическим басом Лера.
– Помилуйте мя! – упал на колени молодец. – Не лишайте живота! Бес попутал!
Тогда из леса вышел Шурка, хлопнул в ладоши, и валун с муравейником, тяжело переваливаясь, подошли к Сеньке вплотную.
– Царица небесная! – заплакал и затрясся тот.
– Молчи, ирод! – прикрикнул на него Лера. – Говори лучше, зачем убить нас хотел?! Барин приказал?!
– По собственному почину, – застонал молодец. – Не ведают они.
– А где сам Переверзев?
– На аукцион поехали, Никишку Лозовича с семьей распродавать.
– На аукцион?! Какой аукцион?! – воскликнул потрясённый услышанным Шурка. – Где этот аукцион?!!
– Да как завсегда, в доме купца Василевского.
– Значит, Марьян Астафьевич не собирался мириться?
– Как же, держите карман шире, – решив, что опасность миновала, осклабился Сенька. – Да он вас, как куропатку, пристрелит. Им не впервой. Нервы железные. Дождутся, покудова противник не сдержится и стрельнет издалёка, а после подойдут к самому барьеру и в упор – бах! И нет супротивника! Токмо дырка в голове.
– Вот изверг, – заметил Лера.
– Я тута ни при чём, – склонил голову Сенька. – Отпустите с миром. Я ить без зла. Денег желал добыть. Всё одно вам помирать – не ныне, так завтра. А мне капитал нужон. Дело своё поставить да Варьку Лозовичскую выкупить в жёны.
Услышав про Варю, Шурка даже покраснел от злости.
– Ах, ты! – вскипел он. – Да я тебя! Да я!..
И он так глянул на Сеньку, так сверкнул очами, что молодец вдруг вспыхнул весь от пяток до макушки, словно и не человек был, а сухой порох, и вмиг обернулся вороным[175] жеребцом. Лера ещё ничего не успел сообразить, а Шурка уж и сам превратился в худого, как смерть, человека, затянутого в чёрный и длинный до пят редингот[176]. Глаза его были пусты, точно свинцовое небо зимой, а лицо такое мрачное и каменное, что Лера невольно поёжился.
В следующий миг человек в чёрном вскочил на спину вороного жеребца.
– Вперёд, Себастьян! – гикнул он страшно и дал недавнему Сеньке таких шпор, что жеребец взвился на дыбы и рванул с места в карьер[177].
В доме купца Василевича было шумно. Меж выставленных на продажу крепостных прохаживались местные и заезжие помещики. Кто просто глазел, другие приценивались – смотрели зубы, щупали мускулы, будто это были не люди, а лошади. Среди прочих стояла в оцепенении и ждала своей горькой участи семья Лозовичей.
– Хороша девка, – остановилась напротив Вари толстенная вдова титулярного советника.
Это была та самая помещица Ильина, которая распродала целую деревню ради одного модного платья.
– Толку-то от неё, – заметил следовавший за Ильиной управляющий. – В хозяйстве, Аида Акимовна, мужики надобны.
– Знамо[178] дело, – согласилась вдова, – токмо мне девка потребна – пятки чесать да постель греть в студёные ночи.
– Молода зело, – оглядел Варю управляющий. – При панском доме не жила, горничному делу не обучена.
– Ничего, вырастет, а по дому убираться наука нехитрая.
Помещица отошла к стоящему в сторонке хозяину и неожиданно указала на старшего Лозовича.
– Соседушка, в какую цену сей мужик?
– 360 рублей, – объявил Марьян Астафьевич.
– Что ж так дорого? – удивилась вдова.
– Долгами обременён. Да вы на товар посмотрите, он того стоит. С нынешнего года уж и за рекрутов по такой цене платят.
Помещица сокрушённо покачала головой.
– А девка малая почём? – между прочим, спросила она, словно и не интересовала её Варя.
– Девку за 100 рублей отдам.
– Эко заломил, – скривилась Ильина. – Уступите за 50.
– Не могу, ей-богу, не могу – долги.
– Сбросьте хоть сколько по-соседски.
– Берите за 90.
– 60 рублей.
– 80.
– 70.
– Ладно, – сдался Переверзев, – по рукам.
– По рукам, – обрадовалась помещица и обернулась к управляющему, который носил за ней ридикюль с косметикой, нюхательными солями, визитками и деньгами.
Но тут в помещение вошёл чёрный человек с каменным лицом и так глянул на вдову, что её тотчас начала бить икота.
– Ёк-споди! – икнула и перекрестилась она.
Плюнула через плечо и лишь потом сунула руку в сумочку за деньгами. Далее произошло невероятное – ридикюль ожил и, словно злобная собачонка, впился в руку Аиды Акимовны.
– Ай-яй-яй! – взвыла она в испуге и стала лихорадочно трясти кистью, пытаясь высвободить зажатые пальцы.
Но ридикюль держал мёртвой хваткой. К взывающей о помощи Ильиной бросился её управляющий на пару с Марьяном Астафьевичем.
– Ишь ты, – удивился управляющий. – Ридикюль-то из самого Парижу завезен. Право слово, и характер у него французский – горячий.
Подошли остальные покупатели.
– Знамо дело, тут имеется потайная пружина, – предположил кто-то, знакомый с механикой. – Надо человека с клещами позвать да разжать замок.
Тотчас явился приказчик купца Василевича с инструментом.
Увидев это, мужчина в чёрном рединготе даже зубами скрипнул. Следом вдовья сумочка зарычала, словно собака.
– Забавный у вас ридикюль, – заметил Переверзев. – Тонкая работа, видно, и стоит немало.
Польщённая вдова загадочно улыбнулась. Между тем, ридикюль ухватили железными клещами, и он, наконец, открылся.
