Всё пропало
В тюремном коридоре раздались шаги. Инопланетяне прислушались.
– Тимофей, – говорил один из стражников, – не слыхал ли об аукционе?
– Не слыхал, у кума гостевал в Замосточье.
– Сказывают, человек в чёрном объявился и единым махом семью Лозовича выкупил от мала до велика. Да сказывают, денег отдал не меряно помещику Переверзеву.
– Энто отставной подпоручик, что в суде заседает?
– Он самый. А после, когда уж купчую составили, обнаружилось, что человек тот чёрный купил крепостных для князя Захарьевского.
– Энтово я тоже знаю, они из Парижу прибыли.
– Ага. Подпоручик накануне с князем повздорил и на дуэль его вызвал.
– Ох-ти! А чё из того?
– Да как ты не поймёшь. Выходит, князь некий умысел чинит супротив помещика, раз негласно выкупил у него крепостных за такие деньжищи. Тут ясно, как божий день, что дело нечисто. К тому же князь составил на Лозовичей подорожную, в коей указал, что крестьяне его числом четырнадцать душ следуют до града Иркутска. Вот на кой ему сие надобно?
– Могет, он намерение имеет в Иркутске проживать? – предположил Тимофей.
– Дурья твоя башка. Ведь они стреляться желают. А подпоручик, всякий знает, бьёт метко и убьёт князя. Ей-ей, убьёт.
Тут лязгнул засов, и дверь открылась.
– Эй, басурмане! – крикнул, судя по голосу, напарник Тимофея. – Принимай снедь-питьё, да не мешкай!
Отведав обед, посланный им Шуркой, папаша Всюси крепко задумался.
– Хмы, Лозовичи, – посмотрел он на сына. – Это не те, у которых мы преобразованную дубину обнаружили?
– Они, – кивнул Фью.
– Выходит, между твоими подопытными кроликами и этими крестьянами есть какая-то связь. Надо только проследить за ними и дождаться появления строптивых мальчишек.
Фу-Фью заглянул в кувшин.
– Выходит, так. Не хотите ли, папаша, – протянул он кувшин Всюси, – землянского молока попробовать?
Всюси отхлебнул и поморщился.
– Непривычный вкус.
– А мне нравится, – приложился Фью к кувшину.
Дверь камеры вновь открылась.
– Выходи на дознание, – объявил стражник Тимофей и, когда инопланетяне вышли, прихватил кувшин с недопитым молоком.
– А, господа масоны! – встретил их радостным возгласом городничий.
Но в следующий миг благодушная улыбка слетела с его лица.
– Что же вы поклёп возводите на безвинных людей? – спросил он грозно. – На патриотов отечества русского! А?! В Тайную Экспедицию захотели?
– Моя твоя не понимает, – закрутил головой шарообразный Ибн-Ватута.
– А ты? – повернулся Евграф Андреевич к Абу-Фульдуну.
– Вас ввели в заблуждение, – заявил тот. – Мы подданные персидского шаха и знать не желаем никаких масонов. Это есть общество, противное делу аллаха.
– Ишь, как запели, – ухмыльнулся Капищев и указал на стул. – Хорошо же, тогда садись и излагай наиподробнейшим образом: откуда и куда путь держите, где успели побывать и где намеревались быть. Кроме того, укажи…
Но тут его речь прервал грохот в коридоре, примыкающем к дознавательной комнате. По звуку было похоже на падение тела.
– Что такое?! – зарычал городничий и распахнул дверь.
В коридоре на полу лежало обмундирование. И так странно лежало, что, казалось, будто стражник сразу упал, а потом испарился, оставив в полном порядке свой мундир, на котором и пояс имелся, и связка ключей на поясе. Не успел Евграф Андреевич понять, что произошло, как на плечо ему сел жёлтенький попугайчик.
– Разрешите доложить? – обратился он голосом Тимофея и поднёс к голове правую лапку.
У городничего помутилось в рассудке.
– Кыш!! – рявкнул он.
Напуганный попугайчик упорхнул к окну и там, сидя на подоконнике, задумчиво поскрёб коготком в клюве.
– Вот и служи после энтого верой и правдой, – пробурчал он сердито.
У Капищева перед глазами поплыли разноцветные круги. Майор метнулся назад в дознавательную, но и там щебетали какие-то жёлтенькие птички. Персидские купцы пропали. Одежда их, между тем, лежала на лавке, на которой они только-только сидели, словно и они улетучились.
В трактир Шурка вернулся далеко за полдень. Открыл дверь, оглядел харчевню и едва не присел от неожиданности. За одним из столов вместе с его другом Стопочкиным сидел учитель биологии. «Ё-моё! – растерялся Захарьев. – Как он тут оказался? Неужели Лерка напортачил?». В следующий миг Лера его заметил и приветливо замахал рукой.
– Князь, – позвал он, – ходить к нам.
«Странно, – удивился Шурка, – почему он при Пантелеймоне Юрьевиче англичанином прикидывается и князем меня называет? Наверное, биолог нас тоже не узнал».
Приблизившись к столу, Захарьев, не зная, что сказать, в нерешительности стал перед учителем. Со стороны это выглядело забавно – ведь Шурка, как важный барин, блистал роскошными одеждами. А Пантелеймон Юрьевич, наоборот, был одет скромно, и если казался человеком из господского сословия, то самого мелкого и наибеднейшего. Впрочем, никто княжеского смущения не заметил, кроме, конечно, Леры.
– Бывайте знакомы, – хихикнул он, и Шурка окончательно утвердился в мысли, что биолог их принял за дворян.
– Учитель естественных наук, – хитро щурясь, указал Лера на Пантелеймона Юрьевича.
Тот встал и склонил голову на старинный манер. «Что же это такое?» – совсем растерялся Захарьев.
– Учитель малого народного училища Феофилакт Дружинин, – назвался учитель.
– Феофилакт Гаврилович, – уточнил Лера.
Только тут Шурка понял, что перед ним совсем другой учитель, который похож на Пантелеймона Юрьевича, как две капли воды.
– Может, даже дальний родственник, – подмигнул Лера.
Обрадованный таким обстоятельством Шурка отвесил старинному учителю нижайший поклон.
– Давно в сих краях? – вальяжно, как и подобает князю, раскинулся он на стуле.
– На днях прибыл, – сел на своё место Дружинин. – Имею повеление открыть в здешнем граде храм познаний для детей низшего сословия.
– А открытие намечено на 1 сентября? – со снисходительной улыбкой предположил Шурка.
– Чем же сей день примечателен? – удивился учитель. – Открыть наказано 22 сентября, аккурат в день годовщины коронования государыни.
Напыщенность с Шурки словно ветром сдуло.
– А кого учить будете? – совсем уж просто спросил он.
– Да всех, кто желание изъявит. Потому училище и названо народным.
– Верно, это есть только в этот город? – спросил Лера, удивлённый тем, что в царские времена учили бесплатно.
– Отчего же, – с неудовольствием покосился на него Феофилакт Гаврилович. – Наказано малых народных училищ возвести никак не менее трехсот. Токмо в нынешнем годе по уездным да губернским городам откроют ровным счётом 25.
– А что же, до этого вообще ничего не было?
– Ранее отроки в духовных семинариях обучались, коих было немного. А четыре года назад открыли Учительскую семинарию в стольном граде.
– Вы, вижу, недавно на Русь прибыли, – предположил с добродушной улыбкой Дружинин. – Ничего о наших новациях не ведаете.
– Так есть точно. Лондон да Париж, – закатил мечтательно глаза Лера, – жили-поживали, пока к вам не попали.
– Часом не через Австрию ехали?
– А что? – насторожился Шурка, предполагая, что речь опять пойдёт о масонах.
Но учителя политика мало интересовала. Дружинин жил только одним – идеей всеобщего обучения простого люда.
– Могли полюбоваться, – пояснил он, – как в тамошних землях устроено народное образование. Ранее-то у австрияк, как и у нас обучали – через пень колоду. А в останние годы всё преобразилось. И заслуга сия принадлежит Фёдору Ивановичу Янковичу. По происхождению они из сербов. И на самом деле зовут их Теодор, а полная фамилия Янкович де Мириево. Они самые и помогли австрийскому императору устроить школьную реформу, каковых ещё не бывало в мире. Потому Екатерина Великая и призвала их к российскому престолу. Зело Федор Иванович мудры. В 1782 годе они-то на Руси семинарию и открыли, в коей учителей обучают для народных училищ. И я у них учился. Великий человек.
Тут Дружинин трижды перекрестился, одновременно прошептав короткую неслышную молитву за здравие.
– Раньше как было, – продолжил он. – Учитель занимался не с классом, а с каждым учеником в отдельности. Оттого в комнате стояло непрестанное гудение: всяк зубрил своё. А ныне будем обращаться ко всем ребятам. И доска отныне будет одна большая, на коей учитель мелом будет писать объяснения и задания для всех. Также устроим перед уроками переклички с непременным отзывом «здесь». А кто захочет чего спросить или ответить, тот должен поднять левую руку. А ещё будут обязательно классный журнал, экзамены и каникулы…
– Да знаем мы всё это, – отмахнулся Шурка и тут же спохватился, вспомнив, что знать он этого не может.
