– Значит, сработало.
– И слава Богу, – опять растянулся на кровати Лера. – А то, честное слово, жалко этих инопланетян, хоть они за нами и гоняются. Их в съезжей избе пытать бы стали до смерти.
– С чего ты взял?
– Ну, как же: 18 век, палачи, раскалённое железо, и всё такое.
– Да будет тебе известно, – возвысил голос всезнающий Шурка, – что ещё 8 ноября 1774 года Императрица Екатерина подписала секретный Указ, по которому запрещено производить пытку во время дознания. Только указ этот скрывают, чтобы народ продолжал трепетать при угрозе пыткой.
– Что-то я не пойму, – посмотрел на друга Лера. – Городничий кричал про батоги. Значит, он тоже пугал?
Шурка пожал плечами.
– Конечно, пугал. Бьют только по приговору суда, а так ни в коем случае.
– Тогда ты меня зря послушал и Фу-Фью с папашей в канареек превратил, – вдруг заключил Лера.
– Это почему же?
– Канареек может любая кошка слопать. Надо было инопланетян обратно отправить – в тарелочную академию.
– Ты что, не соображаешь? – покрутил пальцем у виска Шурка. – Это же стопроцентная демаскировка. Тутьюковцы нас сходу вычислят.
– А в канареек преобразовывать – не демаскировка?
– Так это же в закрытом помещении.
– Какая разница?
– В помещении – это как камень бросить в ведро с водой, которое крышкой накрыто. Со стороны же не видно, что внутри по воде круги разбегаются.
– А почему в чистом поле нельзя – там же нет никого, только земля и небо?
– На небе как раз и остаются отпечатки преобразований. Только голову подними и сразу увидишь, когда преобразование делали. Потом сдвинулся по времени и, пожалуйста, бери нас тёпленькими.
– Слушай, – приподнялся на кровати и испуганно выглянул в окно Лера. – Но ты же и в саду, и в усадьбе, и в сельце преобразовывал. Выходит, инопланетные академики нас давно могли засечь?
– Теоретически да, а на практике вряд ли. Во-первых, погрешности возникают большие, можно не туда уйти.
– Как это не туда?
– Ну, не в ту эру, не в тот век, не в тот год, даже не в тот час. Во-вторых, они же не знают точно, что это мы преобразовывали, а не какой-нибудь местный колдун. А, кроме того, при малейшей ошибке можно попасть в другое измерение.
– Какое ещё измерение?
– В четвёртое, пятое, шестое, сто двадцатое… Их тут полно – миллионы штук. А вот если мы отошлём на Ту-Тью оканареенного Фу-Фью с папашей, нас сразу найдут. Это то же самое, что отправить письмо с обратным адресом.
На дуэль Марьян Астафьевич явился в гвардейском мундире. Вместе с ним прибыл его секундант, инженерный лейтенант Смольский из расквартированного в городке артиллерийского полка. Также приехал уездный штаб-лекарь Пирошкин.
– Позвольте, господа, – сразу же заявил лейтенант, – объявить условия дуэли.
По его словам выходило, что между барьерами, разделяющими противников, должно быть не более десяти шагов.
– А сходиться вы начнёте на тридцати, – пояснил Смольский.
– А когда можно делать пиф-паф? – поинтересовался Лера.
Губы лейтенанта тронула снисходительная усмешка, но он тотчас прикрыл её ладонью, откашлялся и с самым серьёзным видом повернулся к Лере.
– Стрелять, граф, – сказал он, – можно с любого расстояния, после того как будет дана команда сходиться. Но и после первого выстрела противник должен продолжать идти, пока не достигнет барьера или же пока не прозвучит второй выстрел.
– Кстати, граф, – показал он на Лерину шпагу, – дайте-ка мне ваш клинок.
Взяв Лерину шпагу в левую руку, а свою в правую, Смольский отошёл к ближайшей лужайке и, выбрав бугорок повыше, воткнул первую шпагу в землю.
– Это у нас будет первый барьер, – сказал он, отсчитывая десять шагов, – а это будет второй.
И воткнул в землю вторую шпагу. После этого лейтенант отсчитал от каждой шпаги-барьера в разные стороны ещё по десять шагов.
– Ну-с, князь, – открыл он ящичек с двумя дуэльными пистолями, – за вами право выбора.
Шурка, не гадая, взял тот пистолет, который был к нему ближе. Вооружился и Переверзев.
– Не желаете ли, господа, мировую? – спросил для приличия лейтенант.
Не успел Шурка рта открыть, чтобы согласиться, а Переверзев уже энергично замотал головой.
– Ни в коем случае. Начинаем сейчас же.
Шурка послушно отошёл к отмеченному для него месту. Вид у него был удручённый. Во всяком случае, так казалось со стороны. Марьян Астафьевич, напротив, надменно усмехался и вообще смотрел на противника, как на уже выброшенную и совершенно ненужную вещь.
Выйдя на позиции, дуэлянты повернулись друг к другу лицом.
– Сходитесь! – махнул рукой Смольский, и Переверзев с Захарьевым пошли навстречу, выставив перед собой оружие.
Дуло Шуркиного пистолета смотрело то влево, то вправо, то задиралось к небу, то опускалось долу. Вообще, казалось, что он вот-вот его отбросит и расплачется. На самом деле Шурка ни о чём таком не помышлял и, конечно же, совсем не удручался. Он всего-навсего ломал голову над тем, как победить Переверзева и в то же время его не убить. Поэтому Шурка попросту не видел ни своего противника, ни даже лужайки, по которой шёл. Отсчитывая роковые шаги, он блуждал внутренним взором по бесконечным формулам веществ, составляющих окружающий мир.
В отличие от Захарьева, отставной подпоручик нисколько не думал о последствиях дуэли. За многие годы службы не однажды ему приходилось выходить к барьеру. Да и что значит одна-единственная пуля для боевого офицера, побывавшего в таких переделках, где от летящих ядер свет Божий застилало. Да и вышел бы супротив него опытный стрелок, а то мальчишка, заезжий франт, щелкопёр, который сей же час испугается и выстрелит в воздух. Так и случилось.
Не доходя до барьера добрых три метра, Шурка нажал курок. Грохот и дым заполонили всё вокруг. Но выпущенная им пуля не пролетела мимо. Словно мини-ракета с дистанционным управлением, она обогнула талию помещика и, подобно острейшей бритве, с невероятной точностью срезала пояс. Замкнула кольцо, выскочила через рукав гвардейского мундира и брякнулась на дуло пистолета. К изумлению помещика, свинцовая тушка стала пританцовывать и выделывать незамысловатые коленца, позвякивая металлом о металл. Марьяну Астафьевичу даже почудилась некая мелодия, нечто вроде «птичка польку танцевала, раз – налево, раз – направо». Но лишь дым рассеялся, пуля потеряла равновесие и упала в траву. Следом с Переверзева свалились суконные панталоны, обнажив шёлковое кружевное исподнее бельё.
Лера хихикнул, Шурка улыбнулся.
– Продолжайте сходиться! – напомнил Смольский, увидев, что Шурка остановился и улыбается во весь рот.
– Так ты смеёшься надо мною? – увидев его улыбку, закричал взбешённый помещик.
Вид у него был самый комический. Не только Лера с Шуркой, но уже и лейтенант с лекарем насилу сдерживались, чтобы не расхохотаться. Подхватив свободной рукой штаны, Марьян Астафьевич двинулся дальше.
– К барьеру! – кричал он. – Пристрелю мальчишку!
Дуэлянты продолжили сближение. Переверзев, несмотря на душивший его гнев, всё не стрелял. И только когда Шурка достиг барьера и встал, выставив вперёд правое плечо, чтобы уменьшить площадь попадания, он хладнокровно прицелился в его грудь.
– Ведьмак! Масон! Мошенник! – процедил помещик сквозь зубы. – Аглицкий шпион!
Услышав это, Шурка чуть сам не закипел от злости.
– Ах, ты, эксплуататор! – зашипел он в ответ и хотел, было, запустить в противника тяжёлым пистолетом.
В следующий миг раздался выстрел. Отставной подпоручик бил наверняка. Когда дым от его выстрела развеялся, все увидели, что князь Захарьевский лежит на боку, обливаясь кровью.
– Чтоб у тебя руки отсохли! – в отчаянии схватился за голову Лера.
Пожелание его исполнилось тотчас. Переверзев уронил пистолет, и правая рука его повисла безжизненной плетью.
Пуля ударила под сердце и опрокинула Шурку навзничь. Кровь стремительно окрасила белую рубашку. Подгребая ногами, он только и смог, что повернуться набок – на большее не хватило сил.
Первым к раненому подбежал Лера.
– Шурка! Шурка! – упал он перед ним на колени. – Ты как?!
Захарьев не отвечал, глаза его были закрыты. Следом подошёл уездный лекарь. Увидев расплывающееся красное пятно, протянул скомканный кусок полотна.
– Граф, подложите это под рубашку. Надо остановить кровотечение.
Лера так и сделал. Лекарь тем временем пощупал пульс и сокрушённо покачал головой. Неожиданно Шурка открыл глаза.
– А, Лерчик, – слабо улыбнулся он, увидев друга. – Куда мне попало? Жутко голова кружится.
Лера нагнулся к его уху и прошептал: – Шурик, немедленно преобразовывай, пока не поздно.
