и смотреть телевизор или страдать от похмелья.
Над головой женщины висела камера. На мгновение я задумался: на что сгодится отснятый ею материал? Если я умру в ближайшее время или стану соучастником тяжкого преступления, будет ли полицейский просматривать видео, чтобы найти кадр, в котором я ненадолго захожу в магазин, а потом искать следы страха или злобы на моем растерянном лице? Было глупо, если не сказать – излишне мелодраматично, думать о таких вещах, но я ничего не мог с собой поделать. Позади остались пять дней групповой терапии, где мы обсуждали самоубийства и растерзанные жизни, которые сложно будет собрать воедино, и потому я ждал чего-то непредсказуемого. Благодать или ужас – а это, возможно, одно и то же – настигают без предупреждения, и мне казалось, что настал тот миг, когда Бог должен вновь обратиться ко мне. Скрывать свою сексуальную ориентацию, стоя рядом с отцом, пока тот принимает святой обет, казалось, неизбежно значило навлечь на себя Божественный гнев, обратиться в соляной столб у всех на глазах.
Я зашел в туалет и заперся в последней кабинке. Согласно правилам из справочника мне нельзя оставаться одному даже в туалете: «Если вы намереваетесь посетить общественную уборную, вас должны сопровождать два человека, один из которых должен являться участником программы „Исток“ не менее двух месяцев». Я сразу же понял, зачем наставники сочинили это правило. Привычная для общественного туалета надпись соблазнительно взывала ко мне с лакированной двери кабинки. Рядом с предложением красовался телефонный номер и подпись: Марк. Не знаю почему, но я достал мобильный телефон и вбил туда номер, сохранив контакт под именем «Марк Туалет». Я вышел из кабинки не помочившись и поправил куртку перед зеркалом. Потом повернул запачканную грязью ручку крана, сунул ладонь под горячую воду и пригладил мокрой рукой вихор на затылке. Хотел убедиться, что всё в порядке. Теперь, по крайней мере, я могу сойти за Хорошего Сына.
Я повернул кран и прислушался к наступившей тишине. У меня в кармане лежал талисман, защита от всех бед – номер телефона, который можно было набрать. И даже если я не собирался знакомиться с таинственным Марком, номер останется моим секретом – о нем никто не узнает. Такое приятное чувство – вновь обладать тайной, освободиться от блондина и его дотошных пальцев, – как если бы я получил обратно свою записную книжку и погрузился в таинственный, доступный только мне мир фантазии. Номер Марка взбодрил меня, я расправил плечи, выпятил грудь. И как я раньше не понял, что неприятности возникают лишь тогда, когда говоришь правду?
За день до этого, пока мы заполняли рабочие тетради после упражнений с эмоциями, группе предложили две ситуации, чтобы проверить нашу зависимость от однополого секса. У меня не хватало личного опыта, но я все равно должен был покаяться. Первая ситуация была поразительно похожа на ту, с которой я столкнулся в туалете на заправке.
Обе ситуации, представленные Косби, были комически противоположны, и мне приходилось сдерживать смех, пока я читал. Я даже чувствовал пульсирующее вожделение под раскрытым справочником – к бедрам по знакомому руслу двигалась кровь.
Суббота, вам не надо идти на работу, у вас выходной. Вы прочли на стене мужского туалета, что в три часа туда придет мужчина, готовый сексуально обслужить любого. За пять минут вы сможете достичь оргазма. Вы думали об этом всю неделю. Придете ли вы в это место в три часа?
Те же обстоятельства. Суббота, у вас свободный день. Ваш лучший друг приезжает в город и просит вас пойти с ним на пляж. Вы с ним очень близки, вам есть о чем поговорить. Пойдете ли вы с ним на пляж?
– Будьте честны перед собой, – сказал Косби.
Он стоял в центре комнаты, его грубые пальцы механика едва соприкасались друг с другом, словно он медитировал, как герой книги «Дзен и искусство ухода за мотоциклом». Я смотрел в просветы между подушечками его пальцев и думал о том, что люди на самом деле никогда не дотрагиваются друг до друга, даже когда считают, что соприкоснулись; касание производят электроны. Этот факт облегчил чувство вины, вызванное одним серьезным проступком, о котором я написал этим утром в нравственном перечне (поцелуй со студентом факультета искусств по имени Калеб), и в то же время расстроил меня, ведь тогда получается, что мы живем в мире, в котором иллюзия упрямо диктует нам образ нашего взаимодействия с другими людьми. На эту концепцию я наткнулся в один из своих ночных книжных марафонов; она прозвучала резко и приятно, когда я произнес ее одними губами. Osculation [14]: две кривые соприкасаются, но не пересекаются, никогда не пересекаются. От латинского osculationem – поцелуй. Близость как дешевый трюк, как иллюзия. Но к чему еще одна иллюзия, когда, похоже, весь мир пользуется множеством из них? Каждый новый день, проведенный в ЛД, убеждал меня, что стать натуралом – значит просто выбрать правильное освещение и не смотреть на то, чего тебе не хочется видеть.
– Подумайте, как бы вы поступили в такой ситуации, – продолжал Косби. – Запишите свой план действий. Не спешите. Хорошенько поразмышляйте.
«Это как книжки, где сам принимаешь решения», – подумал я. Только в данном случае неверный выбор неизбежно отправит тебя в ад. В тот день я сидел рядом с Д., смотрел на ковер через окошко его скрещенных в лодыжках ног и думал о том, что неправильный выбор отправит меня прямиком в геенну огненную. А что, если лучший друг, который «близок вам» и с которым вы собираетесь провести прекрасный день на пляже, снимет майку и обнажит тело, о котором вы мечтали все то время, пока его не было? Что, если невинный день на
