Затем он кивнул, и я удалился. На рассвете следующего дня мы аккуратно занесли гроб в железнодорожный вагон и прикрыли его венками. Сержант Вёрндл был готов отправиться в свой последний путь домой. Все сопровождавшие отсалютовали, отдав дань памяти товарищу, и мы вместе с Рольфом Глогнером вскарабкались в вагон. Этот обычно беспечный капрал сейчас все больше молчал, подавленно склонив голову над сигаретой. В багажном отделении лежали две наши кожаные сумки, а также принадлежности Алоиза в двух портфелях, и у меня но спине побежали мурашки от мысли, что может случиться, что вот так же будут лежать чемоданы с моими вещами и двое товарищей будут так же молчаливо сидеть на своих местах. Словно прочитав мои мысли, Глогнер произнес:
– Ты отвезешь меня домой, когда это случится, а, лейтенант?
Его голос оторвал меня от мрачных мыслей.
– Такого больше не произойдет, – ответил я.
– Что-то слабо в это верится. Сначала Пёхс, теперь Вёрндл! И погибли не в бою, ни за что! Я уже начал задумываться, останется ли кто из нас к тому времени, когда придется участвовать в настоящем сражении?
– Да, но если уж этому суждено случиться, то какая разница, погибнем мы так же или будем сбиты англичанами. Ведь рано или поздно все равно умрешь!
Но молодой капрал, чуть ли не годившийся мне в сыновья, не согласился бы с этим:
– Я хочу знать, где и когда меня подобьют! Существует очень даже большая разница, умру ли я геройски, получив пулю, или погибну нелепо, неудачно приземлившись, как Вёрндл, сломав себе шею!
Рис. 7. «Спитфайр»
Через два дня останки Алоиза Вёрндла были захоронены в промерзшей земле на кладбище Ахау. В низине долины молчаливые горы отражались в серебряно-голубых водах Чимзе-Лейк, и маленькая деревенская церквушка одиноко стояла на скале. Алоиз Вёрндл был дома.
Спустя какое-то время после несчастного случая с Вёрндлом главной проблемой в Бад-Цвишенане стало то, как обеспечить быстрый слив топлива из баков в случае аварии. Сам Шпёте был первым из нас, кто стал предлагать решение этого вопроса.
Затаив дыхание мы следили за ярким хвостом, протянувшимся по небу, который оставил самолет Шпёте, и с нетерпением ждали, когда он приземлится. На посадку он заходил так же, как и Вёрндл в своем последнем полете. Самолет пересек взлетное поле, находясь на высоте приблизительно в тысячу метров, а потом зашел на поворот и начал снижение. И снова мы все хором выкрикнули «Скольжение на крыло!», но на этот раз нас будто услышали, так как наш инструктор умело опустил левое крыло машины и выровнял самолет. Он снижался аккуратно, чуть приподняв нос, и вот отличная посадка… но нет! Шпёте пронесся мимо нас. Мы знали, что его баки должны быть почти пустыми! Он летел слишком быстро и уже готовился к повторной попытке, чтобы сесть. Все это сильно напоминало ситуацию с Вёрндлом! «Комета» подскочила в воздухе, полетела вниз с душераздирающим воем, опять внезапно взмыла вверх, а потом уже упала, пробороздив поле и разбросав комья земли. Резко дернувшись, она остановилась, задрав хвост высоко вверх. Это был конец! Взрыв должен был произойти в тот момент, когда машина перевернется на спину. Но произошло что-то невозможное. «Комета» постояла несколько секунд на носу и затем медленно опустилась назад.
Приближаясь на машине к месту падения, мы увидели, как наш инструктор выпрыгнул из кабины, как будто сам черт оказался рядом с ним на сиденье, и сломя голову побежал прочь от самолета, вокруг которого уже начало образовываться зловещее облако дыма. За очень короткое время пожар был потушен, и опасность миновала. Сам Шпёте не проронил ни слова, когда мы добрались до него. Он просто смотрел на огонь, не в силах отвести взгляд. В этом чертовом истребителе совершенно не работала система слива топлива. Кто-то допустил ошибку в разработке, и очень серьезную ошибку, и за это должен был понести серьезное наказание!
Мы начинали привыкать к неприятным сюрпризам вроде этого, и только после того, как прошло наше бешенство и гнев немного поутих, мы смогли обсуждать ситуацию объективно.
Мы подкатили к большому ангару, где Ортзен и Отто Бёхнер, который после Смерти Йозефа занял его место офицера по технике, как раз занимались тем, что изучали разбитый самолет Шпёте. Очевидно, двигатель заглох на высоте восьми тысяч метров, но в баках оставалось еще довольно много топлива, и причина, по которой оно не сгорело, оставалась неизвестной. Были различные предположения, но ничего конкретного. Были предприняты попытки опустошить баки через шланги. Они оказались успешными. Когда мотор завелся, топливо моментально начало сжигаться. К сожалению, эта система не функционировала достаточно хорошо в условиях полета.
Отто и Эл работали отчаянно, засучив рукава, а Бёхнер уже покусывал свою лохматую бороду, пытаясь решить проблему – Шпёте нужен был ответ на вопрос, и быстро! В тот же самый день вторая «комета» стояла возле ангара, ожидая своего пилота. Он знал, что эта машина тоже не имела устройства по сбрасыванию топлива, но он хотел исследовать проблему и принять превентивные меры до того, как случится еще одна трагедия.
Взлет прошел нормально, и очень скоро «комета» Шпёте уже чертила полосы на небе. Она исчезла из вида, а затем мы едва уловили ее след, который сейчас виднелся еще на большей высоте, чем в предыдущем полете. Очень скоро он стал спускаться вниз, как метеор, а потом, сделав пару кругов над полем, пошел, наконец, на снижение. И вновь мы затаили дыхание. Он сел идеально, но сейчас из-за ледяной корки он продолжал нестись по нолю с чудовищной скоростью. Вроде все шло нормально, но тут произошло что-то уже совсем неожиданное. Крышка кабины открылась, и пилота подкинуло в воздух, ударило о крыло, и он отлетел на землю. А самолет понесло дальше, со скоростью больше чем сто километров в час! Механик, стоявший рядом со мной, перекрестился, и я сделал то же самое автоматически. В этот момент самолет перевернулся на спину и растворился в искрах, которые полетели во всех направлениях.
Мы обнаружили Шпёте лежащим без сознания на промерзшей земле, и тонкая струйка крови текла у него из затылка.
– Черт, я увидел так много за один день, – пробормотал Фритц Кельб, когда они несли командира. – Надо быть круглым дураком, чтобы дважды за один день попасть в подобную историю!
– Оставьте его в покое, – отозвался кто-то. – Он знает, что делает, и слава богу, что он не повторил прежних ошибок.
Пока мы поспешно ужинали, Хильда Дикерхоф, жена старшего штабного доктора, позвонила нам и сообщила, что состояние командира удовлетворительное. У него выявили сотрясение мозга, но оснований для беспокойства нет. На звонок отвечал я, и Хильда сказала, что если я не очень занят, то могу вместе с Лангером и Кельбом прийти к ним. Также она упомянула, что Ханна Рейч будет там. Дом Дикерхофов стоял в Бад-Цвишенане и служил пристанищем любому из нас, кто хотел провести вечер в дружеской обстановке. И эта атмосфера была создана не только благодаря винному погребу Гельмута Дикерхофа и превосходному умению Хильды готовить. Эти люди располагали к себе, и в их доме было спокойно и просто.
