Пока мы поспешно ужинали, Хильда Дикерхоф, жена старшего штабного доктора, позвонила нам и сообщила, что состояние командира удовлетворительное. У него выявили сотрясение мозга, но оснований для беспокойства нет. На звонок отвечал я, и Хильда сказала, что если я не очень занят, то могу вместе с Лангером и Кельбом прийти к ним. Также она упомянула, что Ханна Рейч будет там. Дом Дикерхофов стоял в Бад-Цвишенане и служил пристанищем любому из нас, кто хотел провести вечер в дружеской обстановке. И эта атмосфера была создана не только благодаря винному погребу Гельмута Дикерхофа и превосходному умению Хильды готовить. Эти люди располагали к себе, и в их доме было спокойно и просто.
Это был не первый мой визит к Хильде и Гельмуту, да и Фритц с Гербертом чувствовали то же самое, что и я. Дикерхофы по возрасту могли бы быть нашими родителями, и мы называли их «мадам доктор» и «герр», и из наших уст это звучало так, как если бы мы называли их «тетя» и «дядя». Ни в радости, ни в печали Хильда никогда не теряла своего обаяния.
– Ну, что вы думаете о Шпёте? – Это были первые слова, с которыми она встретила нас, как только мы показались на пороге. – Ему исключительно повезло. Да он просто в рубашке родился! Поразительно, что ему удалось выпасть из самолета на такой скорости и при этом остаться в живых. Я думаю, что на его месте я бы просто вжалась в сиденье и зажмурила глаза.
– Сделать так значило бы остаться там навсегда! – сказал Фритц Кельб.
Доктор Дикерхоф приехал домой ненадолго из Ольденбурга.
– Командир всем передает привет, – сказал он, – а еще просил вас выпить бутылку за его сегодняшнее везение.
Затем он достал бутылку какого-то очень крепкого напитка, и мы распили ее, провозгласив тост за нашего шефа. Мы слышали, что к нему вернулось сознание на пути в госпиталь, и он сразу же принялся ругать всех вместе и каждого в отдельности. Он говорил, что с ним не произошло ничего серьезного, и настаивал, чтобы его отпустили обратно.
Во время отсутствия Шпёте Пиц принял на себя его обязанности и подготовил нас одного за другим к нашему первому самостоятельному старту на «комете». Спустя три недели воспоминания об инциденте немного поутихли. Это был неудавшийся старт, и «Ме-163В» разбился, но пилоту повезло, так как его выбросило раньше, чем самолет взорвался. Не считая этого случая, наши дни проходили в приятно-волнительных хлопотах, и точно через три недели командир вернулся к нам из госпиталя. Нет нужды говорить, как мы отпраздновали его возвращение, а уже на следующий день он отправился на встречу с высшим руководством в Берлин.
Сразу же после отъезда Шпёте произошло событие, которое сильно повлияло на нас, в очередной раз подчеркнув, какой страшной, разрушительной силой обладает «комета». Незадолго до обеда «Ме-163В» был готов совершить свой обычный полет, и техники занимались предстартовой проверкой. В какой-то момент наступила суматоха и Вальтер, который должен был лететь на «Ме-163В», торопился занять свое место в кабине. Пиц сказал, что выйдет с ним на связь через десять минут после взлета, а потом рассказал нам о новом противоперегрузочном костюме, выдерживающем давление, который должен быть протестирован в скором времени, и если испытания пройдут успешно, то это даст возможность подниматься на еще большую высоту. Нашу мирную беседу прервал свист, похожий на удары хлыста, только сильнее в несколько раз, и было ощущение, что воздух сейчас взорвется. В следующую же секунду мы оказались повергнутыми в шок. «Комета» взорвалась прямо на взлете.
– Вальтер! – закричал кто-то. Потом все мы побежали к нему так быстро, как только наше снаряжение могло нам позволить. Ужасная картина предстала перед нашими глазами. Там, где всего лишь минуту назад стояла «комета», готовая к взлету, сейчас не было ничего, кроме темного пятна на земле. Остатки самолета разбросало в радиусе нескольких сот метров – ничего не осталось от новенького истребителя. Горечь подступила к горлу, когда мы увидели окровавленные сухожилия и кости, прилипшие к куску металла, который, похоже, являлся фонарем кабины. Потом один из техников позвал нас к месту, находившемуся в восьмидесяти метрах от взрыва; там он обнаружил голую, оторванную ниже колена ногу. Это все, что осталось от нашего Вальтера!
Как могла произойти такая трагедия? Это был тот случай, когда никакие объяснения не поддавались логике. Возможно, произошла утечка горючего, может, небольшая трещина, поломка, но сейчас это не имело значения. Смерть снова запустила свои костлявые пальцы в нашу спокойную жизнь. Никогда до этого мы так четко не осознавали, насколько страшной силой обладало горючее. Мы просто стояли в тишине, чувствуя гнев, отвращение и страх, а самое главное – мы были беспомощны, от нас ничего не зависело. Появился медицинский персонал. Они положили оторванную ногу и остатки костей на носилки. Еще пятнадцать минут они осматривали территорию, но больше ничего не нашли. Затем они аккуратно поместили носилки в машину и уехали. Находясь в оцепенении, мы начали собирать обломки самолета Вальтера, пытаясь угадать, чему принадлежит та или иная часть. Все, что можно было поднять, мы сложили в грузовик, и все!
Днем того же дня меня отправили собрать личные вещи Вальтера. Сержант помогал мне. Фотография красивой девушки; пачка писем; фотография брата, одетого в военную форму и вставленная в серебряную рамку, перетянутую черной лентой!.. Громким голосом я перечислил все предметы сержанту, который внес их в список:
– Восемь носовых платков, четыре пары носков, одна пара гражданских брюк, коричневых в белую полоску, четыре фуфайки…
Когда небольшой чемодан был собран, я подумал про себя, что все, что осталось от Вальтера, это опустевшая комната. Все, чего мне хотелось, так это напиться.
На следующее утро я пошел на встречу с командиром, который к тому времени вернулся из Берлина. Я должен был доложить о приготовлениях похорон Вальтера, но на пути к его кабинету я встретил Ханну Рейч. У нее были заплаканные глаза или я ошибался? Сухо кивнув мне, она пронеслась мимо, и в этот момент в ней не было ничего общего с той Ханной, которую я знал. Шпёте выглядел нервным и слегка больным, когда я вошел. В воздухе чувствовалась напряженность, но возможно, мне так показалось.
Произошедшее трагическое событие отразилось на всех. Я отдал честь и сделал доклад.
– Спасибо, лейтенант, – грубо произнес Шпёте, – но в этот раз кто-нибудь другой будет сопровождать гроб. В расписании на завтра ваш полет назначен на десять часов утра. Погода позволяет.
– Есть!
– Сегодня вечером ваш самолет будет готов, лейтенант. Капитан Опитц полетит первым, а затем – ваша очередь. Сегодня вечером можете пойти на концерт, послушаете Бетховена. В канцелярии на столе найдете два билета.
